Степи Евразии в эпоху средневековья

К украшениям конской сбруи относятся подвесные бронзовые шлейные бляхи (рис. 28, 29, 32), среди которых имеются фигурные подвески с изображениями зверей (рис. 28, 30, 31), а также бронзовые пряжки, бубенчики, ворворки для кистей (рис. 28, 18, 33, 37) и др. Впервые появляются бронзовые бляхи-тройчатки, закрепляющие перекрестия ремней (рис. 28, 59). Разнообразные пряжки и бляшки украшали уздечные наборы (рис. 28, 35, 43, 45, 47, 49, 51, 53).

Из-за обряда трупосожжений от одежд людей сохраняются лишь золотые и серебряные бляшки, наконечники и пряжки наборных поясов (рис. 28, 36, 42, 44, 46, 48, 50, 52, 54–58, 60–67), среди которых многие являются образцами тонкой высокохудожественной ювелирной работы. Они нередко украшены не только растительными узорами, но и изображениями фениксов, уток, рыб, петухов, фантастических драконов, а в одном случае изображен лев, терзающий барана (рис. 28, 48, 52, 55, 57, 63). Подвесками таких поясов являлись фигурные «лировидные» бляхи (рис. 28, 67).

В могилах знати находят золотые браслеты, пуговицы, серьги с подвесками (рис. 28, 38–40), а также серебряные воспроизведения цветов — аппликаций по металлу.

В нескольких могилах встречены деревянные статуэтки стоящих баранов, головы и шеи которых обложены листовым золотом, а туловища — серебряными или медными обкладками, сохраняющими форму самой скульптуры (рис. 28, 41). Фигурки баранов созданы весьма реалистично, в древней традиции, восходящей к таштыкской эпохе. В таштыкских склепах обнаружено много деревянных фигурок баранов, оклеенных плющеным золотом. Описанные фигурки являются свидетельством того, что малая пластика имела место как в быту, так и в погребальном обряде древних хакасов в эпоху чаатасов. К сожалению, из-за ограбления мавзолеев знати до нас дошли далеко не полные, отрывочные данные о действительном богатстве тех высокохудожественных памятников скульптурного, ювелирного и прикладного искусства, которые изготовлялись на Енисее в VIII–IX вв. [Евтюхова Л.А., 1948, рис. 28; 104; 105; Левашева В.П., 1952, рис. 1, 3, 4].

На рубеже IX в. в средневековой Хакасии появляются монументальные архитектурные сооружения, которые открыты в самые последние годы (Кызласов Л.Р., 1972; 1974; 1975; Кызласов Л.Р., Кызласов И.Л., 1973). В котловине Copra, на р. Пююрсух, на станции Ербинская, обнаружены остатки деревянного городка, посредине которого возвышался внушительный храм-дворец (рис. 28, Г). Массивные сырцовые стены были сооружены на огромном прямоугольном каменном стилобате (41x32,5 м.). Эта платформа, вытянутая с востока на запад, имела высоту около 1,7 м. Она была воздвигнута из пяти-шести слоев больших гранитных валунов, уложенных в глиняный раствор, и обмазана жидкой глиной, смешанной со щебнем. Стены здания (толщиной 2–2,4 м.) возведены в 1,6–2,4 м. от краев платформы. Они сохранились на высоту около 2 м. и первоначально достигали 3 м. Стены образовывали прямоугольник (37,5x28,5 м.), ориентированный по странам света. Сооружены они в основном из кирпича размером 48x24x10 см. Внутренняя площадь здания (33x24 м.) составляет около 800 м². От перекрытых плоской кровлей внутренних помещений типа галерей остались обгоревшие бревна, балки, резные деревянные колонны с овальными капителями. Изнутри стены, доски потолков и колонны были оштукатурены и побелены. Северная и южная стены имели низкие алтарные пьедесталы, сложенные из сырца. От декора сохранились цветы-аппликации, вырезанные из коры. Над центральным залом в потолке находился световой люк. В восточной стене расчищен вход, к которому поднимался пологий пандус, сооруженный из валунов. Он также обмазан глиной со щебнем. Широкий дверной проем (2,45 м.) имел два порога и две двустворчатые двери. Одна из них открывалась наружу, а другая внутрь помещения. Очевидно, парадный вход предназначался для одновременного прохождения многих людей. Другой, малый вход (его проем 1,9 м. вверху и 1,28 м. внизу), предназначенный для избранных, находился в северной стене, вблизи северо-восточного угла. Он также имел две двери, разделенные тамбуром.

Строительные материалы и архитектурные приемы позволяют заключить, что ербинское монументальное здание воздвигнуто строителями, принадлежавшими к школе западного среднеазиатского и центральноазиатского, а не дальневосточного зодчества. Планировка здания подтверждает, что оно предназначено для торжественных общественных сборов, вероятно, как светского, так и духовного характера. Особенности планировки храма-дворца позволяют предполагать его манихейскую принадлежность. Это согласуется с письменными данными (рис. 28, Г).

Таким образом, в котловине Copra обнаружен, скорее всего, древнехакасский храмовый город. Храм-дворец содержался в большой чистоте, в нем, кроме железных костылей, скоб и вышеотмеченного декора, обнаружены немногочисленные остатки последнего периода обитания людей в здании. Это обломки двух костяных свистулек от стрел и черепки глиняных сосудов. Среди последних — боковинка «кыргызской» вазы с характерным пунктирным орнаментом и сквозным отверстием, а также обломки баночных сосудов с насеченным венчиком и слабо прочерченным орнаментом в виде свисающих треугольников и отверстий на шейке. Подобная посуда характерна для самого конца культуры чаатас и для последующего времени. Вероятно, ербинский храм-дворец еще какое-то время существовал и во второй половине IX–X в.

Из других монументальных архитектурных сооружений к этому периоду относится прямоугольная крепость-город в с. Шушенском, на правом берегу Енисея. Она имела глинобитные стены и глубокие рвы вокруг них. Периметр стен — около 800 м. Стены были ориентированы по странам света, а ворота, ведущие в крепость, находились близ северо-западного угла. Всеми этими особенностями укрепление напоминает прежде всего города-крепости VIII–IX вв., сооруженные уйгурами в Туве [Кызласов Л.Р., 1969, с. 59–63]. Можно предположить, что в начале войны с последними древние хакасы, чтобы обезопасить свои южные границы, построили крепость. Для ее сооружения они, скорее всего, использовали взятых в плен уйгур. К сожалению, этот интереснейший памятник, зафиксированный П.С. Палласом в 1772 г. [Паллас П.С., 1788, с. 546], в настоящее время застроен селом и погиб для изучения.

Зато второе монументальное укрепление, также зафиксированное Палласом 200 лет назад, уцелело и было обследовано в 1973 г. [Кызласов Л.Р., 1974]. Этот уникальный средневековый памятник-стена, запиравшая Саянское ущелье, служил оплотом на южной границе древнехакасского государства. Стена преграждала проход из северной части Уйгурии (ныне Тува) в Хакасско-Минусинскую котловину в самом узком месте Саянской трубы, прорезанной Енисеем, текущим в этом месте с юга на север. Здесь в 1 км. к югу от устья р. Голубой (правого притока Енисея) на обоих берегах Енисея стоят две скалы. Ширина долины Енисея между ними составляет около 800 м., из которых 500 м. приходится на современное русло реки. Стена проходит поперек долины реки от правого берега до восточной скалы. Длина ее 258,5 м. Скала левого берега (западная) обрывается в волны реки.

В настоящее время стена представляет собой хорошо сохранившийся вал с застроенным верхом, идущий почти точно с востока на запад. Высота вала по срезу западного конца 1,65 м., а с юга (со стороны врага) — 1,85 м. Ширина основания вала — 10–11 м. В срезе вала по бокам видны стенки, сложенные из обломков скалы. Между ними, видимо, заливалась тонкоотмученная глина, подстеленная речными валунами. Ширина между стенками 6,6 м. Почти на всем протяжении вала в нем видны обломки скальной серо-синей «графитной» породы, из которой была сложена первоначально стена. Вал имел два прохода шириной по 3,4 м. Датируется стена находкой в ее размыве обломка баночного сосуда «типа чаатас».

Зимой по льду Енисея стена в древности, вероятно, наращивалась с помощью завала из бревен, что делало Саянское ущелье непроходимым для врагов. Хакасы называют эту стену Омай-тура — «крепость Оман». А так как «тура» означает собственно «дом» или «деревянная башня», то не исключено, что стена действительно первоначально имела деревянные башни, в которых нес охрану сторожевой гарнизон.

Еще одной сложной системой пограничных укреплений древних хакасов являются (к сожалению, не изученные археологами) каменные стены в Западном Саяне, построенные на вершине Бюргорак по Хантегирскому хребту и в верховьях р. Тебе. Они также прикрывали южную границу государства.

Следует сказать еще об одной группе населения Хакасии в VIII–IX вв., материальная культура которой хотя и близка к древнехакасской культуре чаатас, но, строго говоря, совсем не относится к ней. Это особая этнографическая группа древних тюрок, бежавшая из Тувы в конце VIII — начале IX в. на север к древним хакасам в период уйгурского засилия в бассейне верхнего Енисея [Кызласов Л.Р., 1969, глава III]. Поселенные в Уйбатских горах, вероятно, на правах союзников, древние тюрки сохранили свою культуру и погребальные обычаи. К их памятникам относятся некоторые погребения могильника Капчалы II (курганы 1, 8 и 13). Они имеют округлые плоские каменные насыпи (диаметром 4 м. и высотой 0,2–0,35 м.) (рис. 28, Ж). Под ними располагаются большие ямы (от 1,9x1,4x1,1 до 2,8x2,25x1,25 м.). Погребенные мужчины захоронены по обряду трупоположения с конем. Скелеты людей лежат в вытянутом положении, на спине, головой на юго-восток в юго-западной части ям, а костяки коней — на боку, головами на северо-запад и в одном случае, на восток — юго-восток. В ненарушенных погребениях останки людей лежат в берестяных гробах, имевших деревянный каркас. Наличие несвойственных для тюрок берестяных гробов является воздействием уйгур, под властью которых эти тюрки жили в Туве во второй половине VIII в. до своего бегства на север.