Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Южнее ареала сакских племен, на территории восточного Памира, известны памятники кочевого населения, культура которого также характеризуется «скифскими» чертами, но во многом своеобразна (Бернштам А.Н., 1952. С.286, след.; Литвинский Б.А., 1972б). Обитание этих племен носило здесь, по-видимому, сезонный характер. Использовались высокогорные летние пастбища, а зимовки располагались, очевидно, где-то восточнее или северо-восточнее [4] . Эти племена отличались от саков по физическому типу: они также были европеоидными, но совершенно другой группы, непредставленной в более северных областях. Различное происхождение отражается и в некоторых, археологических данных, в частности, в господстве скорченного положения погребенных, что, будучи устойчивой и характерной чертой, не может считаться лишь архаизмом.
4
Исследования двух могильников (Ташкурганский и Алагоу), проведенные в последние годы на территории Восточного Туркестана (Турфанская долина,
Массагеты, по сообщению Геродота (I, 201, 202, 204), занимали значительную часть равнины, лежащей восточнее Каспийского моря и за Араксом. Рукав Аракса следует идентифицировать с Узбойским руслом Амударьи, поскольку Геродот пишет, что впадает он в Каспийское море. Относительно Аракса указывается также, что на нем имеются большие острова, обитатели которых питаются кореньями, рыбой и одеваются в тюленьи шкуры, а большинство русел его теряется в песках. Относил ли Геродот все это население также к массагетам, из текста неясно. Но Страбон (XI, 8, 6, 7), использовавший и данные Гекатея, определенно делит массагетов на четыре группы: равнинную, болотную, островную и горную. Однако, судя по его сведениям, племена последних трех групп не были кочевниками. Можно, правда, предположить их политическую зависимость от массагетов. О восточной границе массагетов имеются несколько более поздние сведения у Эратосфена (Страбон, XI, 8, 8), сообщающего, что массагеты обитают вдоль Окса, западнее Согдианы, и у историков Александра Македонского, упоминающих о соседстве их с Хорезмом. Северные рубежи массагетов неясны, но указание Геродота, что они обитали «напротив исседонов», позволяет искать их даже за пределами Средней Азии. Неудача последнего похода Кира II на массагетов (530 г. до н. э.) свидетельствует о том, что ахеменидское войско встретило здесь сильного противника (Геродот, I, 201–214). Подробное изложение и анализ разных версий этого похода давались неоднократно (Dunker Н., 1877, s. 378 sq.). Но наиболее вероятной представляется версия, согласно которой поход был направлен в южную часть Закаспия (Herrmann А., 1920, s. 1785; Junge J., 1939; Idem., 1944, s. 37; Пьянков И.В., 1964).
Из сообщений Геродота и Страбона очевидно, что под названием «массагеты» античные авторы объединяли различные группы племен, заметно отличавшихся друг от друга по хозяйству и образу жизни. Точных сведений о большинстве из них явно не имелось, и сам термин носил прежде всего собирательный характер. Но, как и в случае с саками, надо полагать, что одновременно это было также наименование какой-то вполне определенной, ближайшей и наиболее знакомой их части. По словам Геродота, это были кочевники, сходные со скифами по образу жизни и одежде. Основу их хозяйства составляло разведение овец, хотя упоминается также рыболовство, распространенное, очевидно, лишь у племен, обитавших по берегам Каспийского моря и Амударьи. Косвенные данные указывают на значительное количество лошадей у массагетов, упоминаются повозки, в которых жили женщины, что тоже свидетельствует о подвижности и обитании их в равнинной части Закаспия. Страбон специально подчеркивает, что земледелия здесь не было, следовательно, система хозяйства была приспособлена к естественно-географическим условиям.
В представлениях современников массагеты были хорошими конными и пешими воинами. Вооружение их состояло в основном из луков со стрелами, копий, боевых топоров, упоминаются также кинжалы. Об оборонительных доспехах говорит только Страбон, что как будто свидетельствует об относительно позднем их появлении. Но уже Геродот упоминает нагрудные панцири (?) для лошадей. В качестве одной из особенностей массагетов Геродот отмечает господство у них изделий из меди (очевидно, из бронзы) и золота при отсутствии железа и серебра. Но в последние века до нашей эры положение, очевидно, изменилось, так как Страбон сообщает лишь о малочисленности железа.
У Геродота имеются сведения, что массагеты почитали Солнце и приносили ему в жертву лошадей, считая, что быстрейшему из всех богов подобает быстрейшее животное. Этот текст дает основание предположить, что у массагетов существовала какая-то форма поклонения Митре. Относительно языка массагетов можно судить лишь по дошедшим до нас именам и этнониму «массагеты». Они носят восточноиранский характер, хотя этимология названия, несмотря на разные попытки истолкования, остается неясной (два основных толкования — «рыбоеды» и «великие саки» — в равной мере сомнительны) (Henning W.B., 1951, p. 23, note 2). Согласно античной традиции, в обычаях массагетов сохранялись некоторые архаические пережитки. Так, имеются сообщения относительно общности жен при наличии моногамии, что может быть свидетельством непрочности парной семьи. Однако неясно, в какой мере это было общим явлением. Осторожно следует подходить и к рассказу о том, что лучшей смертью для лиц преклонного возраста было убийство их соплеменниками и последующее съедение вместе с бараниной. Скорее здесь можно видеть отголосок какого-то варианта ритуального каннибализма. Вероятно, более достоверны сведения относительно выбрасывания трупов умерших от болезней на съедение зверям.
Собирательность терминов, которыми античные авторы называли ранних кочевников Средней Азии, выступает в трудах историков походов Александра Македонского, где при описании одних и тех же событий принимавшие в них участие кочевники именуются то скифами, то массагетами, то дахами.
Первое упоминание о дахах имеется в так называемой антидэвовской надписи Ксеркса в Персеполе (Kent R.G., 1937), где они фигурируют в перечне подвластных племен и народов перед саками. Однако это не дает определенных указаний на места
их обитания. Геродоту они, очевидно, не были известны, но, может быть, его первоисточники включали их в состав массагетов или саков [5] . Историки походов Александра Македонского неоднократно упоминают дахов в составе войск Дария III и Бесса, а также при изложении событий, связанных с попытками Спитамена, опираясь на поддержку кочевников, освободить Согдиану. Из слов Квинта Курция (VIII, 1, 8), что правитель Хорезма объединился с соседями по территории — массагетами и дахами, очевидно, что они жили вблизи низовьев Амударьи. Имеется также сообщение Арриана (III, 28), что дахи — это народ, живущий у реки Танаиса, т. е. Сырдарьи. Но сравнительно подробные сведения о них впервые приводит Страбон, использовавший более ранние источники (в частности, несомненно, Аполлодора) (Behr А., 1888, p. 10). По данным Страбона (XI, 7, 1; 8, 1–3; 9, 2), дахи обитали восточнее Каспийского моря — от побережья до неназванной области, лежащей севернее Арии; соседями их на востоке были массагеты; южнее простиралась пустыня, отделявшая их от Гиркании и Парфии. Имелось три племени, из которых самым западным были парны; они переходили пустыню и совершали набеги на Гирканию, Нисайю и «парфянские равнины». Аршак с кочевавшими по Оху (под которым, несомненно, подразумевается Атрек) парнами завоевал Парфию. Упоминает Страбон также о мнении, что парны переселились сюда из области над Меотидой, но сомневается в его достоверности.5
Геродот, правда упоминает племя даев (I, 125), что, по мнению исследователей, соответствует персидскому daha (Струве В.В., 1968, с. 51, след.; Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шитова М.А., 1982) (Н.Г.).
Контекст сообщения Страбона и некоторые детали показывают, что здесь отражено положение, существовавшее перед образованием Парфянского государства. Сопоставление более ранних известий с его сведениями показывает, что места обитания дахов изменились. Более поздние источники как будто указывают на продвижение их еще далее на юг. Так, у Оросия (I, 2, 43) они упомянуты вблизи гор, тянущихся в Парфии и Гиркании, а у Тацита (XI, 10) — у северной границы Арии.
Создателями Парфянского государства были Аршакиды — династия несомненно кочевнического происхождения. Это общепризнано, хотя в интерпретации разных версий возникновения этого государства, приводимых античными авторами, существуют расхождения. Наиболее достоверные сообщения Страбона (XI, 9, 2), восходящие к вполне надежному первоисточнику — Аполлодору, связывают Аршакидов с парнами. О деятельности первых представителей этой династии и в особенности о предшествующих событиях имеются крайне ограниченные и противоречивые известия, что породило множество гипотез, догадок и реконструкций; даже в отношении имени ее основателя нет полного единства мнений, хотя, по всей видимости, это был Аршак I (Wolski J., 1950; Кошеленко Г.А., 1968, с. 53, след.).
Тем не менее, если проанализировать эти известия в аспекте истории Средней Азии, то вырисовывается связь разрозненных фактов, отражающая определенный и, очевидно, закономерный процесс. В конце IV или, вернее, в начале III в. до н. э. севернее Гиркании и Парфии появляется сильная группа дахских племен, передвинувшаяся сюда откуда-то с северо-востока. Сведений о причинах этого перемещения нет, но можно предполагать, что оно было одним из проявлений общей реакции на греко-македонское завоевание Средней Азии. Некоторое время эти племена совершали систематические или периодические набеги на близлежащие земледельческие области. Из сообщения Страбона о своеобразных условиях мирных соглашений можно вывести заключение, что правители этих областей предоставляли дахам право грабежа оседлого населения. При отсутствии иных сведений это заслуживает внимания как показатель характера отношений между коренными жителями и селевкидскими наместниками. Но набеги были лишь первым этапом широкого и, как видно из последующих событий, целенаправленного наступления на юг.
С поворотным моментом второго этапа этого наступления связано начало «парфянской эры» — термин, вошедший в употребление позднее. Принятие его для династийного летосчисления предполагает в качестве исходного события приход к власти первого или во всяком случае наиболее значительного из ранних представителей правящего дома, что произошло в городе Ассаке в области Астауэне в 247 г. до н. э. (Исидор Харакский. Парфянские стоянки, II), когда Аршак провозгласил себя царем. Таким образом, в это время во всяком случае часть парное находилась уже не где-то за пустыней, а в земледельческом районе, непосредственно граничащем с Парфией. То, что первый Аршакид принимает царский титул, причем не на далекой кочевнической периферии, а в городе, весьма знаменательно: здесь достаточно ясно выступают цели его действий.
По сообщению Юстина (XVI, 4, 3), при Селевке II (246–226 гг. до н. э.) произошло отпадение Парфии от Селевкидов. Но вскоре в нее вторгся Аршак, убил парфянского правителя Андрагора, захватил власть и завоевал Гирканию, что ознаменовало собой завершение третьего этапа. Однако, когда в 228 г. до н. э. на востоке появился Селевк II, Аршак бежал к апасиакам, обитавшим, по сведениям Полибия (X, 28), между Оксом (Амударья) и Танаисом (Сырдарья). Правда, затем, как сообщает Юстин, ему удалось при помощи апасиаков или каких-либо других кочевых племен победить Селевка II, и день этой победы парфяне праздновали как начало своей независимости.
Так на протяжении сравнительно небольшого промежутка времени было создано первоначальное ядро Парфянского государства. Ведущая роль кочевых племен в этом процессе вполне очевидна. Очень показательно, что о сопротивлении населения земледельческих областей, вошедших в молодое государство, никаких указаний не имеется. Включение в него Парфии рисуется не как результат завоеваний, а как следствие победы над правителем. Очевидно, все эти события третьей четверти III в. до н. э. шли прежде всего в русле ликвидации последствий греко-македонского завоевания.