Статуя сексуальной свободы

Брови у нее были кустистые, большие. У нее все было большое: большое рыхлое тело, большой шиньон на макушке, большой мясистый нос, а на нем большие очки в такой массивной костяной оправе, словно ее сделали из черепахи, застреленной дуплетом из двустволки.

— Повадились вредители пакостить! — директриса тряхнула большими отвисшими щеками, как рассерженный бульдог, и решительно придвинула к себе телефон.

Она продела толстый указательный палец в дырочку на телефонном диске, царапнула крепким ногтем цифру «ноль», провернула диск и сноровисто переставила палец в дырочку с «двойкой».

— Позавчера какой-то гад расписал дверь краской из баллончика, вчера кто-то фонарь над дверью расколотил, а теперь, значит, у нас происходит порча наглядной агитации и рекламных материалов! — бурчала Пална.

Дождавшись ответа, она сразу же повысила голос:

— Алло, милиция?!

— Привет! Что случилось? — с порога спросила я Трошкину.

— Доброе утро, Аллочка! Позавтракаем вместе? — прощебетала мамуля, вручая той миску с теплыми оладушками.

Званый завтрак как хороший повод для раннего визита к подружке придумала я. Раньше времени расстраивать мамулю смутными тревогами я не стала, решила предоставить это Трошкиной.

— О, что-то вкусненькое! — пошевелив носом над полотняной салфеткой, укрывающей картофельно-яблочные драники, сказала Алка и понесла миску на кухню. — Тогда сначала покушаем, а потом поговорим.

— Боишься, что у нас пропадет аппетит? — наступая ей на пятки, шепотом спросила я.

Эта опасность казалась маловероятной. У меня лично аппетит пропадает даже реже, чем чувство юмора.

Мы расселись за столом, покрытым клеенчатой скатеркой в прелестных ромашках, и со вкусом позавтракали. Трошкина была молчалива, но кушала хорошо. Однако, как только из миски ушел последний оладушек, Алка тяжко вздохнула, поднялась из-за стола и ушла в комнату, даже не сказав свое обычное: «Спасибо, все было очень вкусно!»

— Аллочка чем-то расстроена? — облизнув испачканные сметаной пальчики, спросила мамуля.

— Боюсь, сейчас мы разделим ее чувства, — пробормотала я, спешно переставляя посуду со стола в мойку.

— Вот! — Трошкина вернулась и накрыла веселенькие ромашки развернутой газетой. — Это «Вечерний курьер». Почтальон принес мне его сегодня утром.

— Поэтому ты расстроена? — Я ободряюще улыбнулась подружке. — Трошкина, я тебя не узнаю! Конечно, «Вечерний курьер», который приходит по утрам, — это ненормально, но огорчаться из-за того, что ты узнала городские новости с двенадцатичасовым опозданием, все-таки не стоит. Что такого важного ты могла пропустить?

— Это! — Алка постучала пальчиком по статье на половину полосы.

— «Призрак ждал любимую под водой!» — прочитала я неуклюжий и глупый заголовок.

— Черт! — бледнея, беспомощно сказала мамуля.

Я заметила, что она водит глазами по строчкам газетного столбца, и тоже стала читать материал. Прочитала первое предложение и тоже сказала:

— Черт!

Статья была скандальная, и без чертовщины в ней, действительно, не обошлось. Автор — некто Г. Изрядный — с охами и ахами повествовал о вчерашней трагедии в бассейне, вдохновенно и беззастенчиво перевирая факты. Неоднократно повторяя словосочетание «смерть в бассейне», он ни разу не обмолвился о том, что гражданка Петрачкова не утонула, а была задушена. Не был упомянут и тот факт, что тело гражданки Петрачковой было обнаружено не собственно в воде, а в раздевалке. Про шкафчик тоже ни гу-гу! Зато господин Г. Изрядный, имя которого рассвирепевшая мамуля предложила расшифровывать как «Гад», со вкусом и смаком пересказывал замшелый бассейновый фольклор — сомнительную историю о некоем молодом пловце, подававшем большие надежды, но скончавшемся на голубой дорожке от разрыва сердца в разгар подачи этих самых надежд. Имя этого прекрасного спортивного принца Г. Изрядный не упоминал, но намекал на его близкое знакомство с покойной Марией Петрачковой. Вроде когда-то у них был роман, который оборвала трагическая смерть юноши. И вот — представьте себе такое роковое совпадение! — прошло энное количество лет, и бедная Маша нашла свою погибель в том же самом бассейне!

Далее господин Изрядный прозрачно намекал на активное участие в печальной судьбе Машеньки потусторонних сил в лице призрака ее бывшего возлюбленного. Автор вскользь упоминал некий «авторитетный источник», якобы подтвердивший, что Привидение Пловца нынче имеет обыкновение слоняться безлунными ночами по помещениям водно-спортивного сооружения. Мол, в женской раздевалке его кое-кто видел буквально вчера!

— То есть позавчера, — машинально пересчитала я, вспомнив, что Алка получила «Вечерний курьер» с большим опозданием. — Кажется, я знаю, кто мог сойти за Призрачного Пловца!

— Руперт, кто же еще! — кивнула Алка. — Но это не главное, ты дальше читай.

Под занавес Г. Изрядный расхожей цитатой из Шекспира уел мудрецов, которым не снилось многое из того, что есть на свете, после чего неожиданно обнадежил любителей страшных тайн. «Жуткая загадка, которую скрывают прозрачные воды бассейна, заинтересовала знаменитую писательницу Басю Кузнецову, которая всюду ищет и находит сюжеты для своих новых романов, — бодро врал Изрядный. — Возможно, вскоре поклонники произведений госпожи Кузнецовой смогут познакомиться с ее версией мистической смерти юной девушки».

— Юная девушка? — хмыкнула я. — Да Петрачковой было почти тридцать лет, и какое-то время из них она была замужем!

Мне самой совсем недавно стукнуло тридцать. Правда, я еще не была замужем и, видимо, поэтому ощущала себя гораздо моложе.

— Ну и трепло этот Изрядный! — с отвращением сказала мамуля, дочитав статью.

— Может, потребовать от газеты опровержение? — задумалась Алка.

— И что они напишут? — скривилась мамуля.

К нынешним газетам она относится без уважения. Считает, что в них вранья больше, чем в ее ужастиках.

— Пусть напишут, что писательницу Кузнецову история о привидениях в бассейне ничуть не интересует, — предложила Алка.

— Но ведь я обзвонила с полдюжины людей с вопросом: «Кто видел, кто знает второй труп?»! — напомнила мамуля.

— Ну и что? — вступила в разговор я. — Почему нас вообще должна волновать эта глупая писанина? Конечно, мамуля, я понимаю, тебя беспокоит, что общественность с подачи доктора Пряникова и этого гада Изрядного может решить, будто ты психически неуравновешенная личность…

— Да ерунда! — широко отмахнулась она, заодно сметя за стола пустую миску из-под оладьев.

Та грохнулась на пол с густым малиновым звоном, но возвысившая голос мамуля его запросто заглушила:

— Меня гораздо больше беспокоило то, что я на самом деле могу оказаться психически неуравновешенной личностью!

— А разве эта опасность уже миновала? — осторожно поинтересовалась Трошкина, в ожидании мамулиного ответа благоразумно задержавшись под столом, куда она полезла за упавшей миской.

— А, ты же не знаешь наших новостей! — оживилась я. — Мы с мамулей пришли к выводу, что второго трупа в раздевалке не было!

— И как же это реабилитирует Варвару Петровну? — спросила Алка, вынырнув из-под скатерки и послав насупившейся мамуле извиняющуюся улыбку.

— Это реабилитирует ее полностью! — заявила я, приобняв родительницу, чтобы поддержать ее и ободрить. — Теперь мы склонны думать, что в шкафчике сидел не труп, а живой голый мужик!

— Живой голый мужик в женской раздевалке? Странно! — удивилась Алка. — Но что он там делал?