Степь 1. Рассвет

Индра внутренне разрывался. Желание видеть её и не желание, чтобы об этом кто-нибудь узнал, буквально разваливало на части его крепкое натренированное тело. Всё валилось из рук. Невероятным усилием воли он удерживал на лице видимое спокойствие, давая последние указания.

Отряд остался ждать, а он ушёл, наиграно спокойно и беззаботно будто пошёл в кусты отлить. Но как только скрылся за очередным холмом, густо покрытым высокой травой и редким кустарником, перешёл на бег. Сердце отчаянно колотилось, лицо пылало огнём, мурашки вспыхнувшего азарта бегали по всему телу. Эйфория топила разум, и он захлёбывался в упоении ею.

Нашёл её сразу, как только добрался до края огородов. Она, вместе с такими же девчонками непринуждённо задрав щуплую задницу к небу весело занималась полевыми работами. Что-то девушки там со сноровкой щипали на грядках, выбрасывая в проходы, сопровождая нудный процесс хихоньками и хахоньками.

Индра особо не прислушивался о чём они там говорили и по поводу чего смеялись. Он был буквально очарован ею. За какие-то две осени девочка преобразилась как по волшебству. Огненно-рыжий цветок распустился и превратился в очаровательную, соблазнительно манящую к себе девушку. Уже непросто симпатичную, а до умопомрачения красивую.

Одна из тружениц видимо на что-то обидевшись, выпрямила спину и дурашливо бросив в рыжую красавицу выщипанной травой назвала её по имени. Именно тогда любуясь её красотой, он неожиданно ещё и узнал, как её зовут. А звали это обворожительное создание божественно-небесным именем, – Утренняя Заря. Да, подумал тогда Индра, её и не могли назвать никак по-другому. Она самая настоящая утренняя заря, величаво прекрасная, божественно чистая, ласкающая своим нежным взором всю землю в предшествии дня. Она и есть, самая настоящая богиня утренней зари.

На обратном пути пребывая в радужных мечтах и в состоянии опьянения от первой в своей жизни влюблённости, потеряв всякую осторожность он неожиданно напоролся на артельный заслон, что обходил лесом загон метя территорию и отпугивая хищников.

Их было трое и с ними две здоровые собаки, которые его и выловили. Не понятно, что подумали мужики про арийского подростка на своей земле, но натравили собак, не задумываясь и помогая псам били по-настоящему, даже не спросив кто такой и что тут делает. Только когда Индра, забитый до полусмерти и истерзанный псами перестал сопротивляться, потеряв сознание, мужики бросили его подыхать, решив видимо таким образом подбросить падаль на прокорм волкам, чтобы те лишний раз не лезли к стаду.

Но сын отца-зверя, закалённый побоями с детства, оказался на редкость живучим. Индра, придя в себя добрался до отряда только к вечеру в виде окровавленного куска мяса вперемежку с огрызками одеяния. Ватага отступила в ночной лес, ничего ни этой ночью, ни следующим днём не предпринимая. Отлежавшись, атаман ничего никому не объясняя велел тащить его в логово. Злопамятный атаман затаил на этот баймак кровную обиду, но набег на его стада в будущем больше ни разу не предпринимал.

В это время во всём обжитом ореоле двух соседствующих культур сложилась напряжённая ситуация с территориальным вопросом. Арийцы испытывали никем не контролируемый демографический бум. Хозяев, истинных арийцев становилось всё больше. Вырастали законнорождённые дети, отпочковывались от родителя и формировали свои семьи со всеми причитающимися атрибутами, с семейными пирамидами, стадами скота, в том числе и женского.

Но для этого требовалась дополнительная пустая земля, а её уже не хватало. Крупные водные артерии и прилегающие к ним земли были заняты жителями Страны Рек. Речники благодаря комфортно обустроенной и продуманной системе деторождения так же плодились с завидной регулярностью, и так же при избытке рода дробились и отпочковывались, занимая любые пустующие земли вдоль рек.

Но сложность их расселения заключалась в том, что древней автохтонной культуре была нужна только река, а занимать пригодную для жизни территорию, но без рек, они не могли согласно вековым устоям и религиозным предрассудкам. И если по началу те и другие жили компактно, отдельно друг от друга, то в это время большое количество новоиспечённых арийцев двинулось на поселение в некогда буферные регионы, и их соседство переставало быть мирным, так как стали неизбежные столкновения различных культур и на бытовом, и на политическом уровне.

У арийцев в результате Великого Потопа на Море-Океане остались представители только пяти народов из семи, а значит пять верховных жрецов. Народы были неравнозначны ни по количеству населения, ни по влиянию городов, тем не менее им удавалось сохранять некое единство, хотя и не без трений.

Речники объединялись более устойчивой вертикалью власти, на вершине которой стоял род, выбранный общим сходом всех родовых атаманов. Выбранный атаман был живым воплощением трёх природных Начал, трёх общностей мироздания. Он обладал волшебными реликвиями и почитался как трёхголовый змей земли, воздуха и воды.

С одной стороны, выборность единого руководителя давало устойчивость общественной системы, её относительную консервативность и вместе с тем моноустремлённость в развитии, базирующуюся на вековых традициях и передаваемых по наследству устоях предков. Но с другой, повышенная плотность населения на определённой территории накапливала напряжённый потенциал в межродовом противостоянии кланов, становившихся все многолюднее, а благодаря недоброму соседству с арийцами, ещё сильнее и агрессивнее.

Таким образом росло напряжение в среде арийцев, росло напряжение среди речников, росло напряжение в отношениях между обеими системами. До поры до времени конфликты удавалось сглаживать путём прямых контактов между представителями двух верхушек. Традиционно существовали праздничные дни как у арийцев, так и у речников, на которых собиралась знать с обеих сторон и на этих встречах удавалось решать конфликты миром, но с каждым разом это становилось сделать все труднее и труднее.

Если первоначально арийцы во многом зависели от решения вождя Страны Рек, то со временем все поменялось в точности на оборот. Превосходство арийцев и в людской массе, и в технологической составляющей, в том числе и военной, которую речники просто не имели за ненадобностью, поставили коренных жителей в подчинённое положение, прося защиты у «отцов народов» от бесчинства их же подданных. С одного из таких арийских праздников – Трикадрук, с массовым возлиянием Сомы, в жизни всей огромной степи наступил новый поворотный момент, переломавший и судьбы, и жизни очень многих.

Минула верхушка лета. У речников отгуляла, отплясала, от стонала Купальная седмица. Впереди предстояла заключительная пьянка бабняка – Кузькина Мать. Мужиков и пацанов от баймаков как ветром сдуло. Вал, он, конечно, мужицкая Общность главный в Троице, но и Вседержитель от пьяных баб и в столь разгульный праздник норовит куда-нибудь подальше заныкаться.

У арийцев именно в это время проходил их главный праздник, – Трикадрук. Вот туда-то речное мужское население в гости и подавалось в полном составе. Коровьи дети от мала до велика уже ни один день таскают мухоморы к городу. Кучи навалены только перетаскивать успевают. Кто таскает, кто трёт, кто жмёт, кто варит, кто разливает и оттаскивает. Кто-то уже сырых грибочков наелся, кто-то отвара напробовался. Шум, бедлам, всеобщее веселье. В общем полный праздничный кавардак. Одно слово – Трикадрук.

Недалеко от городских построек почти в чистом поле выросло новое пёстрое поселение, состоящее из повозок: крытых и обычных. Шалашей самых разнообразных: от простых веточных до причудливых, матерчатых. Шатры красовались крытые шкурами. Всё вокруг разноцветное и яркое.

Это были три особых дня, когда многое разрешалось. Здесь и меняльные базары, и различные игрища на любой азарт, на любой достаток. Каждый породистый ариец выводил на гулянку всю свою семью, чуть ли не в полном составе выставляя напоказ. Кроме развлечений устраивали торги, мены. Повсюду по рукам сверкало золото. Откуда оно взялось у арийцев, да ещё в таких количествах. Загадка. Много здесь было и соседей речников, что шли на праздник тоже не с пустыми руками.