Степи Евразии в эпоху средневековья
Шрифт:
Остальные формы сосудов и предметов специфичны уже для ранних чаатасов. В могилах VI в. появляются характерные, сделанные ленточным способом на гончарном круге так называемые кыргызские вазы. Это узкогорлые сосуды, предназначенные для хранения легко испаряющихся, очевидно опьяняющих, напитков. Изготовлялись они из серой аморфной тонкоотмученной глины, приготовленной особым способом, вероятно с примесью железистых илов. Черепок их крепок, звонок и похож по тесту на черепицу. Вазы имеют на дне квадратный отпечаток шипа гончарного круга, а на отогнутом венчике — нередко кольцевой желобок для плотного закрытия крышкой. Часто это стройные яйцевидные сосуды, но некоторые из них — низкие, шаровидные, иногда кругло- или уплощеннодонные (рис. 28, 8, 10–13).
Все вазы украшены различными ленточными, спиральными или листовидными узорами, нанесенными прокаткой цилиндрического штампа, в свою очередь покрытого ленточками, оставляющими елочный или пунктирный узор. На плечиках ваз и некоторых других сосудов встречаются тамги владельцев, оттиснутые мастером
На ручном гончарном круге изготовлялись и некоторые другие категории крупных тарных сосудов, типа горшков и высоких широкогорлых макитр (рис. 28, 6, 7). Более мелкие сосудики — лепные, нередко наспех сформованные из грубого теста, очевидно специально для погребального обряда. Среди них особенно характерны так называемые баночные сосуды «типа чаатас» (мелкие или средние по размерам; рис. 28, 18, 19, 22). Некоторые из них имеют на венчиках по три-четыре налепа (рис. 28, 1, 21). Редкой формой является горшок с квадратным горлом (рис. 28, 2). Встречаются и берестяные туески (рис. 28, 14), иногда украшенные рисунками.
К орудиям труда этого времени, кроме вышеуказанных черешковых серпов и жерновов, относятся втульчатые серпы и косы-горбуши, сошники от деревянных местных плугов (рис. 28, 40–45), а также части весьма совершенных импортных плугов с чугунными лемехами и отвалами, на одном из которых написано, что он изготовлен в V в. (рис. 28, 38, 39) [см.: Киселев С.В., 1951, с. 570].
Среди предметов конского снаряжения изредка встречаются двусоставные кольчатые удила и стремена (рис. 28, 36, 37, 46, 47). Среди последних два типа (с петлей на шейке и с восьмеркообразным завершением — рис. 28, 36, 37) получили широкое распространение в VI–X вв. Третий тип, с узким подножьем и пластинчатой дужкой для путлища (рис. 28, 47), восходит к ранним формам стремян IV–V вв., но в Южной Сибири существовал и в VI–VII вв.
Из предметов вооружения, кроме черешковых ножей, встречаются коленчатые кинжалы (рис. 28, 27, 28), аналогичные изображенным на древнетюркских каменных изваяниях VI — начала VIII в. [Евтюхова Л.А., 1952, рис. 12; 68]. В одном случае в могиле обнаружен небольшой берестяной колчан с расширяющимся вверх карманом и обугленными древками стрел (рис. 28, 30), с которых были удалены железные наконечники [Кызласов Л.Р., 1955, рис. 38, 7). Последние выделяются типологически из числа случайных находок. Это трехлопастные упоровые наконечники, иногда с круглыми отверстиями в лопастях (рис. 28, 31, 32).
Золотой наконечник ремня с перегородчатой инкрустацией (Перещепинский клад. Полтавская область).
Золотой браслет VII в. с изумрудом (Перещепинский клад, Полтавская область).
Печенежский глиняный сосуд X в. с ручкой в виде изогнутых бараньих рогов (городище Саркел — Белая Вежа, Ростовская область).
Серебряные с чернью бляхи конского оголовья из кочевнического погребения X в., раскопанного в 1971 г. А.И. Куйбышевым в Херсонской области.
При трупосожжениях встречены пряжки: бронзовые с подвижным щитком и железные рамчатые (рис. 28, 33, 34). К сожалению, из-за разграбленности и небольшого числа раскопанных могил материальная культура ранних чаатасов еще мало известна.
Памятники копёнского этапа культуры чаатас (VIII — первая половина IX в.) изучены значительно лучше. В особенности многочисленны материалы, полученные при раскопках Ташебинского, Копёнского и Уйбатского чаатасов, а также 1-го Капчальского могильника [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1940; Евтюхова Л.А., 1948; Левашева В.П., 1952; Heikel А.О., 1912]. Над могилами продолжали воздвигать наземные подквадратные в плане сооружения, огражденные вокруг вертикально вкопанными плитами и рядовые без менгиров (рис. 28, Д, Е). Около мавзолеев знати с юго-восточной стороны ставили стелы с эпитафиями, вырезанными знаками енисейской тюркоязычной письменности (рис. 28, 1) [Heikel
А.О., 1912; Кызласов Л.Р., 1960в]. К сожалению, большинство стел с эпитафиями были свезены в конце XIX — начале XX в. в Минусинский музей. Курганы, у которых они стояли, остались не исследованными [Малов С.Е., 1952; Ядринцев Н.М., 1885].Иногда вплотную около стенок «мавзолеев» или между вертикальными менгирами, в ямах, укрытых плитами, хоронили маленьких детей. Появляются дополнительные погребения взрослых, сжигавшихся на стороне. Их кости вместе с сопровождающим инвентарем ссыпались в небольшие и неглубокие ямки, вырытые в полах больших курганов, и покрывались плитками. Появились и ямки-тайники, в которые укладывались только вещи. Это своеобразные ритуальные «клады».
В VIII–IX вв. по краям чаатасов и между цепочками основных курганов сооружались сопутствующие погребения под округлыми каменными насыпями. Здесь в ямах обнаруживают погребения взрослых по обряду трупоположения или трупоположения с конем. Это захоронения слуг, союзников или клиентов, относящихся к другим, не древнехакасским этническим группам (рис. 28, Ж).
В основных древнехакасских курганах в кубических или подпрямоугольных могильных ямах, стенки которых по-прежнему обставлялись вертикальными столбиками, вместе с кучками пережженных костей человека, укладывалась мясная пища. Питье, жидкая или полужидкая пища размещались в разнообразных сосудах, среди которых преобладают глиняные лепные горшковидные и баночные сосуды «типа чаатас», в том числе и с двумя-пятью налепами на венчиках (рис. 28, 6–8). Встречаются стройные баночные сосуды с двумя налепами, узкогорлые кувшинчики (рис. 28, 9, 10) и нарядные украшенные яйцевидные или приземистые вазы, сделанные на гончарном круге (рис. 28, 11, 13). Из импортных питьевых сосудов употреблялись лаковые черные чаши, иногда с многолепестковыми красными розетками внутри (рис. 28, 12). В могилы знати ставили серебряные кружковидные сосуды с петлевидными ручками (рис. 28, 15, 24), а также бутылкообразные на поддонах. В одном случае на серебряном позолоченном блюде (рис. 28, 16) размещались сразу четыре золотых сосуда: бутылкообразный с утраченной крышкой (рис. 28, 23), гладкий кувшин и два кружковидных сосуда с петлевидными ручками и богатым накладным и чеканным узором (типа рис. 28, 24; 29). Снизу на поддонах первых двух сосудов имеются надписи на енисейской письменности (рис. 28, 23). В другой могиле найдена круглая золотая тарелка с очень тонким чеканным орнаментом. Описанные серебряные и золотые сосуды изготовлялись местными древнехакасскими ювелирами, создавшими к тому времени собственную высококвалифицированную и весьма продуктивную школу самых северных в средневековой Азии енисейских торевтов [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1940; Евтюхова Л.А., 1948, с. 40–46; Киселев С.В., 1951, табл. 55, 56, с. 618–620; Теплоухов С.А., 1929, табл. II, 25]. Продукция мастеров этой школы шла и на экспорт в далекие страны.
К этому же времени относятся находки разнообразных земледельческих орудий и их частей: чугунных втульчатых лемехов и отвальных досок плугов (привозных или же изготовлявшихся на месте — рис. 28, 14, 28), сошников и оковок лопат, серпов и кос-горбуш (рис. 28, 25, 27), а также парных жерновов ручных мельниц (рис. 28, 26; Евтюхова Л.А., 1948, с. 80–85).
В могилах находят многочисленные детали конского снаряжения, оставшиеся от седел и уздечек, обычно возлагавшихся на костер при сожжении умершего. Это разнообразной формы железные стремена с петлей на шейке (рис. 28, 2–4), а также с восьмеркообразным завершением (рис. 28, 5). Некоторые из них имели прорезное подножие. Среди стремян встречаются высокохудожественные местные изделия, украшенные инкрустациями или аппликациями из меди и серебра, воспроизводящими цветы, растительные побеги (рис. 28, 4) или порхающих птиц. Такой же инкрустацией украшались удила и псалии из могил знати [Евтюхова Л.А., 1948, рис. 23; 102; Левашева В.П., 1952, рис. 1, 8, 9, 40; Heikel А.О., 1912]. Удила выковывались двусоставные с двойными перевитыми кольцами и третьим подвижным кольцом для повода (рис. 28, 19). Псалии их были S-овидными. Концы их нередко заканчивались внизу «сапожком» и вверху — «шишечками» или даже скульптурными головками баранов и оленей. Все они имеют петли различной формы (рис. 28, 19–22). Появились удила с перекрученными грызлами (рис. 28, 17). Некоторые стремена и удила с псалиями отливались из бронзы. Седла были высокими, с передними луками арочной формы, правильно реконструированные исследователями Копёнского чаатаса. Это удалось сделать благодаря находкам двух наборов бронзовых скульптурных рельефов, воспроизводящих сцены охоты всадников на различных диких животных. Сцены дополнены бронзовыми стилизованными воспроизведениями гор, поросших лесом, и летящих облаков [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1940, рис. 54; Евтюхова Л.А., 1948, рис. 80; 87; 88; Киселев С.В., 1951, табл. LVIII, 1, 2]. От седел в могилах еще сохранились железные подпружные пряжки (рис. 28, 34).