Статуя сексуальной свободы

Унизительную процедуру департации из супружеской постели Гришка один раз сегодня уже пережил, не получив от этого ни малейшего удовольствия. Впрочем, он сам разозлил Дусю. Нечего было вопреки желанию жены отправляться на ночную рыбалку! Тем более не следовало для похода на реку обувать новые резиновые сапоги, которые Дуся прикупила для себя лично, специально, чтобы щеголять в них на грядках в садово-огородном кооперативе. Конечно, вернись Гришка с рыбалки с полным ведром отборных карасей, Дуся отнеслась бы к его инициативе с большим пониманием, но горе-рыболов не поймал ни единого сазанчика. Зря только замерз, как цуцик, и измазал грязью и речным илом Дусины новые сапоги. Правда, по возвращении домой он сразу же вымыл их щеткой с мылом и повесил сушиться во дворе, но разгневанную Дусю это нисколько не растрогало. Она встретила скользнувшего под одеяло супруга ударом крепкого крутого бедра, и Григорию не осталось ничего другого, кроме как нервно курить у окна, ожидая, пока Дуся уснет и ослабит бдительность.

Плюгавую бабенку, которая закуклилась в шерстяной платок, как зябкая мумия, Гришка разглядел не сразу. В тумане она ни цветом, ни очертаниями не отличалась от чахлых кипарисов, высаженных Дусей по углам клумбы и заботливо одетых на зиму в серые полотняные мешки. Когда ложный кипарис двинулся вдоль штакетника, Гришка приписал это явление воздействию водки, которую он начал пить еще в процессе незадавшейся рыбной ловли. И лишь когда бабенка сдернула с ограды священные Дусины сапоги, Козулькин понял, что их с супругой нагло и беззастенчиво грабят.

— А ну, надень обувь назад! — привстав на цыпочки, зашипел он в форточку.

Вороватая тетка его не услышала и, возможно, поэтому надела обувь обыкновенно, на ноги. Затем она потопала обутой в сапожок ногой по лужице, крякнула от удовольствия и зашагала себе дальше.

В принципе, Гришка мог бы проорать наглой бабе простой и понятный приказ на общеупотребительном матерном языке, но в данный конкретный момент он боялся повышать голос из опасения разбудить вспыльчивую супругу. Дуся не стала бы разбираться, по чьей вине она потеряла новые сапоги и мирный сон, накостыляла бы по шее своему дорогому и близкому мальчику для битья — то есть мужу. Набросив поверх пижамы куртку и сунув ноги в башмаки, Григорий выскочил из дома и припустил вдогонку за воровкой.

На улице он тоже не стал кричать, но уже по другой причине — чтобы не предупреждать преступницу о погоне. Эта тактика себя оправдала: преследователь обрушился на сутулую спину Рюмки совершенно неожиданно для нее. Зато начиная с этого момента оба орали, не закрывая ртов.

— Ах ты, гадина! — ругался Гришка, пытаясь ухватить верткую Рюмку за ногу в ворованом сапоге. — А ну, отдай! Отдай!

Рюмка, с пьяных глаз вообразившая, будто на нее, сильно похорошевшую в обновах, напал насильник, отбрыкивалась и истошно вопила:

— Помогите, люди добрые-е-е!

Против обыкновения, добрые люди появились без промедления. Милицейская патрулька вынырнула из тумана, уютно рокоча мотором и любопытно сверкая фарами. Младший сержант Дорожкин приоткрыл дверцу, некоторое время с весьма умеренным интересом понаблюдал любительский бой уличных боксеров в весе мухи, никакого внимания к своей персоне не дождался и, наконец, лениво гаркнул:

— А ну, цыц, вы, оба!

И в наступившей тишине устало спросил:

— В чем дело, граждане?

— Воровка! — вскричал в ответ Григорий и исхитрился сдернуть сапог с правой ноги зазевавшейся Рюмки, на основании чего та выдвинула встречное обвинение:

— Насильник! Вишь, раздевает меня!

— Да кому ты нужна, чучело! — завопил Гришка и нацелился на левый сапог.

Рюмка снова завизжала, как зубоврачебная бормашина на высоких оборотах. Младший лейтенант Дорожкин под наплывом неизбывных воспоминаний детства неуютно поежился.

— Саня, давай пока повяжем обоих, а там разберемся! — болезненно морщась, из-за руля крикнул Дорожкину его напарник.

Он вылез и помог младшему лейтенанту затолкать накрепко сцепившихся спарринг-партнеров в милицейский «бобик».

Новый телефонный слизень заголосил рано утром, в самом начале восьмого. Папуля уже не спал, возился на кухне. Он снял трубку и вскоре постучал в мою дверь:

— Дюша, это тебя!

Зевая, я вышла из комнаты и приняла из рук в руки упругий зеленый хвост:

— Слушаю.

— Это Инна? — заискивающе спросил женский голос. — Я насчет того носка. Это я, я потеряла! Можно его забрать?

— Какой носок? — я не поняла, о чем речь.

Клянусь, я не притворялась, я и впрямь забыла о своей вчерашней находке.

— Ну, носок с деньгами! — моя собеседница заволновалась. — Ты же Инна? Тут так и написано: звонить Инне. Что, нашла мои деньги и решила не отдавать?!

— Ах, этот носок! — я снова зевнула. — Говорите, сколько у вас там было денег?

Кто бы что обо мне ни думал, я не дурочка. Разумеется, я не собиралась отдавать бесхозный кошель первому, кто позвонит, без всякой проверки.

— Ну… Рублей сто, наверное? — с надеждой предположила женщина. — Или, может, пятьдесят?

— Еще есть версии? — холодно поинтересовалась я.

— Ну, рублей двадцать хотя бы! — взмолилась она.

— Все с вами ясно, гражданка. Освободите линию! — сурово потребовала я. И добавила специально, чтобы окончательно отбить у непорядочной тетки всякое желание продолжать разговор: — Тут вам милиция, а не балаган!

Гудки в трубке послышались раньше, чем я закончила фразу. Очень довольная тем, как я отшила мелкую мошенницу, я вернулась досыпать, но не успела даже улечься.

— Дюша, снова тебя! — позвал папуля.

— Небось, опять Инну спрашивают? — шепотом уточнила я, принимая трубку.

Папуля кивнул. Тогда я нарочито сердито кашлянула и строгим голосом с обилием не свойственных мне басов проревела в трубку:

— Следственный отдел, слушаю!

Второй желающий общаться с Инной потерялся мгновенно, но на смену ему почти сразу же пришел третий. За полчаса я повторила звучное словосочетание «следственный отдел» еще четыре раза и стократно прокляла свою редкую порядочность. Зачем я написала это дурацкое объявление? Зачем вообще взяла фаршированный пятаками носок? Денег в нем всего-то две с половиной сотни, и те чужие, а хлопот на целый миллион, и все мне!

Я представила, что проведу целый день в обнимку с телефонным слизнем, повторяя, как заведенная: «Следственный отдел, следственный отдел!», и поняла, что к вечеру свихнусь. И что тогда? Во-первых, меня уволят из рекламного агентства. Там психи-сотрудники не нужны, хватает чокнутых клиентов… Во-вторых, никто на мне не женится, даже Денис Кулебякин. В самом лучшем случае, капитан возьмет меня не замуж, а на работу — как раз в следственный отдел, автоответчиком!

Вообразив свою дальнейшую безрадостную жизнь, я очень расстроилась и едва не заплакала. Добрый папуля, одеваясь к выходу, поглядывал на мою унылую физиономию с нескрываемым беспокойством и наконец не выдержал: