Ставка на бандитов

Из задумчивости его вывел высокий, почти истерический голос Заики:

— …ты меня совсем не слушал? Я спрашиваю, что нам дальше делать?

— С кем? — переспросил Вадим.

— Да хотя бы с этим Монахом. По-моему, он стал влезать не в свои дела. Знаю я эту урлу — дай им палец, они руку по локоть откусят, — вещал Ступнин.

— Что ты предлагаешь?

— Надо его кончать, — вынес вердикт Заика, — займись этим.

— Нет, — за долгие годы совместной деятельности Вадим впервые возразил шефу.

— Что значит — нет? — искренне удивился Заика, уставившись на собеседника.

— А то и значит, что нет, — повторил Стародубцев. — Монаха нам упрекнуть не в чем. Он прав. Это наши мудаки обосрались перед ним, а мне лично он симпатичен.

— Значит, он тебе нравится, а я нет? — с обидой в голосе спросил Заика.

— Слушай, Саша, — спокойно проговорил Вадим, — не уподобляйся истеричной бабе. Я ведь тебе не жена, чтобы ты мог мне концерты закатывать. Если бы ты мне не подходил как деловой партнер, — он сделал ударение на последних двух словах, — мы давно разошлись бы как в море корабли.

— Ладно, — миролюбиво заключил Заика, — замяли.

— Лучше подумай, как пацанов из ментовки вытаскивать, — задумчиво произнес Стародубцев.

— Дюк обещал помочь, — уверенно ответил Ступнин.

— Насколько я знаю Дюка, он за спасибо ничего не делает. Сколько он запросил?

— У нас с ним свой расчет, — ответил Заика и тут же сообразил, что сболтнул лишнего.

— Какой? — не понял Стародубцев, вопросительно уставившись на шефа.

— Да так, — замялся тот, не зная, как вывернуться.

— Не хочешь — не говори, — пришел ему на помощь Вадим, — ты передо мной не отчитываешься.

Заика, обрадовавшись, что ему не пришлось ничего выдумывать, мысленно еще раз похвалил себя за удачный выбор помощника, не пытавшегося захватить власть и довольствующегося тем, что ему дают. Окажись он на месте Вадима, непременно воспользовался бы любым стечением обстоятельств, позволившим ему, Заике, прибрать все к своим рукам.

Собираясь уезжать, он спросил у помощника:

— Тебе что-нибудь надо?

— Нет, спасибо, — поблагодарил Стародубцев. — Я брату позвонил, он знает это место и обещал скоро быть.

— А-а, — понимающе протянул Ступнин, — тогда пока.

— Пока, — отозвался Вадим, глядя, как за ушедшим закрылась дверь.

И действительно, примерно через тридцать минут во двор дома отдыха въехала желтая авто-машина такси. Из нее вышел Сергей Стародубцев и распахнул заднюю дверцу перед миниатюрной брюнеткой.

Кому больше обрадовался Вадим: своему выросшему за эти годы брату, превратившемуся из мальчика с комплексами в стройного юношу с широкими плечами и самоуверенной походкой, или же этой невысокого роста девушке с ужимками школьницы и умом умудренной опытом женщины, Вадим не знал. Иногда ему казалось, что Алена так же прочно входит в его жизнь, как и Сергей.

Прислонившись к дверному косяку своего временного жилища, он с широкой улыбкой встречал гостей.

Младший Стародубцев сдержанно поприветствовал брата, не задавая вопросов, по-деловому распаковывал вещи из привезенной спортивной сумки.

Алена же, напевая какую-то модную мелодию, суетилась около старого гостиничного стола, расставляя на нем захваченную с собой закуску.

Наблюдая эту сцену, Вадим впервые за долгие годы почувствовал себя счастливым.

Покинув дом отдыха, Заика по телефону связался с человеком, которого никак не называл. Ни имени, ни фамилии, ни даже прозвища — просто «ты».

— Через сорок минут я хочу видеть тебя на новом месте, — под конец непродолжительного разговора сказал Ступнин, — я сейчас на другой тачке и один, поэтому подсядешь ко мне.

— Понял, — ответил голос из телефонной трубки.

Точно в назначенное время Заика подрулил к стоянке у здания цирка на Ленинских горах. Едва он заглушил двигатель, как распахнулась задняя дверца и на кожаную обивку сиденья опустился худощавый молодой человек в джинсовом костюме, с густой шевелюрой черных, как смоль, волос, в огромных солнцезащитных очках.

Ступнин от неожиданности вздрогнул, а молодой человек назидательно произнес:

— Сколько раз можно говорить, двери изнутри нужно закрывать.

— Я отвык ездить один, — пояснил Заика, — вот и забываю.

— А где твои ангелы-хранители?

— В мусоровку замели, — ответил владелец автомобиля и сразу перешел на другую тему: — Мне от тебя нужна услуга.

— Понимаю, — улыбнулся подсевший, — ты просто так со мной не встречаешься. Кто на этот раз?

— Вор в законе, — ответил Ступнин и, не дождавшись реакции собеседника, продолжил: — Адрес и фотографию получишь, как всегда, в телефонной будке сегодня, через… — Кинув взгляд на часы, встроенные в приборную панель, прикидывая, сколько времени ему понадобится для осуществления задуманного, закончил: — Через три с половиной часа. Держи аванс, — Заика протянул молодому человеку обычный полиэтиленовый пакет с изображенным на нем букетом роз, — здесь десять тысяч.

Оставив без внимания протянутую сумку, молодой человек спросил:

— Сколько человек охраны? На чем ездят?

— Насколько я знаю, — ответил неуверенно Ступнин, — охрана два человека, да и те не профессионалы, а бывшие уголовники, хотя пушки у них наверняка есть. А ездят они на трехсотом «мерсе»-купе черного цвета, номера сообщу через три часа, как условились.

— Хорошо, — ответил сидящий сзади и тут же выскочил из машины, прихватив с собой пакет.

* * *

Вечером того же дня Фомин во второй раз побывал в больнице у Гладышева, который до сих пор не приходил в сознание. Все указания Монаха исполнялись в точности.

Сейчас, в машине Музыканта, его одолевали грустные мысли. Совсем по-иному представлялось возвращение на свободу. Прошла лишь неполная неделя с тех пор, как он сошел на перрон Павелецкого вокзала, а уже столько всего навалилось.

Что же будет дальше? Сперва этот дурацкий наезд по поводу коммуналки, затем разговор с Аликом, избиение Игоря, да еще и «контора» приняла. Непонятный статус законника Дюка, с которым тоже придется разобраться, хотя вроде бы он правильно себя ведет, не беспредельничает, но кто знает? Ведь Дюк связался с наркотой, правда, по закону никто не может запретить другим зарабатывать свою копейку по своему усмотрению. Если наркотики не нравятся лично ему, Монаху, это еще ничего не значит.

Во всю эту серую безнадегу какое-то светлое разнообразие вносили близняшки. Вспомнив о них, Фомин ощутил незнакомое, какое-то трепетное чувство. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного. И в то же время все сплелось в какой-то сложный клубок.

Он рассматривал сестер как одну целую личность и испытывал к ним больше, чем плотское желание.

В школьном возрасте ему безумно нравилась одна девочка. Она была отличница из примерной семьи, а он, что называется, дворовая шпана. Уже тогда он понял, его карта шестерка, притом не козырная. Свои чувства он мог проявлять лишь в подергивании ее за белокурые косички с вплетенными в них бантиками да в угрозе хорошей взбучки всем, кто осмелится ее обидеть.