Стая

Вот сейчас Лёня ощущал, как из друга рвалась неуемная энергия. И сила, которая всем нутром чувствовалась. От этого у самого сердце заходилось в бешеном ритме, и все сомнения таяли, как первый снег. Готов был горы свернуть.

Потому что знал его и видел сейчас того Шаура, который его задницу когда-то прикрывал. И голову. А голова намного важнее, чем задница. Вместе они были в таких местах, откуда некоторые живыми не выбираются. А они выбрались. Вместе со Стасом и Женькой выбрались. Только Женька…

При мысли о Женьке сердце Лёньки буквально замирало, отказывалось работать. Голова лопалась от мыслей и грудь разрывало. Только когда притянул Дениса к себе, заметил, что глаза у того слишком блестящие, наверное, от слез влажные. И молчал он, потому что говорить не мог. Один Бог знает, как ему тяжело сейчас было. Ведь не Лёнька пообещал ему решить проблемы. Не Лёнька обещал, что все будет хорошо…

— Не вопрос. Кто бы только дал мне, где развернуться. А Шип?

— Ты разворачивайся — самое время. Шип пусть к Юрику пристегивается. А мне нужно кое-что узнать — одну небольшую, но очень важную деталь. После этого действовать будем.

— Узнать что?

Шаурин сначала помолчал, собирая разрозненные мысли, затем холодно выдал:

— Я ни за что не поверю, что Маркелов полез в разборку. Он, конечно, взрывной малый… был. Но он очень исполнительный. Инициативы проявлял мало и крайне редко нарушал приказы.

* * *

Погода радовала. К середине апреля солнце растопило весь снег. Сошел он быстро, почти незаметно. Все вокруг ожило, хотя было еще серо и бесцветно. Ароматный влажный воздух можно было черпать ложками, такой он стал густой и насыщенный. Волной окатывал с самой макушки и даже в ботинки спускался.

Весна давала надежду. Но эта надежда не находила места ни в голове, ни в сердце.

Лезли воспоминания о прошлой весне со всеми планами и волнительным ожиданием перемен. Вот они — перемены. И года не прошло, а все у него в жизни изменилось до неузнаваемости.

Монахов приказал всем сидеть тихо и не делать лишних движений. Это правильно, потому что теперь каждый шаг нужно просчитывать на десять раз. Прошли похороны, потом поминки…

Сергей Владимирович, естественно, не бездействовал. На своем уровне решал кое-какие вопросы, встречался с нужными и важными людьми — готовился дать ответ Веселову. От этого ожидания у Дениса извилины в тугие спиральки закручивались. Он-то на месте тоже не сидел, что называется, работал с людьми. Был почти уверен, что Маркелова слили. Но на это маленькое «почти» у него еще не было фактов. Однако очень скоро будут.

Шорох за дверью заставил его пошевелиться в кресле. В кабинет заглянул Самарин. Затем неловко протиснулся, словно все еще раздумывая, входить ему или нет.

— Я это… — в несвойственной ему несмелой манере начал парень. Солнце, проникая сквозь бело-зеленые вертикальные ламели, располосовало комнату. Витя прищурился, попав в яркий просвет, и шагнул чуть в сторону.

— Чего надо? — Денис расслабившись, забросил руки за голову и сжал затылок.

— Поговорить хотел.

— Говори.

— Только не знаю, с чего начать. Еще раньше, наверное, нужно было это сделать. Вроде как поблагодарить хотел.

— Вали отсюда, — ответил ему на это Денис, указав взглядом на дверь. — И свои нервные мысли при себе оставь, не нужна мне твоя благодарность.

— Шаур, ну чего ты меня как малолетку гоняешь? — вздохнул Витек, словно обидевшись.

— А что, у тебя мозгов вдруг прибавилось? — В словах Дениса явственно прозвучал сарказм.

— Прибавилось. И не вдруг, — неожиданно твердо отреагировал Самарин.

— Да? — Денис вглядывался в лицо парня, словно мог прочитать на нем единственно правильный ответ. — Тогда сиди тихо, пока сидится! И не суйся туда, где тебе делать нечего! Хочешь быть мясом, будешь мясом! — прогремел Шаурин на весь кабинет, и желание задавать ему вопросы у Самарина напрочь отпало.

Стук в дверь спас положение. Вернее, его спасла вошедшая Юля.

При виде Самарина она искренне улыбнулась:

— Витя, привет. Давно тебя не видела.

Витька даже не скрывал своей радости, расцвел как подснежник после долгой зимы.

— Теперь ты его будешь каждый день видеть, — сказал на это Денис, чем вызвал удивленный взгляд Самарина. — Забирай обратно своего шута горохового.

— Могу даже в золотистую упаковку завернуться, — «шут гороховый», как водится, не смог не съязвить.

— Не надо, воздержись. Боюсь, не перенесу такого культурного шока.

— Как скажете, Юль Сергевна. Все для вас.

— Я тебя не задерживаю. — Денис напомнил ему, что разговор окончен. — Если только тебе не требуется каких-то ценных указаний.

— Понял. Обойдусь.

Самарин захлопнул за собой дверь. Юля подняла глаза и натолкнулась на мрачный взгляд Дениса. Настолько мрачный и темный, что захотелось ринуться вслед за Витькой и сбежать подальше. Подумалось: зря она сегодня пришла.

Возникла долгая пауза, какая обычно появляется у малознакомых людей между чашками кофе — либо просишь следующую, и разговор переходит на новую стадию, либо отказываешься и прерываешь встречу.

Так и у них. В кабинете повисла тишина. Разговор оборвался, едва начавшись, и как его продолжить, Юля не знала. Мешал взгляд Дениса. Смотрел Шаурин на нее, но на себе она его взгляда попросту не ощущала. Словно направлен он был сквозь нее. Не очень приятно осознавать себя пустым местом. О попытке лезть к Денису с объятиями Юля даже не помышляла: по ощущениям будет то же самое, что обниматься с фонарным столбом.

С другой стороны, ввиду последних событий, было бы странно видеть Дениса радостным и веселым. И все же такой мрачный — он немного пугал.

— Как дела? Замерзла? — Его вопрос как будто сдвинул разговор с мертвой точки. Но только как будто. Сам Денис не подался ей навстречу, а остался сидеть в кресле в той же позе, в которой Юля его застала.

— Еще жива-здорова, слава богу, без пули в голове, — без усмешки сказала она.

— Шуточки у тебя…

— Какие уж тут шуточки, если пять человек в один день закапывают.

«Шесть», — отметил про себя Денис, но вслух ничего не сказал.

Был в Юлькиных словах смысл, с этим не поспоришь. Смерть Женьки — первый камень на его шее. Не исключено, что далеко не последний. Но даже, если из них выйдет приличное ожерелье, теперь останавливаться точно нельзя. Иначе вообще не нужно было соваться во все это, чтобы смалодушничать в такой момент.