Стебалово
Шрифт:
– Поздно бывает что?
– Посмотреть правде в глаза.
– Да...- Бармен покачал головой.
– Жизнь так скоротечна. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Да...- Серафим неожиданно взял бармена за шкирку.
– Где Эммануэль, фуфло?! Долго еще мне будешь баки заливать?!
– О'кей, - опомнился тот.
– Как выйдете из первого зала, проходите с левой стороны второй, спуститесь в третий, подниметесь в четвертый, по правой стенке дойдете до пятого - там увидите черную дверь. Если Эммануэль здесь, то она за этой дверью...
Она сидела
– В коктейль "Старый мудак", - ворчала Эммануэль, - постоянно не доливают "Старого Таллина", а перцу и горчицы
кидают столько, что хоть зенки руками придерживай.
– Только ради потенции старых мудаков, - заметил Стервятник.
– Довольно им повышать потенцию, Стерва, один черт не встает. А молодые жалуются.
– Разберемся, Эммануэль.
– Ты разберись, Стерва, разберись, голубчик. А правда, что ль, бармен Иезуитов помочился в пивной баллон?
– Впервые слышу.
– А ты прислушайся.
– Хорошо, Эммануэль.
– Всякое болтают. Прислушайся, принюхайся, с этим тоже разберись.
– Обязательно.
– Кого за таким делом, короче, замету - руки с хреном поотрываю на месте. На фарш пущу. Поработают мне барменами!
– Да уж, Эммануэль.
– Как идет люля-кебаб из Наримана, дорогуша?
– Улетает в два счета.
– Хватает курдючного жира?
– Девяносто граммов на полтора килограмма Наримана, Эммануэль.
– Ништяк. А в меню что записано?
– Люля-кебаб "Директор рынка".
– Разве Нариман директор рынка?
– Директор овощебаз, Эммануэль.
– А ты, балда, почему изменил название?
– Название сохранилось от Сулеймана. Сулейман был директором рынка и хорошо у нас пошел за люля, Эммануэль.
– А если, не дай черт, проверка, Стерва? Что я им скажу?
– Проверка была вчера.
– Не засекли Наримана?
– Нет.
– Тогда фиг с ним, заряжайте за Сулеймана, пущай будет директором рынка. И правда, благозвучней директора овощебазы.
– Поэтому и сохранили в меню.
– Шаришь, Стерва, - похвалила хозяйка.
– Чья кровь идет в кровяную колбасу?
– Кровь Бешеного, Эммануэль.
– Куда делся Яростный?
– Спекся.
– Давно ль?
– На прошлой неделе.
– Херово.
– Такова селяви.
– Надо что-то придумать. С прошлой недели идут жалобы на кровяную колбасу.
– Идут, Эммануэль.
– Говорят, жрать невозможно - обратно лезет... Ты давай так: кишки и шпиг пусть пока останутся от Бешеного, а на кровь я распоряжусь забить свежего быка. Посмотрим.
– Посмотрим, Эммануэль.
– И убери из меню маринованного змея Панфилова. На хрен он мне встал? Сам видишь, его никто не хочет.
– Никто, Эммануэль, - согласился завпроизводством.
– Не идет Сашка Панфилов.
– Насильно мил не будешь, кинь его псам, Стерва.
– Сегодня же кину.
– Да!
– вспомнила Эммануэль.
– Ты уволил
– Еще нет.
– Почему?
– Скользкий, зараза, не подступиться.
– Знаю, что скользкий, Стерва. А у тебя работа такая, ходить там, где скользко, за то ты и деньги гребешь, милок. Чтобы сегодня же пустил его на дешевые котлеты. Иначе невозможно работать: всю кухню мне заблевал, впечатлительный! Куда это годится? Скользко, зараза!
– Я о том же. Будет исполнено, Эммануэль.
– Тебе все понятно?
– Да.
– Понятно, так и канай, Стерва, делай, что велели. Не фиг тебе здесь торчать, ступай по-хорошему...
– Только сейчас Эммануэль заметила застрявшнего на пороге убийцу.- Кого это там черти занесли?!
– спросила она.
В беспросветной черноте тревожно блеснули белки ее глаз.
– Ну, здравствуй, Эммануэль,- сказал Серафим.
– Ты, что ль, мать твою?
– Я.
– Серафим подошел к огромному черному столу.
– Как твои темные делишки, мать?
– Мои-то нехило, батюшка, - осторожно ответила хозяйка.
– Твоими проклятиями.
– Жива? Здорова?
– И жива, и здорова... Тебе-то что?
– Да вот, зашел проведать.
– Ну?.. Поговаривают, стебешься ты убойно.
– Уже рассказали?
– А как же? Дэня и Шмон до сих пор костей не соберут.
Серафим улыбнулся.
– Перекусил хоть?
– спросила Эммануэль.
– Не успел.
– То-то у тебя взгляд как у волка. Сходи, голубчик, замори червячка. Там блюдо дня - шашлык из барана Хуртакова. Очень предприимчивый бизнесмен, шустрый такой, все хвалят. Ступай, подкрепи бестолковку.
– А что это ты меня сразу выпроваживаешь?
– А не фиг тут мне!
– проворчала Эммануэль.
– Чего приперся? Думаешь, я ни черта про тебя не знаю?
– Что ты знаешь?
– Поговаривают, тебя Лысый по всему Отвязному шмонает, угандошить норовит... А? Решил под мою крышу присосаться? Ни хрена у тебя не получится. Канай, покуда цел, сынок, и забудь, как сюда вошел.
– Чё ты такая шуганная сегодня, мать? Давай по-людски побазарим.
– Не о чем мне с тобой базарить. Тебя Лысый вот-вот в кастрюлю кинет, а я буду с тобой базарить? Ишь какой!
– Это я его кину в кастрюлю, а не он меня, - пообещал Серафим.
– Слушай, гаврик, я что, не знаю Лысого? Чего ты мне тут лепишь? Ступай, похавай бизнесмена, - может, реально кумекать начнешь. Хуртаков-то уж больно приличный был баран, поучись у него уму-разуму. Ты не пятилетний ребенок, чтобы такую туфту нести. "Я его суну в кастрюлю"!
– передразнила Эммануэль.
– Как будто зайцы рубают медведей. О дундук!
– Ты кого назвала зайцем, мать?!
– вспылил Серафим.
– Тихо-тихо! Искру тут мне не метай. Я всяких видывала, не ты первый, не ты последний. Лучше слухай, что я тебе скажу, пропавшая душа: Лысый - крутой чувак. Тебе до него не дорасти, как пчеле до слона. И не думай на него дрочить. Он как гнилое яйцо: на поверхности, кажись, ровное, гладкое - не подступиться, а долбанешь разок - такая трухлятина пойдет, щели затыкай - не заткнешь. Понял? Любой реальный чувак в этом городишке тебе скажет: не тронь Лысого - не провоняешь. А ты что ему вставил? Поговаривают, ты со Стукачом скорешился?