Степан Разин. 2
Шрифт:
Сундук был полон серебряных «копеек»[1].
— Это я удачно здесь задержался, — подумалось вдруг. — Правду говорят: «Не везёт в любви — повезёт в картах».
Не знаю, почему мне казалось, что мне не повезло в любви? Потому, что Дуняша не проявляла инициативы? Потому, что постоянно прятала от меня глаза? Отвечала односложно? Не проявляла интереса ни к учёбе, ни к бухгалтерии, ни к истории государства Российского и политику, в которую я её пытался вовлечь? А от торговых книгона просто отшатывалась, как от чумного одеяла.
Однако к себе негативного отношения я не испытывал. Тут надо признаться. И чтобы узнать меня у неё имелось немного времени. Да жаль, что у меня его совсем не было. Не была записана в моих планах женитьба.
Первой моей целью по пути в Астрахань был Симбирск, ставший узловой точкой в транспортировке грузов или писем. Из Симбирска, называемого Синбирском, шла почти прямая дорога на Арзамас, а от него на Москву. Имелась и другая дорога, по которой в стародавние времена из Москвы ходили люди на Урал и за него. Через Рязань и городок Сызрань, что на Волге. Но ту дорогу долгое время контролировали ногайцы, все сёла по ней обезлюдели и содержать дорогу перестали. А на симбирской дороге за десять лет встали городки новые с «ямскими станциями», табунами хороших лошадей и с казёнными смотрителями. Охраняли дорогу казаки Тимофея Разина. Царь готовился к приезду Патриархов задолго до Собора и вложил в дорогу до Симбирска большие деньги.
Симбирск, как крепость, основали в сорок восьмом году. Сейчас воеводой в Симбирске стоял Иван Иванович Дашков. Воеводы обычно назначались на год или два, Дашков «воеводил» с шестьдесят четвёртого, что говорило о доверии к нему царя и о моём ходатайстве о том. Мне нужен был Дашков в Симбирске позарез, когда начнётся смута.
Ещё в шестьдесят четвёртом году я помог ему составить обширный хозяйственный план с рекомендациями по развитию Симбирска, куда он был назначен инспектором деятельности предыдущего воеводы. Я не только помог ему теоретически, но и вложился в строительство городка людьми и деньгами. В городке я поставил усадьбу с амбарами, а на берегу пристань со складами.
«В Синбирском уезде 'земли самые добрые», и если «государь будет 'изволить», здесь «мочно завесть пашни великие» и также «завесть мелницы многие, потому что рек угожих много», а отсюда и «хлебный отпуск в Астрахань перед нынешними отпусками горазд будет. Да в тех же местах мочно завесть для Астраханскаго отпуску винокуренные поварни на реке Суре, потому что Сурская вода к винному куренью угодна и выгодна»; в лесах многие «бортные угодья»; В Синбирске под городом блиско реки Волги соляные росолы в двух местех: один на посадцкой земле, а другой на монастырской Спасского монастыря; В Синбирску ж мочно завесть в реках в Волге рыбные ловли, а ловят осетры и белуги и белые рыбицы и лососи; растет «тутовое многое деревье, чем черви шолковые кормят и в том месте можно завесть шолковый промысел многой». Так писал Дашков с моих слов.
А познакомились с Дашковым мы ещё в Астрахани, где он стоял вторым воеводой, местничая с Яковом Никитичем Одоевским, сыном Никиты Ивановича — ближнего царского боярина, собиравшего «компромат» на патриарха Никона и не желая оставаться на вторых ролях.
Симбирская крепость стояла на высоком стометровом холме и являлась крайним восточным «форпостом» засечной черты, шедшей до самого Воронежа. Большим отрядам пройти мимо крепости было проблематично, а остовлять за спиной гарнизон крепости опасно нападением с тыла, что и случилось в «той истории» с войском Степана Разина. Под Симбирском войско Разина было разгромлено совместными отрядами воеводы крепости Ивана Милославского и Юрия Борятинского, прибывшего из Казани. Разин дважды раненый бежал на Дон, там был предан казаками и передан для царской расправы. Я не знал, что произойдёт дальше, но повторять судьбу моего реципиента не хотел, а потому готовился ко всему.
—
Поздравляю, Степан Тимофеевич, со свадебкой, и прими от меня в виде скромного подарка сабельку, что тебе приглянулась ещё в Астрахани.Я удивился и пожав плечами развёл в недоумении руки.
— Возьми-возьми, не побрезгуй, Степан Тимофеевич. Если бы не ты, не стать бы мне тут воеводой.
Сабля была из стали персидской ковки, и внимание я на неё обратил не зря. Из хорошей стали выковали саблю, хотя эфес у неё был не очень богатый. Для знатока штучка… Я и в прошлом неплохо разбирался в металлах и сплавах, а здесь стал по-настоящему ценить и сталь, и изготовленное из неё хорошее оружие. Ценить и собирать, тратя, порой, огромные деньги.
— Благодарю, Иван Иванович. Как ваш шёлковый ткацкий завод? Запустите в этом году?
— Мастеров своих жду от тебя, Степан Тимофеевич.
— Вот приеду на Ахтубу, посмотрю, что у меня творится и отправлю твоих мастеров.
Воевода в том году решил поставить в Симбирске государев ткацкий двор, чтобы делать шёлковые ткани. У меня уже не хватало станков для ткачества, а сырьё лишнее продавать голландцам давила «жаба». Вот я и посоветовал Дашкову собрать цех. Помог изготовить необходимое количество станков и подготовил необходимое количество мастеров. Мой поступок был по достоинству оценён и Дашковым, и самим царём, которому Дашков отписал честный отчёт о моём участии в казённом предприятии.
[1] Самый крупный ярославский клад XVII века был найден в 1940 году при строительстве средней школы №4 на улице Федора Волкова буквально в нескольких десятках метров от церкви Николы Надеина в Ярославле. Из земли были извлечены 18792 серебряные монетки — копейки, деньги весьма значительные по тем временам. На эту сумму можно было приобрести 280 десятин земли по нормам, определенным указом Михаила Федоровича Романова в 1628 году.
Клад, найденный недалеко от храма и усадьбы богатейшего ярославского купца, государева гостя Надеи Светешникова, датируется специалистами не позднее 1645 года. Это позволяет предположить, что Надея Светешников, почувствовав шаткость своего положения и надвигающуюся опасность, мог спрятать деньги, спасая их от государственной конфискации.
Глава 17
Осмотрев в Симбирске торговые и приходно-расходные книги, хозяйственные и производственные постройки и, предупредив нужных людей об увеличении количества ходоков из Московии и о необходимости пополнить продовольственные запасы, я отправился в монастырь и проговорил те же вопросы с его настоятелем, с которым у нас издавна сложились деловые отношения. Я много вкладывал средств в Успенский монастырь, ибо Симбирск в моих планах должен был сыграть одну из ключевых ролей.
С иеромонахом Успенского монастыря Макарием, кроме деловых, у меня сложились тёплые сыновне-отеческие отношения и ему я давно исповедался в грехах моих настоящих и будущих. Макарий раньше не воспринимал мои покаянные слова всерьёз, но теперь, когда я пришёл к нему на причастие, он встретил меня преклонив предо мной колени.
— Что ты? Что ты? — вскрикнул я, кинувшись поднимать старца.
— Всё знал! Всё знал! — плача навзрыд, восклицал настоятель. — Ведь я не верил! Анафеме преданы мы! Анафеме!!! Антихристы! Бесовское отродье! А мы им дары подносили. Да будут они сами прокляты!
— Полно! Да, полно тебе, отче! Ты же сам мне говорил: «Чему быть, того не миновать! Всё в руках Божьих!».
— Да, говорил, но ведь не верил я твоему пророчеству!
— Не пророчество это, а простая логика. Розмысл. Сопоставление различных событий и предсказание грядущего. Это не то, что свыше даётся. Я просто лучше тебя знал прошлое, а поэтому предвидел будущее. Исповедуешь меня?
— Исповедую, Стёпушка.
Эту мою исповедь иеромонах выслушал очень внимательно и молча, Он благословил и дал причаститься таинств.