Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время

Размеры лука, которые почти до конца среднесарматского периода оставались прежними — 60–80 см, лимитировали и размеры наконечников. В большинстве случаев они невелики и достаточно стандартны. Самые мелкие наконечники не превышали 2,5–3,5 см при длине головки 1,5–2 см. Основную массу находок составляют наконечники величиной 4–5,5 см, головка 2–3 см (табл. 81, 10-12а, 13-17б, 18, 20).

Появление больших луков привело к увеличению длины стрел, и соответственно с этим увеличиваются размеры наконечников, которые достигают 5–7 см при длине головки 3,5–4 см (табл. 81, 12а, б, 19). Но находки подобных наконечников редки, и они не характерны для среднесарматского времени.

При пользовании небольшим скифским луком длина стрел не превышала 60 см при толщине древка 4–5 мм. С луками гуннского типа употребляли стрелы длиной до 80 см при толщине 5–6 мм. Способ крепления наконечников с древками был зафиксирован в одном из курганов Сусловского могильника. Черешок наконечника загонялся в расщепленное древко, и все это затем обматывалось древесным волокном или сухожилиями. Древки стрел делали обычно из березы, реже — тополя, клена и других пород дерева. На концах они имели небольшие грушевидные утолщения с вырезом для наложения тетивы (табл. 81, 13а). Стрелы были снабжены оперением. В одном из курганов (17) Бережновского II могильника сохранились многочисленные фрагменты древков с остатками оперения, сделанного из жестких перьев, вероятно, беркута. Оперение располагалось тремя вертикальными рядами, которые прикреплялись с помощью узкой кожаной ленточки, обматывавшей древко в несколько оборотов у самого его конца. Остальная часть оперения приклеивалась к древку (табл. 81, 13б). В Бережновском кургане древки были окрашены в ярко-зеленый, темно-зеленый и красный цвета. Чаще всего встречается именно красная окраска древков и оперения, особенно нижних концов.

Количество стрел, которые клали с погребенным, очень неравномерно — от одной-двух до 100 и более. Но в большинстве случаев их бывает от 10–20 до 50–60. Это несравненно меньше, чем было принято в савроматское и раннесарматское время, когда попадались колчаны, содержавшие 200–300 и более стрел.

Очень редко в погребениях сохраняются остатки колчанов, но судя по дошедшим до нас экземплярам изготовлялись они из кожи, дерева или бересты. Дерево и береста могли служить и каркасом, который обтягивался кожей. По-видимому, они представляли собой суживающуюся книзу цилиндрическую коробку длиной 75–80 см (Сусловский могильник — Рыков П.С., 1925, с. 10). Обычно колчаны окрашивали в красный цвет. Иногда около них находят костяные ворворки, украшавшие колчаны или игравшие какую-то роль в портупее, может быть, наконечников ремней. Лежат колчаны, как правило, слева от погребенного, около бедра или ноги. Видимо, так они и носились при жизни. Иногда слева лежит меч или кинжал, тогда колчан помещается справа от покойника. Как считает А.М. Хазанов (1971, с. 43), обычай ношения колчанов на правом бедре мог возникнуть у сарматов под влиянием хорезмийцев.

Об оборонительных доспехах сарматов мы знаем чрезвычайно мало, хотя не приходится сомневаться в том, что сарматы пользовались ими. Живописно повествуя о неудачном походе роксолан в Мезию, Тацит говорит о тяжелых панцирях, которые у роксолан носят вожди и знать. Эти панцири, по его словам, «делаются из пригнанных друг к другу железных пластин или из самой твердой кожи; они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если врагам удается повалить человека в таком панцире на землю, то подняться сам он уже не может» (Тацит. История I, 79). Однако очень редко мы находим в погребениях чешуйки от этих панцирей. Видимо, из-за дороговизны доспеха его нечасто клали в могилу воина. Кроме того, именно богатые захоронения бывают обычно разграблены, а как раз в них-то и должны были находиться металлические доспехи. Видимо, к рубежу нашей эры чешуйчатые панцири в основном заменяются комбинированными доспехами, которые представляют собой сочетание различных типов панциря — чешуйчатого, пластинчатого, а также кольчуги (Хазанов А.М., 1971, с. 60, 61). Сказать определенно, какую роль в доспехе играл каждый из этих элементов, трудно.

По-видимому, еще более дорогим и редким доспехом были металлические шлемы. Из исследованных погребений известен лишь один бронзовый шлем латенского происхождения (табл. 81, 8; Rau Р., 1927, с. 53–55). Еще один шлем того же типа случайно найден на юге Воронежской обл. у с. Антиповка в составе вещей «клада» или воинского захоронения (Гущина И.И., 1961, с. 241–246). Оба они относятся ко времени не ранее конца II–I в. до н. э. Вполне вероятно, что основную массу составляли шлемы, сделанные из кожи. Во всяком случае, по сообщению Страбона, у роксоланов в ходу шлемы и панцири из сыромятной бычьей кожи и они носят плетеные щиты в качестве защитного средства (География, VII, III, 17).

Конь в жизни кочевника, тем более воина-кочевника, играл очень важную роль. Однако конское снаряжение встречается в рядовых могилах сарматов сусловского времени чрезвычайно редко. Чаще всего в могилах находят удила — железные двусоставные (длина каждого звена 10–12 см), нередко снабженные дополнительными свободно вращающимися кольцами, к которым крепились зажимы для ремней или сами ремни оголовья и повода. Изредка удила находят с псалиями, обычно железными, реже — бронзовыми (табл. 81, 1–3). Наибольшее распространение получили железные гвоздевидные псалии с двумя выступающими круглыми петлями, к которым и крепились ремни (табл. 81, 3).

Совершенно уникальный для сарматов уздечный набор обнаружен в Никольском могильнике. Железные удила были снабжены дополнительными бронзовыми кольцами с зажимами и бронзовыми псалиями необычной формы. Каждый псалий представляет собой короткий стержень в виде русской буквы В, к которому с двух сторон припаяно по овальному кольцу из круглого в сечении бронзового дрота (табл. 81, 1). Стержень и кольцо инкрустированы прямоугольными бронзовыми пластинками (Засецкая И.П., 1979, с. 104). Единственные псалии, подобные Никольским, сделанные, правда, из железа и чуть меньшего размера, обнаружены в Андреевском кургане, расположенном на правобережье Волги — в лесной зоне в 100 км севернее Саранска (Степанов П.Д., 1980, с. 3, табл. 43, 5, 6). Уздечные ремни украшали иногда бляшками, в большинстве случаев бронзовыми, иногда покрытыми золотой или серебряной фольгой.

В состав конского снаряжения богатых воинских погребений входили фалары. Обычно один или два из них были крупные (диаметр 15–24 см) и составляли нагрудное украшение коня. Остальные фалары — бляхи меньшего диаметра — могли крепиться в местах перекрестья уздечных ремней или украшать концы стержневидных псалиев. Хронологически и стилистически фалары I в. до н. э. — I в. н. э. составляют две группы. Первая из них, куда входят такие находки, как Янчокракский «клад» (левобережье Днепра, табл. 79, 5), датируемый I в. до н. э. (Гущина И.И., 1969, с. 50), примыкает к серии более ранних фаларов. Последние обнаружены в погребениях или «кладах» конца III–I в. до н. э. в степях между Уралом и Днепром (села Володарка, Антиповка, Клименковка, Балаклея, Булаховка, Старобельский и Таганрогский «клады»). Они украшены геометрическим орнаментом, изображениями отдельных мифологических персонажей или сюжетных сцен и выполнены в традициях греческой или греко-бактрийской торевтики.

Вторая группа объединяет фалары I — первой половины II в. н. э. (Жутово, курган 28, Запорожский, Садовый, Кирсановский курганы). Особенно парадные фалары были обнаружены в Шутовском и Садовом курганах (табл. 79, 1). Каждый набор состоял из 2 больших и 12 маленьких блях. Все фалары второй группы украшены изображениями свернувшегося животного или сценами терзания, выполненными в сарматском зверином стиле, образы которого и иконографически, и стилистически (своеобразие полихромии) резко отличаются от мотивов савроматского искусства. В то же время сарматский звериный стиль, который в I в. н. э. уже в готовом сформировавшемся виде появился в степях Поволжья и Северного Причерноморья, обнаруживает удивительную близость с изображениями переднеазиатского и сибирского происхождения (Засецкая И.П., 1980, с. 53–54). Все это, по мнению И.П. Засецкой, может свидетельствовать о новых волнах массового переселения родственных ираноязычных племен. Богатые захоронения конных воинов, шедших в авангарде любого передвижения, содержат самый разнообразный и многочисленный инвентарь, включая предметы роскоши, и позволяют, на наш взгляд, уловить какие-то вехи миграций.

Коня сарматы использовали не только для верховой езды. В целом ряде могил найдены обломки деревянных колес и кузова, судя по которым сарматам были известны легкие двух- и четырехколесные повозки. Колеса их имели большой диаметр (около 1,2 м) и более 20 спиц, но в отличие от гальштатских, фракийских, кельтских и скифских на них отсутствовали металлические шины. Более всего колеса сарматских повозок сходны с колесами пазырыкской колесницы (Кожин П.М., 1969, с. 92, 93). Не было у сарматских повозок и никаких металлических скреплений: все части соединялись с помощью шипов, пазов, а возможно, и кожаных ремней (Смирнов К.Ф., 1960, с. 261). Конструкция кузова точно не известна, но можно думать, что она примерно такая же, что и на пазырыкской колеснице.

В вопросе о сарматских повозках археологические материалы, как это часто бывает, дополняют сведения письменных источников. Ни Страбон, ни другие древние авторы ничего не сообщают о сарматских легких повозках — колесницах, остатки которых найдены неоднократно, но они пишут о тяжелых повозках, служивших сарматам жилищем или платформой для жилища. Правдивость этих сведений также подтверждается археологическими находками. Так, модель кибитки на колесах была найдена в одном из склепов Керчи I в. н. э. (табл. 79, 7). А обнаруженные в кургане у с. Макаровка массивные брусы — «оси» — могли, как считают некоторые исследователи, принадлежать только тяжелым повозкам с грубыми массивными колесами, т. е. экипажам с бычьей запряжкой (Кожин П.М., 1969, с. 94).