Стекловата
Шрифт:
В воздухе висела атмосфера спокойного веселья — царил приятный полумрак, люди ели и пили, а кто-то играл в настольные игры, но, в основном, за столами сидели, ели и болтали.
Бродский прошёл, мимо первого ряда столов, к барной стойке.
— Мальчик! — окликнула его какая-то тётка. — Ты же кальянщик?
Судя по тому, что с ней было ещё две женщины примерно её возраста, скорее всего, это коллеги отдыхают.
— Да… — неуверенно ответил Павел.
— Сделай нам чего-нибудь фруктовое, — попросила его эта женщина. — Но не кислое.
— А какой табак? — уточнил он.
Женщина
— А я откуда знаю? — спросила она. — Я тебе сказала — фруктовое что-нибудь, но не кислое. Понял?
— Понял, — ответил Павел. — Покрепче, помягче?
— Помягче, — решила женщина.
— Главное, чтобы голова от него не болела, — добавила её подруга.
— Хорошо, — кивнул Павел и пошёл обратно в каморку.
Внутри уже был Тимур, готовящий новый кальян.
— Что у тебя? — спросил он.
— Из зала заказали что-нибудь фруктовое, но не кислое, — ответил Павел. — И помягче.
— Ну, это значит, что «Адалия», — начал Кузьмин. — Девушки заказывали?
— Да, — кивнул Бродский.
— У них даже вкус есть специальный — «Lady killer», — улыбнулся Тимур. — Сейчас забодяжим, всё мазя будет…
Бродскому оставалось лишь дождаться, пока Кузьмин сделает свою работу. Но Павел внимательно следил за его действиями и сделал себе зарубку — смотреть больше обучающих видео по кальянам на «Ютубе».
— Принесёшь, поставишь и раскуришь, — поручил ему Кузьмин. — Мундштук обязательно надевай.
— Всё, понял, — кивнул Павел.
Он взял кальян и понёс его к нужному столу. Был страх споткнуться и упасть, но он был предельно сфокусирован на задаче.
Кальян был довольно тяжёлым, поэтому рука физически слабого Бродского начала уставать.
— Наконец-то! — воскликнула изрядно поддатая женщина, откинувшаяся на спинку дивана.
Павел зачем-то кивнул, после чего поставил кальян на стол и вставил свой мундштук.
Затянувшись дымом, он ощутил адское жжение в глотке и начал ожесточённо кашлять. Заказавшая кальян женщина глумливо засмеялась. Павел стушевался, но пересилил себя и сделал ещё несколько затяжек, после чего закашлял ещё сильнее.
— Всё-всё, — отсмеявшись, сказала женщина. — Можешь идти.
Покрасневший Бродский признательно кивнул, после чего чуть ли не убежал обратно в каморку.
Тимур уже унёс свой заказ, снова на третий этаж, а Павел прислонился к стене и снова откашлялся. Горло саднило даже сильнее, чем от марихуаны — потому что это мало того, что продирало горло, так ещё и оставляло неприятный приторный привкус.
Бродский, придя в себя, продолжил изучать табаки и запоминать названия, не забывая понюхать содержимое каждой баночки. Помогало это так себе, потому что он никогда не славился феноменальной памятью и сейчас его заботило совсем не это — его волновало то, как он облажался в зале.
«Навоображал себе, что я киберкотлета в кальянном деле…» — подумал он. — «А я нубло обоссанное…»
Коря себя за форменный провал, он пытался сконцентрироваться на табаках, но всё было бесполезно.
— Ты чего тут тусуешь? — заглянул в каморку Тимур. — В зале ходи — люди должны видеть, что ты работаешь.
— Всё, понял, — покивал Павел и пошёл к выходу.
— Не-не, не сейчас, — усмехнулся Кузьмин. — Сейчас
буду заряжать «Двойную казанскую гранату»…— А что это такое? — поинтересовался Бродский.
— Это, блядь, высший пилотаж, до которого ты дойдёшь ещё нескоро, — серьёзно ответил Тимур. — Но надо, чтобы ты видел, как это делается.
— М-хм, — кивнул Павел.
— Короче, это также называют «мантоваркой», — начал объяснять Кузьмин. — Называют это так потому, что нагрев табака идёт в два этажа и получается своего рода двухэтажная мантоварка. Поэтому нужен жаростойкий табак, типа «Танша» или «Дарксайда».
— Понятно, — вздохнул Бродский.
Далее Тимур действовал и объяснял все свои действия. Естественно, Павел почти ничего не запомнил. Но он понял, что дело это точно непростое — Кузьмин провозился с ним дольше, чем с обычным кальяном.
— Всё, я на третий, — сказал он, поднимая готовый кальян. — Как, кстати, выступил в первый раз?
— Закашлялся, — признался Бродский.
— Ха-ха! — засмеялся Кузьмин. — Ничего, отныне твой рот для мундштука, а лёгкие для дыма…
Теперь Павел не просто сидел в каморке, а ходил по залу и принимал заказы. Те женщины уже ушли, поэтому ему было не так стыдно.
Спустя несколько часов наступило затишье. Это было где-то после трёх часов ночи.
— Раз есть время, то надо бы тебе забить твой первый кальян, — произнёс Тимур, после того, как выглянул из каморки в общий зал. — Сейчас Петруха подтянется, он из охраны. Свой человек.
— А… Эм… — растерялся уже изрядно уставший Павел.
Он успел увидеть за сегодня всякого. Как какие-то упакованные дяди сидели за столами с явными проститутками, как какой-то тип домогался до официантки, а затем его вывел охранник — видимо, здесь такое не считается за ЧП.
— Да не ссы, — отмахнулся Тимур. — Всё будет мазя — ты уже раз десять видел, как это делается. Если что, я на подхвате.
Павел принялся за приготовление своего первого кальяна. Он был ни разу не уверен в том, что делает, но Тимур его не останавливал — возможно, он делал всё правильно.
— Слишком плотно уложил табак, — сказал Кузьмин. — Его не нужно утрамбовывать — там же кислород проходит. Распетуши его слегонца и примни, чтобы всё было ровно.
Бродский выполнил его указания и удостоился удовлетворённого кивка. Далее он начал набирать воду в колбу.
— Постой-постой! — остановил его Тимур. — Ты чего-то перелил. Слей часть.
Больше ошибок не было — как и говорил ему Кузьмин, для этого не нужно много ума.
— А кто это прохлаждается за казённый счёт? — вошёл в каморку тот толстый охранник, что был у входа.
Комплекцией этот охранник напоминал бульдозер — вроде бы и нескладный из-за лишнего жира, но мышечной массы в нём было чуть ли не больше, чем жировой. Павел, например, был просто дрябло-жирным.
— Ты не болтай давай, Петруха, — криво усмехнулся Тимур. — Сегодня наш стажёр Павел и, по совместительству, мой хороший друг, приготовил нам его первый в жизни кальян.
— О-о-о, целочку срываем! — заулыбался охранник.
— Ну… — поморщился Тимур. — Давай, Пашкевич, раскуривай.
Они покурили кальян, причём Бродскому совсем не понравилось, но он смирился, что это теперь его работа.