Стеклянная тетрадь

Я закричал очень громко, но голоса моего не услышал, потому что страх законопатил мне уши до самого мозга. Помню, как я шарахнулся от неё, путаясь в спущенных до пяток штанинах. Ударившись о толстое зеркало лбом, я услышал звон и понял, что слух ко мне вернулся. Однако открыв глаза, я закричал ещё громче, ибо вместо моего лица на меня таращилась настоящая рожа шимпанзе, размалёванная под Пьеро. Я отчётливо помню дырочки ноздрей, вскинутую верхнюю губу, распахнутые челюсти, зубы…

— Что ты кричишь? — в зеркале отразился и чёрный шар. — Что ты меня испугался? Подумаешь, голова у меня особенная. Тебе же не голова нужна, не лицо. А то, что нужно, в полном порядке — тёплое, податливое, тесное. Сам–то ты тоже не красавец.

— Это не я! — заорал я в панике, тыча пальцем в зеркало.

— Я знаю. Но ты таким сюда пришёл.

Мои руки стремительно подцепили штаны, ноги бросились к двери, а горло издало визг, явно принадлежащий не мне. Дверь я распахнул всем телом наружу, хотя при входе она открывалась внутрь. Но уж что удивляться, когда я был не я.

Улица встретила меня тишиной и пустотой. Но пустота была унылой и жуткой. Пахло дымом. Ветер шевелил шуршащие обрывки цветастых ленточек и бумажных шляп. Переползали с места на место фантики и надувные шары. Гладкие стены высоких серых домов молчаливо уставились на меня чёрными квадратами окон. Я резко обернулся и, не отрывая глаз от бездонной пустоты двери, откуда я вырвался, попятился. Я двигался медленно, боясь издать лишний звук. Но злобный волшебник той ночи решил надорвать моё сердце ещё одной шуткой: под ногу мне попалась забытая кем–то гитара. Можете себе представить внезапный грохот её тонких деревянных стенок о мой каблук. А звон струн, эхом запрыгавший по стенам домов. В свете догоравших тут и там факелов моя белая фигура в стремительном беге могла показаться случайному прохожему мелькнувшим привидением. Но прохожих не встретилось. Улица крепко уснула или даже умерла.

Этого я не узнал никогда, так как ноги несли меня с непередаваемой скоростью долгое время. Я оставил позади город, добежал до заброшенной станции и там рухнул без сил в высокую траву. Здесь только я заметил, как стучало сердце, выскочившее из груди к самому горлу.

— Эй, что это там белое такое? — раздался чей–то далёкий голос.

— Тряпка, что ли? — ответствовал другой.

— А чего валяется без дела? Давай прихватим…

Когда шаги стали приближаться через шуршащую траву, я понял, что речь шла обо мне. Белый костюм Пьеро светился под луной.

— Так тут человек…

— А что он разлёгся тут?

— Так он из маскарада, наверное. В городе сегодня праздник.

— Упился, что ли? Пьяный он или как?

Они долго смотрели мне в размалёванное лицо. А я упорно молчал.

— Чудной. В пудре весь, как баба, — сказал один.

— А я не обезьяна? — вырвалось вдруг из меня.

— Нет, ты — клоун, — серьёзно откликнулся второй.

Они подняли меня, отряхнули слегка и повели с собой, расспрашивая о празднике. Читатель, обладающий тонкой и чувствительной натурой, должно быть, поймёт без лишних слов моё скверное состояние после имевших место событий и не осудит за молчаливость, в которую я внезапно провалился. Изредка я лишь бурчал в ответ невнятные слова.

А вокруг стелилась ночь цвета синих чернил, и густые волны её раскачивали безвольную уснувшую степь. Над моей головой сгустилась в пространстве белая дырка и превратилась в луну. И я ощутил некоторое подобие спокойствия. Широкие стебли шумно сминались под ногами, одновременно с шуршанием с них ссыпалось нечто, напоминавшее росу, но росу чёрного цвета.

Заметив во тьме эти жемчужинки, я понял, что воспалённое воображение моё вовсе не остыло, как мне показалось первоначально. Я даже разглядел в некотором удалении от нас лунный свет, упавший на круглый чёрный шар, под которым угадывались женственные очертания.

— Куда мы? — взволнованно обратился я к моим спутникам.

— Отдыхать идём. Сегодня было много работы, длинный день. Скоро доберёмся…

И мы на самом деле скоро добрались. Меня сильно удивило, что вошли мы в дверь той самой заброшенной станции, которая угрюмо возвышалась над таинственно раскачивавшейся степной травой. Это была та самая станция, до которой я успел добежать и рухнуть без сил возле самого её порога. Но шли мы до неё достаточно долго. Кругами бродили, что ли?

Дверь натужно заскрипела и выплеснула на нас полосу жёлтого электрического света.

— Гости…

— Привет хозяину! — Один из моих спутников отпустил меня и протопал к столику, что стоял посреди помещения, устало повалился на стул и вытянул ноги в огромных грязных башмаках. Другой похлопал меня по плечу, как бы желая подбодрить. И тут же они обо мне позабыли, словно перешли в какое–то другое измерение. Я остановился в растерянности.

— Артиста привели? — Хозяин, одетый в пятнистые военные штаны и белую майку без рукавов, довольно постучал себя по мощным рукам. — А ну–ка, артист, сострой мне весёленький номер какой–нибудь. Умеешь веселить добрых людей? Ты, как я погляжу, клоунством промышляешь?

Я вяло покрутил головой и сделал пальцами отрицательный жест.

В ответ на это из–за дальнего столика выскочил не замеченный мною карлик и просеменил ко мне на кривых ножках.

— Ночь–то какая, — прошипел он снизу, однако я не понял, что именно он имел в виду. А он выпучил глазищи и, уцепившись ручонками за подол моей белой рубахи, принялся шевелить толстыми губами. — Дорога окутывает всякого путника в наши дни, как она делала это и сотни лет назад, потому что дорога составляет нашу жизнь. И странности обязывают человека видеть в жизни бесконечный заколдованный круг, артист. В твоих глазах я читаю ужас и недоумение. Это оттого, что ты…

Он не договорил и вдруг прикрыл рот ладонями.

— Ты что заткнулся, Трепач? — громко спросил хозяин.

— Чую приближение… Приближение всегда очень важно… К приближению надо быть готовым, — проворчал карлик и поспешил к своему столу, там он забрался на стул и ухватился за рюмку.

— Я стоял и неотрывно смотрел на него, вернее не на него, а на стену позади этого человечка. Над самой его головой висела картина. Я приблизился к ней тяжёлыми шагами.

С холста на меня взирала отрубленная обезьянья голова из лужи булькающей крови, а верхом не ней сидела маленькая фигурка голой женщины, у которой на шее вместо головы был насажен чёрный блестящий шар.

Я обвёл глазами помещение станционного кафе, но никто на меня не смотрел. И не слышалось ни звука, хотя трое посетителей и сам хозяин то и дело наливали из бутылок в свои рюмки, опрокидывали их и с силой ставили на стол. Они пили с каким–то остервенением. Задирали голову, вливали вино и снова наполняли рюмки. И всё в ватной тишине. Или мои уши снова перестали слышать от страха?

Я сел напротив карлика и услышал собственный голос.

— Я не тут… собственно… я хотел сказать… что живу я в совершенно ином мире…

— Нет, нет, всё не так, — карлик покачал перед моим напудренным носом указательным пальцем.

— Я полагаю, что это сон. Такое бывает, такое случается, — попытался продолжить я мысль. — Очень длинный сон. Очень подробный. Вот сейчас открою глаза и проснусь…

— Нет, нет. Всё не так, — карлик брезгливо сложил губы в бантик. — Вся жизнь есть сон, артист, так что не спеши просыпаться. Когда ты проснёшься, ты умрёшь…

И в ту же секунду этот кривоногий коротышка с невероятной прыткостью вспрыгнул прямо ногами на стол, беззвучно сшибив бутылку, и бросился на меня вперёд своей большой полулысой головой. Я увидел плеснувший по коже его лба матовый свет и ощутил между глаз удар огромного бильярдного шара. После того мир на мгновение оглушился карнавальным криком толпы и озарился искрами бенгальских огней, а следом за тем тонко запищал и стянулся в глубокую чёрную точку. Я успел услышать, как лязгнул засов безмолвия, и провалился в глухую тьму.