Ставрос. Падение Константинополя

Сейчас такие времена, что закроют глаза даже на брак с безродной московиткой, - но я потеряю веру в тебя и уважение, если ты это сделаешь. Хотя твоя наложница одна из лучших славян, которых я видела; и бросить ее будет жестоко.

Когда она тебе наскучит, пришли ее ко мне. Уж я-то в любви постоянна, и я о ней позабочусь.

Вижу, как грозно сдвинулись твои брови, - и умолкаю. Я пошутила с тобой, мой несравненный Фома. А ты что подумал?

Мир тебе, и да хранят тебя боги и святые угодники”.

Патрикий, сидевший за столом в кабинете, прочитал это полузаботливое-полунасмешливое письмо – и сделался мрачен, как будто за легким тоном увидел настоящее настроение и настоящие намерения писавшей. Он посмотрел в сторону спальни, откуда недавно вышел, пребывая в блаженстве; и где еще оставалась Феодора.

Она сейчас позировала скульптору – на что согласилась быстро, и даже охотно. Почему-то Фоме стало неприятно, когда он подумал об этом; хотя именно он первым предложил своей наложнице запечатлеть ее в глине, как на холсте, - пусть до мрамора и вечности в камне было еще далеко…

Он еще раз посмотрел на свиток, который держал в руке и уже смял, - потом вдруг выругался и быстро поднес его к свечке.

* Райские (Елисейские) поля в греческой мифологии.

* “Гелиайне” – “будь здоров”, древнегреческое прощание; при встрече говорили “хайре”, “радуйся”.

* Город в Морее, в период правления Иоанна Палеолога находившийся под властью венецианцев.

* Деспот - титул, даровавшийся императором наиболее приближенным лицам; в управление деспоту отдавались отдельные провинции. Здесь подразумевается Константин, брат и наследник Иоанна.

========== Глава 10 ==========

– Нет, нужен гипс, а не глина, - сказала Метаксия, в который раз обойдя и придирчиво осмотрев влажно блестящую темную массу, из которой выступали покрытая покрывалом женская голова и плечи. Из-под покрывала показывался высокий лоб и волосы, разделенные пробором; шею обвивало ожерелье.

Метаксия повернулась к славянке и скользнула рукой по ее римской прическе, перевитой лентами.

– И зачем ты покрыла своей статуе волосы?

Она вдруг обхватила ее рукой за шею, приблизила лоб ко лбу и шепнула:

– Разве ты не знаешь, что покрывание волос означает подчинение мужу? Это он тебе так велел?

– Я сама хотела, - ответила Желань. – Так ходят честные жены и у вас, и у нас.

Она смотрела прямо, открыто.

– Разве не правда?

Метаксия едва заметно нахмурилась.

– Правда, - сказала она, - ты правильно говоришь.

– Госпожа, - тихо вмешался скульптор, ждавший в углу зала, в почтительном отдалении. – Нужно прикрыть статую! Иначе глина высохнет!

Метаксия повернулась к нему, уперев руки в бока.

– А скажи-ка мне, Олимп, почему ты не взял алебастр? Разве ты сам не видишь, что госпожа выходит как глиняный божок? Или у нее кожа темная, как у африканки?

Прежде, чем Олимп успел ответить, ответила изображенная.

– Мне хозяин рассказывал, что у нас на Руси раньше делали глиняных и деревянных божков – богинь с темными лицами, добрых к людям… Их носили с собой как обереги и укладывали с собой спать… Как и по сей день мы на Купалу костры жжем…

Славянка рассмеялась, поправив темно-русые волосы.

– В том худого нет, чтобы быть сделанным из глины… как Адам, - прибавила она, улыбаясь. – А белая статуя выйдет совсем как ваши, греческие, что поставлены по всему Царьграду на площадях и во дворцах. У вас и своих таких довольно!

Метаксия на несколько мгновений потеряла дар речи.

– Ах, вот как, - едва слышно сказала она наконец. – Хорошо же он тебя учит!

– Да уж не жалуюсь, - сказала Желань; и только тут почувствовала, что зарвалась.

– Олимп! Прикрой ее! – приказала Метаксия, взмахнув рукой, точно отгораживаясь от языческого идолища, которое неведомо как перенеслось на берега Босфора и немыслимым образом заявило на этих берегах свои права.

Скульптор поспешно набросил на статую мокрую ткань. Он перекрестился, затем сложил руки на животе, глядя на женщин с тревогой.

Патрикия покинула мастерскую, крупно, гневно шагая. Желань осталась в зале, глядя ей вслед с огорчением… и с каким-то превосходством.

Метаксия вышла в гостиную, где патрикий дожидался обеих женщин. Подойдя к двоюродному брату, она схватила его под руку. Фома Нотарас здесь, на отдыхе со своей наложницей, заметно окреп, заблистал мужским здоровьем и силой, и Метаксии это почему-то не понравилось.

– Пойдем поговорим! – бросила гостья ему в лицо.

Фома Нотарас вежливо усмехнулся, подчинившись. Он почему-то предчувствовал, что женщины поссорятся, обсуждая статую.

Родственники поднялись по лестнице в кабинет, где Метаксия набросилась на хозяина, точно фурия.

– Что ты наговорил этой несчастной язычнице? – воскликнула она.

– Феодора христианка, - спокойно ответил патрикий. – Такая же, как мы с тобой.

Метаксия рассмеялась, воздев руки.

– Святые угодники! Ты разве забыл, что христианство тавроскифов* таит в себе тьму и язычество, которые не истребить? Самое чистое, истинное христианство есть греческое… римское!

Фома усмехнулся.

– Оно чисто, ибо омыто кровью!

Метаксия вздрогнула.

– Да что с тобой?

– Ничего, - ответил патрикий, пристально глядя на родственницу. – Разве такие мои слова новость для тебя, сестра? Мы давно учили – и знаем, что дух Божий веет, где хочет…

Метаксия горько рассмеялась.

– И теперь он покинул нашу землю и унесся за море, к тавроскифам! Вы только послушайте этого благородного мужа! Темная язычница узнает историю своих предков из уст ромея – и заново учится у него поклоняться своим идолам!

Спокойное лицо Фомы Нотараса изменилось.

– Метаксия, если ты обидела Феодору в моем доме, немедленно ступай и извинись. Я знаю, что первая она никогда не затеяла бы ссору.

Он говорил ровно, учтиво, но так, что приготовленная резкость не сошла Метаксии на язык.

– Неслыханно, - пробормотала патрикия и, повернувшись, направилась обратно в мастерскую. Щеки ее покрыл румянец. Она не могла себе представить, как будет извиняться перед рабыней.

Однако этого не потребовалось – славянка сама вышла навстречу и поклонилась.