Стеклянный ангел
Шрифт:
Приехали. Трое. Две девчонки и парень. Посмотрели их, и правда, способные, перспективные ребята. Экзамены сдали, прошли отбор. Общежитие им выделили, все как положено. Павел мне звонил потом, спасибо, мол, никогда не забуду.
И тут не успела еще учеба начаться, беда приключилась с теми ребятами. Мальчишка на танцульках каких-то человека убил. Суд состоялся, такой скандал! Как же так, заслуженное цирковое училище, и такое происшествие. Ору было! Меня саму чуть не поперли, кого, мол, приняла? Малолетних уголовников! Посадили мальчишку. На девчонок тех смотреть было жалко. Особенно на одну из них: Надей ее звали. Вторая, та, что покрасивше была,
Девчонок выгонять все же не стали из училища, утрясли как-то этот вопрос. Оставили обеих, уж больно фактурные были, красивые обе, гибкие как змеи.
Со второго курса уже их в номер взяли. Племянник мой и взял, Владислав Звонарев. Сын моего брата. Он совсем еще мальцом выступать начал, и пяти лет ему не исполнилось - а он уже с нами летал, и на трапеции такое выделывал.
Когда эти девчонки появились, тридцать пять ему исполнилось, и он уже матерый заслуженный эквилибрист был. И номер прекрасный поставил, и девчонок этих задействовал. Зрелище было неописуемое, скажу тебе. Народ в цирк валом валил, чтобы на них посмотреть.
Если бы не несчастье, которое произошло с ним и с этой девочкой, выступали бы они сейчас где-нибудь в Берлине или Париже, не меньше.
– Несчастье произошло? – тихим послушным эхом отозвался Миша, и даже вздохнуть было страшно: как бы не спугнуть…
– Несчастье… - закивала грустным болванчиком старуха. – Девочка эта Ядвига на представлении сорвалась и погибла.
– Разбилась?
– Да.
– Случайно?
– Не знаю, не знаю. До сих пор не знаю, - задумчиво произнесла старуха, уставившись куда-то в себя своими старыми тусклыми глазами. Наверное, глядела в прошлое, искала там ответ.
– Администрация настаивала на несчастном случае, девчонка вторая, Надя, все кричала, что это самоубийство. Недолго правда кричала, первые несколько минут. Потом замолчала, и как будто сама не своя сделалась, точно в уме повредилась. Все сидела в своей комнатке в общежитие и ни с кем не разговаривала, дверь никому не открывала. А потом и вовсе исчезла.
– Исчезла?
– снова эхом повторил Миша.
– Как сквозь землю провалилась. У меня тогда племянника моего Владислава убили, так что я не сразу и заметила, что она пропала.
– Вашего племянника убили? Того самого, что работал в номере с этими девочками?
– Того самого.
– И кто же это сделал?
– А кто ж его знает? Милиция все кружила, кружила, да так ничего и не выяснила.
– А у вас самой не было никаких предположений? Насчет того, кто мог это сделать.
– У меня-то были предположения, да только я ими ни с кем не делилась.
– Неужели, вы знали, кто убийца?
– Точно не знала, конечно. Но поняла, что это кто-то из наших - из цирковых. Когда убили Владислава, приятель его Митька Семин, наш осветитель, - он его обнаружил, - перво-наперво мне позвонил. Все-таки тетка я Владиславу, единственная родная душа. И вот, когда я вошла в комнату и увидела его неживым, тогда- то и я поняла…
Миша сидел, затаив дыхание, не сводя с Джульетты Николаевны глаз, не в силах выговорить ни слова.
– …тогда то я и поняла, что убил его кто-то из своих.
– Почему же вы так подумали? – спросил Миша и за секунду, до того как она заговорила, уже знал, что сейчас услышит.
– Потому что в руке
у него стеклянный ангел был зажат, фигурка такая маленькая. Я тогда, как увидела этого ангела, так и подумала: кто-то свой убил, и с намеком. Ведь девчонку эту погибшую, Ядвигу, все ангелом стеклянным звали. За хрупкость ее, за красоту… Он спал с ней, и все цирковые об этом знали. А ей еще и восемнадцати не было.Старуха задумалась на мгновенье и снова закивала головой, словно китайский болванчик.
– Если бы я не знала наверняка, что она разбилась тогда, много лет назад, подумала бы, что это она ко мне приходила.
Глава шестнадцатая
– Привет… - сказал он, и она увидела в его глазах разочарование. И в голосе его было разочарование.
Он не ждал ее. Он не ее ждал.
– Здравствуй, Ромка, - сказала она и взяла его руки в свои. Его руки были горячими, чуть шершавыми, крепкими. Она смотрела на него и словно вбирала в себя его лицо, потемневшее осунувшееся. И глаз не могла отвести - словно магнитом тянуло - от его губ, сухих и обветренных. Один раз в жизни он поцеловал ее, один только раз, но она навсегда запомнила тогдашнее обморочное свое состояние.
И сейчас ей хотелось поцеловать его, припасть к его губам. И этим дать ему утешение, успокоение. Она знала, какую страшную весть она ему привезла, и не знала, как он воспримет ее, выдержит ли?
– У вас десять часов до восьми утра. Время пошло, - строго сказал охранник и ушел, щелкнув замком. Они остались одни. Одни в целом мире. В опустевшем мире. Мире без ангела, без Яси. Но он еще не знал этого.
Не знал, и поэтому хмурился, не понимая, почему приехала она… она, а не Яся.
Он так и спросил, как только за охранником закрылась дверь.
– А почему Яся не приехала?
– Давай сядем, - сказала она и притянула его к кровати. Он сел, и она почувствовала, как он напряжен. Его рука, которую она обхватила в запястье, была как каменная.
– Она что, заболела?
– с нетерпением, уже раздражаясь, спросил он.
– Я тут тебе вкусненького привезла, - вспорхнула она к столу, внутренне содрогаясь в ожидании того исступления, которое, как она предполагала, последует скоро. – Вот пирожки, вот сыр, шоколад. Специально привезла тот, что ты любишь, по всему городу искала.
Она все говорила, говорила, и спиной чувствовала его взгляд, прожигающий ее насквозь.
Она вздрогнула, когда он встал за ее спиной. Она ощущала его дыхание на своей шее. Он стоял очень близко, почти касаясь ее спины своей одеждой.
Повернул ее к себе, больно схватив за плечи, тряхнув так, что у нее лязгнули зубы.
– Я тебя спрашиваю - что случилось?
Она смотрела в его глаза, в самые зрачки, в которых отражалась она, она, а не Яся, и понимала, что не может ничего ответить ему: слова застревали у нее в горле.
– Ну, ну, говори же!
– он снова больно сдавил ее плечи.
«Синяки будут», – зачем-то подумала она и сказала, стараясь не отводить глаз, стараясь смотреть прямо в эти серые с золотистым ободком зрачки, словно заглядывая в его душу, словно этим она сможет облегчить его боль, его страдания.
– Яси больше нет. Она погибла. Разбилась во время представления.
Она видела, как его лицо становится пепельным, она даже не знала, что такое бывает, только в книжках читала, он, словно опрокидывался назад, в то время как продолжал стоять, крепко держась за ее плечи, как будто боялся упасть.