Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

А Новый год, между тем, приближался. Дым над трубами казарм шел прямо вверх: такая была тихая ночь. Луна сверкала — яркая, елочная, рождественская.

Мы шли втроем по этой прекрасной ночи прямо в училищную столовую, которая, как мы надеялись, была уже пуста. Еще днем мой приятель Саша и я сходили на станцию и там, в палатке, купили еды, бутылку водки и бутылку шампанского, а теперь мы все это выпьем, разольем и выпьем в час назначенный. Когда куранты ударят, курсанты выпьют. Не так ли, Саша? — Так. А как же иначе? — Только пошли скорее, а то куранты ударят, а курсанты будут лезть в окно столовой. Нам действительно пришлось лезть в окно: дверь столовой была заперта и даже опечатана.

Свет из предосторожности мы не стали зажигать. Я помню эту огромную, пустую столовую, окна в лунном свете, квадратные деревянные столы, блеск клеенок. Говорят, здесь раньше был гимнастический зал. Может, так оно и было. Очень уж высокие потолки. Трапецию можно вешать.

— Как ты считаешь? — спросил я у Саши насчет трапеции.

— Не вижу смысла. — Он открывал консервы.

— Как бы нас тут не застукали, — сказал Алеша.

— Не застукают. — Саша аккуратно вырезал крышку «кильки пряного посола».

— А застукают: год губы.

— Почему? — не понял я.

— В этом посадят, а выпустят уже в том.

— Могут и в том посадить. — Я посмотрел на часы. — Семь минут осталось.

— Из чего пить будем? — спросил Саша.

— Черт, стакан забыл. — Я тихо выругался.

— В буфете нет стаканов? — спросил Алеша.

— Откуда! — Саша встал и пошел по столовой. Мы ждали.

— Нашел, — сказал Саша, — несите все сюда.

— Сам иди сюда! — сказал Алеша.

— Не могу. Она на цепочке, и замок висит.

— Кто?

— Кружка на цепочке.

Мы сидели вокруг бачка с питьевой водой, к которому на довольно длинной цепочке была привязана большая алюминиевая кружка. Вот из нее мы и пили по очереди, когда ударили куранты, неслышные нам, так как радио в столовой не было.

— Жалко, елки у нас нет, — говорил Алеша.

— Сходи в лес, — посоветовал ему Саша. — Елок там хоть завались.

— В лесу родилась елочка, — почему-то сказал я.

— Давайте еще выпьем. — Саша натянул кружкой цепь.

— Давай.

— Я не знаю, за что, — сказал Алеша. — На дне рождения по второй пьют за родителей, а сейчас за что?

— Давайте просто так выпьем, — сказал я.

— Просто так неинтересно.

— Ну тогда выпьем за командира роты, — предложил Саша.

— За командира роты я пить не стану, — сказал Алеша.

— Тогда за тебя. — Саша выпил и передал Алеше кружку.

— А я за тебя. — Алеша тоже выпил и передал кружку мне. — Хорошо, что нас втроем в патруль назначили.

— Это они неплохо придумали, — сказал Саша.

— И день выбрали хороший, — сказал я.

— 31 декабря, — уточнил Саша.

— Уже первое. — Алеша посмотрел на часы.

— Сейчас какую-нибудь музыку послушать, — сказал Саша.

— Только не классическую. — Алеша помахал рукой.

— На Новый год классическую никогда не передают, — сказал Саша.

— Я бы ее вообще не передавал. — Алеша снова помахал рукой.

— А ее только по радио передают, — сказал Саша, — и то по утрам, когда все спят.

— Но Римский-Корсаков — это все-таки ничего. — Мне вдруг вздумалось заступиться за классическую музыку.

— А что он написал? — спросил Алеша.

— Я точно не помню.

— Вальс-фантазия, это не он написал? — спросил Саша.

— Римский-Корсаков вообще вальсы не писал: только оперы.

— И балеты, — засмеялся Алеша.

— Да, и балеты, — сказал я. — А что тут такого?

— Могучая кучка, — сказа! Алеша.

— А что с нами было бы, если бы мы пили из этого бачка? — Саша снова натянул кружкой цепь.

— Да уж ничего хорошего, — сказал Алеша.

— Завтра поедешь в Москву? — спрашивал у меня Саша.

— А что мне там делать?

— Что-нибудь придумаем. Позвоним кому-нибудь. У меня телефон записан.

— Ну меня записан. Даже три, — я вспомнил телефоны. — Правильно, три. А толку что?

— Толку никакого, — согласился Саша.

— Кто с кем Новый год встречает, тот и второго с тем гуляет, — неожиданно в рифму сказал Алеша.

— Ну правильно, — я был целиком на стороне Алеши. — А что им второго расставаться? Какой в этом толк?

— Толку никакого, — согласился Саша.

— А как понять: «Шкурой ревности медведь лежит когтист»? — вдруг спросил Алеша.

— Что это такое? — не понял я.

— Маяковский.

— Что-то я не помню такого.

— Медведь? — спросил Саша. — Это аллегория.

— Какая аллегория?

— Он убил медведя, понятно?

— Какого медведя! — Алеша ничего не понимал.

— Медведь в виде ревности. — Саша был терпелив. — И он его убил, чтобы легче жить.

— И сделал из него шкуру, — я помогал ему, как мог.

— Шкуру ревности, — скатал Саша.

— Лучше бы чучело, — сказал Алеша. — Я видел чучело медведя в Палеонтологическом музее на улице Герцена.

— Я бы не стал убивать медведя, — сказал Саша. — И лося тоже.

— У лося ценятся рога. — Алеша показал свою осведомленность и в этом вопросе.

— Чтобы их на стенку вешать. — Саша был решительно против уничтожения лосей. — В передней, — добавил он, — и на каждый рог — по шляпе.