Стеклянный ангел

«Кис-кис», - позвал Миша, - позови хозяев! Слышишь? Эй, позови кого-нибудь!

Кот серьезно взглянул на Мишу через плечо, мяукнул и ушел в приоткрытую дверь маленького белого дома.

Через некоторое время дверь заскрипела, и на крыльцо вышла худая старуха. Миша усмехнулся - котяра оказался говорящим и позвал хозяйку? Старуха, - а это была именно старуха, а не старушка; старушка - это ведь что-то маленькое в платочке с добрым лицом, эта же была очень высокая, с короткой седой стрижкой, в накинутом на плечи черном мужском пальто, - очень долго шла к калитке, опираясь на палку, шаркая поминутно, останавливаясь передохнуть. Миша уже начал терять терпение, ему казалось, что она никогда не дойдет.

Наконец, дошла. Долго рассматривала его из-под кустистых седых бровей, потом спросила хриплым надтреснутым голосом:

– Чего тебе?

Миша растерялся от безаппеляционности и невежливости вопроса. Вся заготовленная речь вылетела у него из головы.

– Я, - запинаясь, проговорил он, - журналист.

– Ну, - сказала старуха, - чего тебе?

– Я хотел взять у вас интервью.

– Какое еще интервью?

– Я из журнала, хочу написать о вас.

– Некогда мне, - буркнула старуха, - ходят тут всякие.

Она повернулась и пошла прочь, все так же шаркая и поминутно останавливаясь.

– Джульетта Николаевна, - крикнул Миша, - наш журнал готов хорошо заплатить!

Старуха остановилась, медленно, помогая себе палкой, развернулась, пошла назад к калитке, молча отперла ее.

Миша вошел, все еще продолжая говорить о том, что известный журнал, который представляет он, журналист Михаил Плетнев, заинтересован в таких знаменитостях, как Джульетта Николаевна.

– Не тараторь, - сказала старуха, - и калитку запри на щеколду. Наркоманы здесь всякие шляются, ворье поганое.

Миша засеменил следом за старухой, чувствуя себя наркоманом и поганым ворьем одновременно.

– Дров захвати, - старуха ткнула палкой в кучку дров, сваленных у порога, - печку затопим. Озябла, сил нет.

В доме, и правда, было холодно и сыро, пахло мышами и немного плесенью. И, несмотря на то, что явного беспорядка не наблюдалось, повсюду ощущалась та неопрятность, которая почти всегда сопровождает одинокую старость.

– Топи, печь, а я посижу немного. Ноги болят, - сказала старуха и устало опустилась в продавленное кресло, покрытое вытертой плюшевой накидкой.

Миша свалил дрова у печки, присел на корточки, открыл заслонку. Понятное дело - топить печь ему еще не приходилось. Никогда в жизни. Он просунул в закопченное отверстие пару поленьев, втиснул между ними клочок порванной газеты, которую нашел на полу, зажег спичку.

– Ты что, полоумный? – спросила бабуля. – А заслонку кто открывать будет?

– Какую заслонку? – Миша завертел головой в поисках неведомой заслонки.

– Да вот же, над головой!

– А-а… ясно… - Миша совершил необходимое действие по открытию заслонки.

Снова опустился на колени, зажег спичку. Обрывок газеты нехотя занялся маленьким синеватым огоньком, который тут же потух. Миша подул в черное отверстие, потрогал дрова.

– Ты бы ещё бревно туда сунул, – критически заметила старуха. – Ну и молодежь пошла! Ничего не умеют. Безрукие все… Уйди!

Миша отошел в сторону, и бабуля, кряхтя и причитая, сама растопила печь.

Через некоторое время, разомлевшая от тепла и, наверное, поэтому заметно подобревшая Джульетта Николаевна снисходительно взглянула на сконфуженного Мишу и сказала:

– Сейчас чай будем пить. Вот только немного передохну. Тяжело-то уже топить, возраст не тот. Нынче и через день топить можно, а вот зимой приходится и утром, и вечером. Ой, не знаю, как я зиму зимовать буду?

– Вам газ нужно провести, – заметил Миша, - с газом удобнее.

– Ой, какой умный-то, – съязвила Джульетта Николаевна, - а то я без тебя не знаю. Ясное дело, что с газом теплее. Да где денег столько взять? Соседи у меня давно уже провели, а у меня финансов нет. Вот и живу, как пещерный человек.

Взглянула на него, усмехнулась:

– Думаешь, я всегда такой была? Бабой-ягой в избушке на курьих ножках? Не-е-е-т, я когда-то блистала на манеже. Ах, какой у меня был номер… Я под самым куполом летала! Вся в блестках!.. А сейчас … Эх, - она с досадой махнула рукой.

– А почему цирк не выделил вам нормальную квартиру?
– спросил наивный Миша.

То, что он наивный, он понял по взгляду Джульетты Николаевны.

– Какую квартиру? О чем ты говоришь? Квартиру… - она снова досадливо махнула рукой. – Я сорок лет в гостинице цирковой прожила. Это она так только называлась громко: « гостиница!», а фактически самая настоящая общага. В свое время я и детей из-за этого не решилась завести. Вот теперь сижу, кукую одна. Потом, когда перестройка грянула, буржуй какой-то нашу гостиницу прихватизировал, да и погнал всех поганой метлой. Пришлось по квартирам скитаться. Потом домишко этот в наследство мне достался, тетка двоюродная отписала. Какой никакой, а свой угол. Никто не погонит. Мне бы еще газ провести. Зажила бы припеваючи.

Джульета Николаевна пригорюнилась, подперев сморщенный подбородок темным сухим кулачком.

– И что, нет никакой возможности провести? – проявил заинтересованность Миша, уговаривая себя: давай, начинай спрашивать, время идет!

– Девчонка эта из собеса, что сегодня приходила, обещала. Говорила, на днях зайдет к начальству, похлопочет. Не знаю, верить или нет?

– К вам сегодня кто-то еще заходил?
– насторожился Миша.

– Ну, я же говорю - девчонка из собеса. Ну как девчонка… это я по сравнение с собой, а так-то уже не девчонка - женщина молодая. Вежливая, обходительная. Села, поговорила со мной, выслушала. Обещала помочь.

«Где то я уже это слышал….» - подумал Миша и с тревогой вспомнил старого антиквара. Девушка, приходившая к нему из музея, тоже обещала помочь. И точно так же была очень внимательна к стариковским проблемам.

– Все на мои афиши удивлялась, ахала, охала, - добавила Джульетта Николаевна.

– Какие афиши?
– спросил Миша, чувствуя неприятный холодок в сердце.

– Да те, что в той комнате.

– А мне можно посмотреть?
– спросил Миша.
– Мне нужно для статьи. Очень даже хороший материал может получиться.

Он приготовил фотоаппарат.

– Ну ладно, пойдем, покажу. А потом чай будем пить. Она мне полный пакет сладостей принесла. Ох, как я люблю! И как они в собесе только разузнали о том, что я сладкое люблю.

Опираясь на палку, Джульетта Николаевна с трудом поднялась и пошла в соседнюю комнату. Миша, охваченный недобрыми предчувствиями, осторожно пошел следом.

– Свет зажги, там слева выключатель.

Миша нащупал выключатель, под потолком загорелся голубой треснувший плафон. Все стены этой небольшой комнаты были увешаны яркими плакатами. И тут Миша увидел, и Джульетта Николаевна увидела, что на месте одной афиши зияет большая белая дыра с остатками обоев и пятнами осыпавшейся штукатурки.