Статуя сексуальной свободы

— Детка, я иду в гастроном. Тебе ничего не надо? Может, хочешь шоколадку или мороженое?

Волшебное слово «гастроном» отозвалось в моем организме всплеском умственной активности. Я мгновенно сообразила, что именно мне действительно необходимо, и горячо попросила папулю сорвать со стены магазина объявление, причиняющее мне столько неудобств в настоящем и грозящее разрушить мою жизнь в ближайшем будущем. Папа пообещал мне помочь, ушел, и вскоре звонки алчных граждан в самозванный следственный отдел прекратились.

К сожалению, к этому моменту мне уже расхотелось спать. Я пошла в кухню и с удовольствием обнаружила в обмотанной полотенцем кастрюле свеженькие картофельно-яблочные оладьи с корицей и черным перцем. Этот свой шедевр «из раннего» папуля-кулинар лет за пять довел до совершенства и частенько готовит нашему семейству на завтрак. Я решила приступить к трапезе, не дожидаясь папулиного возвращения из гастронома со свежей сметаной. Поставила на огонь чайник, и вскоре на его бодрый свист пришла мамуля. Она была свежа, как утренняя роза, и бодра, как трель жаворонка.

— О, готовы оладушки? — мамуля потерла руки и потянулась за чашкой.

В этот момент снова зазвонил телефон. Я неохотно пошла в прихожую, сняла трубку и уныло пробасила:

— Следственный отдел!

— Ой, кто это? — оробела Трошкина.

— Алка, это ты? — Я обрадовалась и заговорила своим нормальным голосом: — Не обращай внимания, это я так шучу.

— Значит, ты еще ничего не знаешь, — подружка мой легкомысленный тон не поддержала. — И Варвара Петровна не знает?

Трошкина была серьезна, даже озабочена. Мне стало ясно, что то знание, которым она, в отличие от нас с мамулей, уже обладает, не принесло ей ни малейшей радости. Это пугало. Я оглянулась на мамулю. Счастливая, как дитя, она перебрасывала с ладошки на ладошку горячий оладушек и старательно дула на него, пуча щеки, как играющий на рожке амурчик. Было ясно, что она-то уж точно никаких плохих новостей не получала. Пока. Я знала, что за Алкой не заржавеет нарезать правду-матку на три порции.

Я не ошиблась.

— Спускайтесь ко мне, — оборвал затянувшуюся паузу в разговоре встревоженный голос Трошкиной.

Борис Акимович Кузнецов шагал по тропинке к гастроному, церемонно раскланиваясь со знакомыми, беззаботно насвистывая и игриво помахивая сумкой. Утро было серым, туманным, но обещало позже превратиться в ясный день. Бориса Акимовича это радовало. Ближе к обеду он собирался опробовать модернизированный рецепт клинкового сыра, который в идеале нужно было вывешивать на просушку не в закрытом помещении, а на свежем воздухе. По этой причине атмосферные осадки представлялись Борису Акимовичу крайне нежелательными.

На подходе к гастроному кулинар-изобретатель остановился, поднял глаза к небу, припомнил свой экспериментальный рецепт и мысленно еще раз произвел расчеты, в результате которых убедился, что творога нужно покупать не три кило, а все-таки три двести. За этим важным делом Борис Акимович едва не забыл о просьбе дочки сорвать со стены гастронома листовку с комплексным объявлением о наборе грузчиков и возврате носков. Его память освежило появление в поле зрения двух бойких девиц с кипами концертных афиш. Одна девица внахлест ляпнула на стену пару красно-белых плакатов, другая следом прилепила одну бело-синюю афишу. Близорукий Борис Акимович не разобрал, что на них написано, разглядел только общую цветовую гамму. Вспомнив о дочкином наказе, он торопливо охлопал себя по карманам и огорчился:

— Ай-яй-яй! Очки-то я забыл!

Без очков нечего было надеяться прочесть текст и таким образом отыскать нужную листовку, однако Борис Акимович — бывший военный — не привык отступать перед трудностями и обманывать ожидания любимой дочери. Он всегда выполнял свои обещания, а преграды брал штурмом. Отставной полковник упрямо выпятил подбородок, немного подумал и принял решение:

— Если нет возможности провести точечную бомбардировку, проведем ковровую!

Это означало, что придется потрудиться и оборвать со стены все бумажки до последней, вне зависимости от их цвета, размера и содержания, выяснить которое, увы, не представлялось возможным. Борис Акимович скрутил матерчатую сумку в клубок, затолкал его в карман, подвернул манжеты куртки и таким образом максимально освободил руки для предстоящей работы.

— Начнем наступление ударом с правого фланга! — постановил он и решительно направился к означенному углу гастронома.

У служебного входа магазина расслабленно курили водитель хлебного фургона Саша и худосочный испитой мужичонка — единственный гастрономовский грузчик Миша. Они только что закончили разгружать машину и теперь наслаждались заслуженным отдыхом, который у Миши обещал быть непродолжительным: вот-вот должен был подъехать фургон молкомбината.

— Блин, запарился я за двоих ишачить! — часто пыхая горячим дымом, жаловался упитанному флегматичному Саше хилый и желчный Миша. — По штату нам тут положено два грузчика, но Ваську Коноплева как уволили за кражу, так на его место никто и не просится.

— Пусть ваша Пална объявление даст, — безразлично посоветовал Саша.

— Да вон они, объявления, в ряд на стене висят, никому не нужные! — Миша махнул было на указанные объявления и вдруг заметил гражданина, проявляющего к листовкам откровенно нездоровый интерес. — Я не понял, что там делает этот типан в шляпе?

Типан в шляпе, он же — отставной полковник Борис Акимович Кузнецов, аккуратно поддел краешек первого в ряду объявления хвостиком металлической расчески, с треском разлучил бумагу со штукатуркой и поискал глазами мусорную урну. Не найдя таковой, он вынул из кармана мягкий ком, развернул матерчатую сумку, сунул в нее первое сорванное со стены объявление и потянулся за вторым.

— Может, он как раз в грузчики наняться хочет? — предположил Саша. — А объявления обрывает, чтобы избежать конкуренции!

— В такой шляпе — в грузчики? — с сомнением проговорил Миша, собственную голову которого укрывала грязно-синяя вязаная шапочка с растрепанным желтым помпоном, похожим на канарейку, истерзанную кошкой.

Словно подтверждая сомнения грузчика, импозантный Борис Акимович переместился на шаг влево и дернул за отставший краешек свеженаклеенную афишу, зазывающую горожан на концерт знаменитого певца Ковбаскова. Стало ясно, что объявлениями о найме грузчиков странный интерес типана в шляпе к прокламациям не ограничивается.

— Что-то не помню я такой звезды эстрады! — не в тему пробормотал водитель хлебного фургона. — Кто такой этот Ковбасков?

Тут Борис Акимович с легкостью оборвал одну бело-синюю и пару красно-белых афиш, небрежно прилепленных внахлест, одна на другую, и выяснилось, что гастрономической фамилией Ковбасков расклейщики афиш наградили певца Баскова.

— Знаю такого! — водитель Саша вздохнул с облегчением.

Грузчик Миша, наоборот, набычился и повторил:

— Это что же он, получается, делает?

— Может, макулатуру собирает? — предположил Саша, наблюдая, как аккуратный Борис Акимович запихивает скомканные афиши в поместительную хозяйственную сумку.

— Получается, он лишает меня последней надежды! — с растущим возмущением воскликнул Миша. — Если не будет объявлений, откуда возьмется новый грузчик?!

Он выплюнул окурок, злобно затоптал его и побежал в подсобку жаловаться на происходящее грозной женщине — директрисе Ольге Павловне.

— Срывает объявления? — подняла брови Пална.