Ставка больше, чем мир

Менее года назад отстроенный семьей Кельх особняк был выставлен под заклад в январе, когда Варвара Петровна, своевольная и принципиальная наследница хозяина Ленских приисков, бросив уличенного в неверности мужа, а до кучи и нажитых с ним детей, укатила на ПМЖ «до городу Парижу». Понимая, что средств на широкую жизнь катастрофически не хватает, Александр Федорович Кельх с легкой душой решил расстаться с только что построенным шикарным строением в стиле французского ренессанса с небольшим дворовым флигелем «под готику». Тем более что никаких теплых воспоминаний, связанных с этим зданием, его душу не отягощало.

Когда сегодня утром Батюшин привез к его парадному обалдевшего Василия и онемевшую до столбняка Верочку, бывший хозяин самолично встретил их, напоил чаем и любезно согласился остаться на какое-то время, чтобы провести новую хозяйку по помещениям особняка, рассказывая и показывая, что тут к чему. У Балка времени на экскурсию не было – председатель на одиннадцать часов назначил «большой сбор» по поводу приемки дел от начальства столичных охранных управлений. Так что очное знакомство со своими новыми стенами, практически официально закрепляющими за ним статус «фаворита его императорского высочества», предстояло именно сейчас.

«Да, отсидеться до поры до времени в теньке у меня не получилось. Приходится нырять в эту светскую помойку сразу и вниз головой. Не удивлюсь, что про наши с Мишкиным отношения уже завтра в столичном бомонде начнут трепать с пикантным голубым налетом, тем более что государь регент вознамерился немедленно представить меня своей матушке и прочей родне. И самое поганое в этом, что с разными подонками, распускающими подобные слухи, мне придется ручкаться или даже им кланяться. Ибо среди них будут и господа Романовы. Эх, жизнь моя – жестянка…

Но ведь во всем должны быть и свои светлые стороны. В конце концов, даже Вадик сумел здесь прижиться. В таком положении вещей есть и свои плюсы. Какой смысл мне рефлексировать? Главное, что сам Зубатов и собранные им мужики производят вполне положительное впечатление. Короче, нужно просто старательно их искать, эти светлые стороны. А не одни только приключения на собственную задницу…»

Верунчик повисла у него на шее, даже не дав Василию скинуть шинель.

– Васенька, милый мой… счастье мое, как же я тебя люблю!.. Я тут без тебя вся извелась и раза три чуть душу Богу не отдала! – оторвавшись наконец от перехватившего дыхание поцелуя, выпалила скороговоркой любимая, прижимаясь к его груди.

– Что случилось, счастье мое? Кто-то посмел тебя напугать?

– Собственная жадность, наверное, – звонко рассмеялась Вера. – Я, когда проводила любезного Александра Федоровича, еще разок решила все тут осмотреть… Вася… но ведь это не флигелек, как ты мне говорил. Это же дворец! А ты хоть представляешь, кто у нас здесь в соседях? Вась, это ведь не сказка? И когда мы завтра проснемся, золотая карета не превратится в тыкву?

– Не превратится, любимая. Честное слово. А завтра… завтра ты у меня рано не проснешься. Сергей Васильевич ждет только после обеда.

– Не обманываешь? Честно-честно?

– Верок. Я так по тебе соскучился…

– Тс-с-с… я тоже. Очень-очень. Но сначала – ужинать. Извини, сама не готовила, до сих пор от такого шока коленки и пальцы дрожат. Сегодня у нас все ресторанное.

– Ха! Молодчинка, толково решаешь проблемки. Сама заказывала?

– Бабушкин с супружницей своей сходил. Я им записку и денежку дала.

– Значит, начинают осваиваться в столице. Это хорошо.

– Слушай! Но если у тебя завтра утро свободное, то, может быть, съездим вместе к бедняжке Катеньке Десницкой, Вась?

– Как она? Ты узнавала?

– Хоть и говорят, что кризис окончательно миновал и жизни ничего не угрожает, но я обязательно должна ее проведать.

– Хорошо. Конечно, съездим. Подруга у тебя отчаянная девочка.

– Вот и славно, счастьице мое, – Верочка быстро чмокнула его в щеку. – А теперь – пошли ужинать.

– Побежали! Я оголодал, как волк. Бурноса с Бабушкиным позовем?

– «Двое из ларца» уже перекусили вообще-то. Такие могучие организмы ждать тебя до десяти физически не могли, им натурально угрожала голодная смерть, – Вера тихонько рассмеялась. – Но что-то мне подсказывает, – они и во второй раз не прочь будут. Сейчас Катюше скажу, она кликнет. Раздевайся пока.

– Хорошо. Как тебе Ванюшина супружница, кстати?

– Умничка. И не робкого десятка тетенька, я тебе скажу.

– Надо думать. Ты бы рискнула за такую глыбу замуж пойти? Девять пудов живого веса ведь…

– На комплимент набиваешься, Васька?

– На поцелуй, радость моя…

– Васенька… милый мой. Ну, подожди-и… дай хоть я покормлю тебя сначала.

– Боишься, что съем?

– Боюс-сь…

И это «боюс-сь» с низким, грудным придыханием… От которого сносит крышу…

* * *

«Удивительно! Совсем такой же взгляд…» – только и успела подумать Катя до того момента, как события вокруг вновь понеслись с той же невообразимой, фантастической быстротой, как и тогда, под Ляояном, когда в глазах очнувшегося, замотанного кровавыми бинтами японского офицера она внезапно прочла, что считать себя раненым и пленным самурай наотрез отказывается…

Позже, вручая девушке Георгия, генерал Келлер, в задумчивости пошевелив своими легендарными усами, вежливо осведомился:

– Милая, да как же вы не напугались-то?

– Не знаю… не успела, наверное… – честно призналась она тогда.

Да и как было успеть испугаться в ту одну-единственную секунду? Ведь не выбей она из руки фанатика уже взведенную бомбочку, их бы разнесло на клочья всех: и японца, и пятерых наших раненых пехотных, и ее с возницей, и лошадей их санитарной двуколки. А так – только одной кобылке и досталось, бедняжке…

«Как тогда говорил адмирал Руднев на владивостокской пристани: ”Война закончена для обывателей, но она не завершена для военных и дипломатов”? Нет, не прав был уважаемый Всеволод Федорович. Ибо забыл он раненых и искалеченных, забыл про нас – врачей и медсестер. Тех, для кого боль и страдания, борьба со смертью и против смерти продолжаются до сих пор…

Но какая же все-таки сучка! Как там, сказали, ее фамилия? Рагозинникова? И ведь говорят, что девушка из хорошей, порядочной семьи. И сама – учится в консерватории. Но не сумасшедшая. Нет. У сумасшедших совсем другие глаза… вот, дрянь…»

Екатерина снова проваливалась в сон. Тягучий и ватный сон морфийного дурмана. Трехчасовая операция прошла успешно. Обе пули были извлечены, кровотечение в легком остановлено. Хирурги могли гордиться своей работой. А принц и великий князь – силой и искренностью своих молитв. Как буддистских, так и православных. Катя будет жить…