Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время
Шрифт:
Погребенный был положен в огромную, выдолбленную из двух стволов лиственницы колоду, оклеенную снаружи берестой. До похорон умерший лежал, вероятно, на специально сделанном, похожем на стол ложе, которое также было поставлено в могильный сруб.
Туэктинский II курган был значительно меньше предыдущего, а погребение в нем — беднее. Из-за малых размеров каменной насыпи очаг мерзлоты оказался небольшим, и в могиле сохранились только истлевшие части гроба-колоды с уцелевшими на его бортах вырезанными фигурами шествующих друг за другом оленей, обрывки одежд около останков погребенной в колоде женщины и деревянные украшения седел и уздечек восьми верховых коней.
В бревенчатой погребальной камере Башадарского II кургана стояли два гроба-колоды, выдолбленных из толстых стволов сибирского кедра. Хорошо сохранилась только одна колода. Она украшена крупными вырезанными изображениями четырех идущих тигров на одном борту и четырьмя такими же тиграми, двумя лосями, тремя горными баранами и двумя кабанами — на крышке (Баркова Л.Л., 1984, с. 83–89). В камере осталось немногое — обрывки одежды и тканей, обломки музыкального инструмента (арфы) и несколько мелких украшений. Особенно хорошо сохранился мужской сапог. Он был мягким, без подметок, с высоким голенищем, обшитым квадратными кусочками разноцветного меха, расположенными в шахматном порядке.
В северной половине могилы, за срубом, было погребено 14 верховых коней с седлами и уздечками. На одном из седел
Поздний (шибинский?) этап (II в. до н. э. — I в. н. э.). В степной полосе Евразии это — гунно-сарматское время, характеризующееся значительными переменами в культуре кочевников и в характере археологических памятников. На Алтае же продолжалось дальнейшее развитие культуры пазырыкского типа, и многие исследователи, в частности С.В. Киселев, не различают памятники пазырыкского и шибинского этапов. Но, хотя по-прежнему наблюдаются то же разнообразие памятников по их социальной принадлежности и тот же их общий характер, они все же отчетливо отражают веяние новой эпохи.
Большие царские каменные курганы разграблены еще в древности современниками погребенных. Их могилы также оказались промерзшими до дна (Шибе, Катанда, Берель I; табл. 60, 4; 64, 15, 21, 22). В меньших по размерам курганах мерзлотой охвачены значительные участки могил (Каракол, Курота). Наиболее богатым был, по-видимому, курган Шибе на р. Урсул. В огромной (площадью 35 кв. м) квадратной могиле на глубине 7 м находилось такое же деревянное сооружение, как и в Пазырыкском I кургане (табл. 60, 7). В срубе, в большой колоде, лежали останки искусственно мумифицированных трупов старика и ребенка 7 лет. От несомненного множества положенных в могилу ценных предметов сохранилось чуть более сотни золотых штампованных бляшек сарматских типов, мелкие вырезанные из листового золота фигурки, фрагменты китайской лаковой чашки, датируемой 86–48 гг. до н. э. [31] , и много разнообразных мелких предметов из различных материалов (табл. 64, 11, 12, 32). В северной воловине могилы, за срубом, было погребено 14 верховых коней, убитых ударом в лоб бронзовым боевым чеканом. Сохранились только кости коней и части седел и уздечек — железные удила, набор деревянных и роговых украшений, покрытых листовым золотом и красной краской, позолота тисненых кожаных блях, фигурные листочки золота (аппликация кожаных блях) и много других фрагментов (табл. 64, 1–4, 6–9, 19–20). Большая часть этих украшений представляет скульптурные или барельефные изображения голов тигра (табл. 64, 10, 16–18). Интересна узда, украшенная круглыми бляхами с золотым орнаментом, характерным для китайских зеркал ханьского времени (табл. 64, 5).
31
Проведенное недавно в химической лаборатории Государственного Эрмитажа и на кафедре молекулярной спектрологии ЛГУ изучение обломков этой чашечки, а также фрагментов лаковых изделий из Пазырыкскнх курганов (V–III вв. до н. э.) и курганов Ноин-Улы (рубеж нашей эры) показало, что лаки из Пазырыкскнх курганов и кургана Шибе идентичны и отличаются от лаков Ноин-Улы. Следовательно, время изготовления шибинской чашечки также укладывается в рамки V–III вв. до н. э., когда производство лаковых изделий в Китае достигло высокого совершенства (Баркова Л.Л., 1978, с. 42, 43) (Ред.).
Катандинский царский курган раскопан еще в 1865 г. В.В. Радловым (1895). Такая же огромная могила была заложена бревнами и закрыта мощным слоем бересты. Северная половина могилы была доследована в 1954 г. А.А. Гавриловой (1957). Двое погребенных лежали в срубе на низких столиках-ложах, вырубленных из одного куска дерева каждый. Около столиков сохранилось лишь небольшое количество вырезанных из листового золота фигурок тигра. Грабители вытаскивали предметы наверх, на потолок могилы, и здесь сдирали с них позолоту. На балке сохранились ком смерзшихся во льду одежд и деревянные резные украшения с изображениями зверей и фантастических чудовищ (табл. 64, 13, 14, 29). Здесь же находилась шелковая лента с нашитыми на нее деревянными фигурками оседланных лошадей, на головах которых имелось по две пары отверстий, очевидно, для приставных ушей и рогов (табл. 64, 28, 30). Особый интерес представляют одежды, сшитые из собольего меха. Среди них — шуба, верх которой покрыт чешуевидным узором из кусочков горностаевого меха (табл. 64, 31). По бортам шубы и всей ее поверхности нашито более 5 тыс. деревянных и кожаных бляшек, обтянутых листовым золотом. Другая одежда — короткая куртка с длинной спинкой. Верх ее покрыт шелком оливкового цвета и украшен по бортам и вдоль швов золотыми бляшками и полосками. В северной половине могилы погребено 22 верховых коня, уложенных в три слоя. Части уздечек и седел сохранились плохо. Уздечки были с железными удилами и железными прямыми псалиями.
Значительный материал дали исследования менее богатых и меньших по размерам курганов. Могилы кочевой знати встречены в курганах Каракола, Яконура и некоторых других (табл. 64, 23, 24). В Каракольском кургане на р. Урсул в менее сложном сооружении погребены старик и женщина. На скелете женщины, непотревоженном грабителями, сохранились остатки шубы, покрытой более чем 1500 золотых бляшек и квадратных листов золота, а также бронзовая позолоченная гривна. Ее концы украшены головками львов, вырезанных из дерева и покрытых золотым листком (табл. 64, 26). Здесь же были найдены бронзовые зеркало (табл. 64, 25), булавка, золотые проволочные серьги и головной убор, от которого сохранились украшения из тонкого золота. В северной половине могилы погребены три коня, на одном из которых было седло с набором роговых украшений и колокольчиком (табл. 64, 27) (Киселев С.В., 1951, с. 345–351).
Более многочисленны курганы основных слоев населения Алтая шибинского периода. Они продолжают традиции культуры пазырыкского этапа, но в то же время материалы их имеют много аналогий, с одной стороны, в хуннских памятниках Восточной Сибири и тесинских на Енисее, а с другой — в сарматских памятниках Южного Приуралья и Поволжья [32] .
Карта 9. Памятники Алтая гунно-сарматского времени.
а — могильники типа Кок-Паш; б —
могильники типа Балыктыюль; в — могильники типа Булан-Коба IV; г — могильники берельского типа предтюркского времени (IV–VI вв.); д — погребения знати.1 — Пазырык, курганы 23, 24; 2 — Балыктыюль; 3 — Коо I; 4 — Кок-Паш; 5 — Белый Бом II; 6 — Булан-Коба; 7 — Карасу I (курган 1, погребение 1); 8 — Айрыдаш; 9 — Кара-Коба II (курган 6, впускные погребения 1–3); 10 — Берель (три малых кургана); 11 — Усть-Кокса (курган 1, впускное погребение); 12 — Катанда I; 13 — Яконур (курган 5, впускное погребение); 14 — Иня; 15 — Тугозвоново.
32
Предлагаемый текст по позднему (шибинскому) этапу развития раннекочевиических племен Саяно-Алтая был написан М.П. Грязновым еще в 1982 г. Окончательная подготовка работы к изданию завершалась уже после смерти автора, который, к сожалению, не успел и не смог собрать, заново обработать и осмыслить обширный новый археологический материал, полученный при раскопках рядовых могильников скифо-сарматского времени Алтая и его северных предгорий. Анализ всей совокупности источников, включая и новые материалы, проведенный другими исследователями, позволил им высказать иные суждения, часть которых представляется наиболее реальной (Баркова Л.Л., 1978; 1979; Суразаков А.С., 1985). В первую очередь речь идет об «удревнении» памятников шибинского этапа. Его верхнюю хронологическую границу определяют концом III — началом II в. до н. э. Независимо от того, называть ли весь период конца VI–V — начала II в. до н. э. пазырыкской культурой, говорить ли об определенных этапах: конец VI–IV в. до н. э. (пазырыкский) конец IV — начало II в. до н. э. (шибинский) — в рамках одной культуры, главное заключается в следующем:
1. Все памятники, относимые М.П. Грязновым к шибинскому этапу (в том числе и курганы Шибе, Катанда, Берель и др.), датируются теперь временем не позднее начала II в. до н. э. и составляют единую культурную группу с предшествующими курганами пазырыкского типа. Почти полное отсутствие материалов последних веков до нашей эры с территории Саяно-Алтая явилось основанием, на котором выросла растянутость хронологической шкалы памятников пазырыкского типа.
2. Памятники последних веков до нашей эры — первых веков нашей эры, так называемого гунно-сарматского (С.И. Руденко) или постпазырыкского (Д.Г. Савинов) этапа, открытые лишь в последние годы, представляют собой новую культуру, которую нельзя рассматривать как результат простого эволюционного развития предшествующей пазырыкской. Она не только отличается от последней инновациями в погребальном обряде и типах вещей, но, несомненно, отражает и появление иноэтничного населения, влившегося в состав местного субстрата или в каких-то формах сосуществовавшего с ним в рамках общих объединении. Новая археологическая культура, сменившая пазырыкскую, представляется пока что в самых общих чертах. В ней выделяется три группы памятников (карта 9): типа Булан-Кобы в центральном Алтае (Мамадаков Ю.Т., 1985, с. 173–189; Глоба Г.Д., 1983, с. 116–126; Могильников В.А., 1983а, с. 59, 62, 63), типа Кок-Паш в низовьях Чулышмана (Елин В.Н., Васютин А.С., 1986, с. 149–156) и, наконец Балыктуюльского типа (Сорокин С.С., 1977, с. 57–59, 65, 66). (Ред.).
Хозяйство. Кочевники Алтая в VIII–VI вв. до н. э. пребывали еще в бронзовом веке. Они не употребляли и не изготовляли железных орудий, в то время как их западные соседи — массагеты и саки в Средней Азии и Центральном Казахстане — наряду с бронзовыми использовали уже и железные ножи, кинжалы, чеканы и псалии для удил. Кочевники Северного Причерноморья почти полностью заменили бронзовые орудия железными. Лишь в редких случаях употребляли они бронзовые, а также биметаллические (клинок железный, рукоять бронзовая) кинжалы. Только наконечники стрел по-прежнему оставались бронзовыми. Не следует, однако, думать, что по уровню развития металлургии ранние кочевники Алтая отставали от своих западных соседей. Железо тогда еще не обладало достаточно высоким качеством, а получение его из руды было делом трудным. Бронзу же на Алтае выплавляли в изобилии, она была высокого качества, и именно в эпоху ранних кочевников наблюдается расцвет бронзолитейного производства. Нам известны десятки тысяч бронзовых изделий того времени, преимущественно из степей Минусинской котловины. Среди них множество изделий художественного литья и такие сложные по изготовлению вещи, как составные удила (табл. 63, 12) и так называемые скифские котлы. Алтайские и минусинские племена в скифское время достигли такого совершенства в изготовлении бронзовых орудий, что не нуждались в замене их железными. Вероятно, знакомые уже с железом, они продолжали делать из бронзы даже боевое оружие — кинжалы, копья, топоры.
Металлурги ранних кочевников Алтая широко использовали и другие металлы, особенно золото и олово. Из золота чеканили и отливали художественные изделия — украшения одежды и сбруи. Изготовляли гривны, браслеты, изумительные декоративные литые бляхи весом до 500 г каждая, ожерелья — до 1500 г (табл. 68, 3, 4, 9, 10, 13, 14, 17, 19–23). Золото и олово плющили в тончайшие (до 15–20 микрон) листки и покрывали ими огромное количество деревянных, металлических, кожаных и других художественных изделий. Примерно с V–IV вв. до н. э. стали все шире изготовлять железные орудия и другие изделия. При этом долгое время железные изделия имитировали форму бронзовых предшественников, хотя это представляло значительные трудности и требовало от кузнеца большого мастерства. Только около рубежа нашей эры появились новые формы изделий, более простые и соответствующие технике ковки.
Значительно усовершенствованные по сравнению с предшествующими, орудия труда оставались все же в значительной мере примитивными, и это обуславливало примитивность в технике многих производств. Так, например, для земляных работ специальных орудий не имелось. Могильную яму объемом более 300 куб. м копали так: забивали в землю деревянной колотушкой деревянные колья (табл. 63, 42, 43), откалывали куски земли, и разрыхленную землю выбрасывали затем деревянной лопатой. Так же примитивно обрабатывали дерево. Для деревянных изделий подбирали куски стволов и ветвей так, чтобы их естественная форма максимально соответствовала форме будущего изделия, обеспечивая тем самым минимальную затрату труда. Бревна, брусья, ветви для экономии не перерубали полностью, а, надрубив понемногу со всех сторон, переламывали затем сильными ударами. Доски, полубревна и брусья получали не путем продольного пиления или раскалывания древесины, а трудоемким способом обрубания и стесывания значительной части ствола. Чтобы сделать таким способом одну доску, надо было остальную часть ствола древесины тысячами ударов маленьким топором превратить в мелкие щепки.