Ставрос. Падение Константинополя

Фома Нотарас принялся мрачно цедить вино; сделав несколько глотков, он забросил в рот сразу горсть винограда, разжевал и проглотил. Потом отставил кубок и закрыл лицо руками.

Просидев так несколько мгновений, он допил вино. Феодора даже не притронулась к своему угощению, глядя на поведение хозяина.

Потом Фома встал и, без слов подняв ее с кресла, крепко взял наложницу за руку и повел прочь. Седовласый Сотир следовал за ними со скорбным видом – и видом исполненного долга… Перед кем?

На самом пороге высокий гость обернулся и положил руку старику на плечо.

– Спасибо тебе за твою верность госпоже, Сотир… Надеюсь, ты не скажешь и ей, что я приезжал?

Сотир улыбнулся с видом сожаления.

– Она поймет.

Патрикий кивнул.

– Метаксия слишком умна, - сказал он, - но это было бы еще полбеды, не будь она так же и самолюбива. Для женщины ее желания и домашние обиды куда легче могут затмить весь мир, чем для мужчины, в чем бы эти желания ни состояли!

Управитель кивнул.

Потом посмотрел на обоих господ и поклонился.

– Я провожу вас.

– Не стоит, - ответил Фома. – Ты исполнил свой долг.

Он медленно спустился по ступенькам, ведя за собой Феодору. Они в полном молчании прошли акациевую аллею, потом сели в повозку. Возница тронул лошадей без приказа.

Несколько минут Фома и Желань молчали – потом Желань решилась подать голос, поняв, что сам хозяин с ней не заговорит.

– Что случилось, Фома?

Он словно бы даже не обратил внимания, что его назвали по имени, - хотя это случалось нечасто и было знаком доверия. Феодора заметила, что это льстило ему больше, чем обращение, как к господину.

Нотарас протянул руку и привлек ее к себе.

– Метаксия действует без моего ведома и воли… Она уехала в Константинополь. Для нас это просто ужасно, Феодора.

Он неожиданно сжал свою подругу в объятиях и спрятал лицо у нее на плече, как у матери – или у Метаксии, когда та была рядом. Господин, до сих пор каменно спокойный, вдруг всхлипнул наложнице в шею. Феодора на несколько мгновений застыла от испуга, но потом обняла его и стала поглаживать по волосам.

Он тяжело дышал.

– Моя сестра решилась убить императора.

Желань давно думала об этом, таила в глубине сердца, потому что такое не говорилось вслух, особенно среди греков. Но потом она собралась с духом и обхватила светлую голову господина обеими руками, отстранив от себя. Она посмотрела ему в глаза – он плакал.

– Но разве… Разве вы не задумывали это с самого начала? – тихо спросила славянка. – Убийство императора? – прошептала она.

Патрикий покачал головой. Потом опять припал к ней на плечо.

– Это была самая крайняя мера, - прошептал Фома Нотарас. – Метаксия всегда стояла за убийство и подталкивала к этому меня, хотя я воспрещал ей… Она не понимала, сколько сил приложил император, а с ним и его советники, чтобы установить мир с католиками! Я люблю итальянцев не больше, чем она, – но смерть Иоанна Палеолога уничтожит последнюю гармонию в империи и надежду, что мы противостоим османам. Иоанн - миротворец, Феодора; быть может, именно потому, что стар… Но этим-то он и хорош для нас!

Феодоре стало очень страшно. Она ощутила, будто их маленький элисий вдруг превратился в болото, в котором они топили друг друга вместо того, чтобы вытягивать. Господин сжимал ей руки и задыхался, пытаясь совладать со своими чувствами.

– Но ведь Иоанну уже и так недолго осталось? – прошептала славянка. Фома засмеялся.

– Иоанну, пожалуй, осталось недолго… Но мы еще слишком молоды, чтобы умирать!

– Нас… Нас казнят за это, если раскроют заговор… да? – прошептала Феодора. – О чем же тогда думала Метаксия?

Фома пожал плечами с отвращением.

Он высвободился из объятий наложницы, но по-прежнему сжимал ее руки. Патрикий смотрел в сторону.

– У нее собственные счеты с католиками, - сказал он. – Это семейное дело.

Он улыбнулся.

– Итальянцы тоже мстят за весь род – и всему роду своих врагов… Но разве сейчас такое время?

Желань прижала руку к груди.

– А мне кажется, тут другое, - прошептала она. Кашлянула и закончила в полный голос:

– Мне кажется, Фома, что Метаксия хочет захватить власть в империи. Предупредить приход законного государя. Сейчас она еще может успеть… пока Константин ничего не знает, не правда ли?

Патрикий смотрел на нее онемев. Желань кивнула.

– Да, да… Уж я-то догадываюсь!

========== Глава 13 ==========

Пока ехали до дому, они молчали – у обоих накопилось слишком много слов и мыслей; патрикий, морща белый лоб, выстраивал какие-то государственные соображения, которые наложница не смела нарушить слишком поздним вмешательством. Этот Новый Рим строился без участия - и без расчета на таких, как она.

Но когда они вернулись домой и остались одни в тишине своей спальни, Феодора насмелилась открыть рот.

– Фома, думаю, Сотир солгал нам.

Патрикий посмотрел на нее так, точно впервые увидел. Потом рассмеялся.

– Наивное дитя… Конечно, солгал!

Она покачала головой.

– Солгал в том, что Метаксия могла уехать куда раньше, - ответила славянка. – Он сказал, что не знает, куда она уехала, чтобы тебя отвлечь – чтобы ты не задумался, когда это было, а сразу поверил, что только четыре дня назад…

Ромей, глядя на нее, просветлел - и тут же помрачнел лицом.

– Ты права, - сказал он. – Конечно, именно так они с моей сестрой и сделали.

Потом взялся за лоб, и лицо его исказилось. Он стиснул зубы.

– Проклятье… Проклятье! Как теперь опередить ее!..

– Ты ничего еще не знаешь наверняка, - напомнила Феодора. – Ведь так?

Она помолчала, подбирая слова с величайшей осторожностью.

– Думаю, тебе конечно, следует уведомить Константина о том… что сочтешь нужным сказать, - продолжила славянка. – И ведь тебе нужна военная помощь.

Она даже похолодела, произнося такие слова. Патрикий смотрел на наложницу, точно не верил своим глазам.