Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.
Шрифт:
— А вы хлебом поддевайте, — сказал Саша. — Вот так, — он показал. — Вот только выпить нечего.
— Сколько минут прошло? — спросил я.
— Двенадцать, — сказал Саша. — Сейчас к Люберцам подбегает.
— Хорошо, что озеро замерзло, а то бы пришлось вокруг.
— Он через озеро бежит? — спросила девушка.
— Так ближе, — объяснил Саша.
— Не провалится, — успокоил Саша.
— Он не из Колиного взвода? — спросила девушка.
— Нет, — сказал Саша. — Нашего взводного зовут Митя.
Старший лейтенант Митя.
— Так если ваш приятель провалится,
— Нет, не влетит, — сказал Саша. — Он что, за вами ухаживает?
— Кто?
— Старший лейтенант, — сказал Саша.
— Что вы, — сказала девушка, — у него невеста в Николаеве.
— Довольно далеко, — сказал Саша. — Географически, конечно. Духовная близость тут ни при чем.
— Что? — не поняла девушка.
— Ничего, я так. — Саша посмотрел на часы.
— Невеста, конечно, не жена, — сказала девушка. — Сегодня ты невеста, а завтра… – — Она вздохнула. — Он ничего, только вот пьет.
— Советские офицеры не пьют, — сказал Саша.
— Пьют, — сказала девушка. — А ему нельзя.
— Всем нельзя, — сказал Саша.
Я заметил, что после разговоров про то, как Алеша провалится под лед, он стал очень насмешлив.
— Пускай здоровые пьют, — говорила девушка. — А он полосу препятствий в офицерском многоборье пробежал и чуть не умер.
— Чуть не умер на боевом посту, — сказал Саша.
— У него невроз, — сказала девушка.
— Пенсия — вот в чем его спасенье, — сказал Саша.
— Он не инвалид, — гордо сказала девушка.
— Сколько времени? — спросил я.
— Если не утонул, минут через семь будет, — сказал Саша.
— Я его боюсь, — говорила девушка.
— Колю? — спросил Саша без всякого интереса.
— С кем, говорит, увижу — убью.
— Из пистолета системы Макарова, — сказал Саша. — Есть такой офицерский пистолет. Не очень хороший, но стреляет.
— Правда? — Девушка испугалась.
— Гоните его к чертовой матери, — сказал Саша.
— Он ничего, только пьет…
— Ну, ладно, — сказал Саша. — Сколько там? — Он посмотрел на часы.
Девушка сладко зевнула.
— Нина, — сказал вдруг кто-то крепким командирским голосом. — Нинка!
И сразу стало холодно: в раскрытом настежь окне стоял человек гренадерского роста и сложения. Трудно сказать, какими были гренадеры, но, судя по описаниям, они выглядели точно так. Подобных ему людей я больше не видел нигде: секрет их производства, очевидно, потерян. По званию он был старший лейтенант. Без шинели, во всем парадном. Кортик, кажется, висел. Не помню точно.
— Нинка, — говорил старший лейтенант, стоя на подоконнике и не обращая на нас никакого внимания, — я же тебя везде искал. Даже на каток ходил.
— Зачем на каток? — спросила девушка.
— Там свет горел, — сказал старший лейтенант.
Внезапно он заметил, что кроме его девушки в столовой есть мы.
— А что вы тут делаете? — спросил он.
— С Новым годом, товарищ старший лейтенант, — сказал Саша.
— А это не имеет никакого значения, — сказал старший лейтенант. — Новый год, старый год: все одно.
Он постоял молча в раскрытом окне,
а потом, опустив голову, вдруг стал читать стихи. Сбиваясь, без всякого выражения: Ты меня не любишь, не жалеешь, Разве я не молод, не красив… и т. д.Стихи были длинные. В конце концов девушка расплакалась.
— Коля, — сказала она, — Коленька, — и пошла к окну. — Что же ты без шинели…
Старший лейтенант протянул ей руку, и она шагнула на высокий подоконник. Не попрощавшись, не обращая на нас никакого внимания и не закрыв окна, они уходили. Так как из темного помещения отлично видно все, что происходит на освещенной улице, то мы смогли наблюдать, как они целовались, стоя по колено в снегу; старший лейтенант, будучи значительно выше ростом, за локти приподнял девушку, целуя, легко и долго держал на весу, — и туфелька скользнула в снег.
Если вечером 53 года снег почти не падал и была та самая звездная «ночь перед рождеством», то в 2 часа ночи 54 года, когда мы вышли на улицу, он, что называется, валил.
Было тепло и тихо. Мы шли вдвоем под снегом через пустой плац. Я думал о том, что Алеша сейчас пересекает озеро, и о том, что, если до утра будет такой снег, то завтра с подъема все училище начнет чистить плац деревянными лопатами, а послезавтра, если опять же снег не перестанет, нас повезут очищать от заносов железнодорожные пути. «С Новым годом», — сказал, проходя мимо, разводящий, за которым следовала смена караула в тулупах, засыпанных снегом. В двенадцать их поставили, в два сменили.
Меняться надоевшими городами и видами на залив, или костел, или гору Монблан. Меняться, чтобы чужое опротивело, как родной переулок и афиши на заборе, чтобы стал скучным не только твой город, твой дом и твоя лестница — весь мир. Такова цель путешествий, и, честное слово, это замечательно.
Долго ехал спиной вперед, и виды плыли из-за спины. Потом шел, как принято, — и меня тошнило.
Прости-прощай все это красивое и первое. Как началось, с чего — за день до экзаменов на последнем сеансе я увидел девочку и был ужасно взволнован всем, что она делала, как говорила, смеялась и смотрела. Позже, днем, она шла легкая, в зеленой кофточке, освещенная солнцем. Шла и с кем-то разговаривала, улыбаясь точно так, как сотни раз потом. Я иду вслед за памятью и вижу вечер, и склад, и мы перетаскиваем картошку в корзинах. Ты в куртке и в косынке, и всю ночь мы ничего не делаем полезного — мы смеемся, выпрашиваем <…> холодные арбузы, и ты сидишь рядом со мной на крыше склада, и я еще не знаю тебя и говорю тебе «вы». Мы едем втроем в пустой утренней электричке, ты — напротив меня, у тебя молодое прекрасное лицо и ты рассказываешь веселым голосом, как умерла девушка молодая, талантливая и после нее остались письма. Я, не вслушиваясь, киваю головой и смотрю, смотрю, запоминая тебя.