Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:
Ты устало усмехнешься, я коснусь твоей руки, побледнеешь, отвернешься, полная тоски. "Жизнь моя, — скажу я властно, — не сердись — ты не права!" Но пойму я, что напрасны старые слова. Ты ногтем забарабанишь: поздно, поздно уж теперь! Оглядишься, быстро встанешь… Скрипнет, стукнет дверь… Отодвину занавески, головой прижмусь к стеклу: ты мелькнешь в закатном блеске и уйдешь во мглу.

23 мая 1918

* * *
Вот
дачный сад, где счастливы мы были:
стеклянный шар, жасмин и частокол. Как некогда, каймою рдяной пыли верхи берез день тающий обвел. Все тот же вьется мотылек капустный (он опоздал — беспечный — на ночлег). Сегодня мне как будто и не грустно, что кануло все прежнее навек. Уж светляки зеленые лампадки зажгли в траве, и нежно — как тогда — мне шлет привет свой девственный и сладкий алмаз вечерний — первая звезда.

24 мая 1918

* * *
Береза в воронцовском парке Среди цветущих, огненных дерев грустит береза на лугу, как дева пленная в блистательном кругу иноплеменных дев. И только я дружу с березкой одинокой, тоскую с ней весеннею порой: она мне кажется сестрой возлюбленной далекой.

27 апреля 1918

Орешник и береза
Два дерева… одно — развесистый орешник — листвой изнеженной, как шелком, шелестит, роскошным сумраком любви и лени льстит… Остановись под ним, себялюбивый грешник! Ляг, позови подруг, беспечных, как и ты. Не слушай совести, не прекословь мгновенью, пей темное вино, пой песни упоенью — да будут в лад шуметь широкие листы. Но если, путник, ты — душою чист и светел и если долго ты дорогою крутой неутомимо шел и на пути не встретил ни друга верного, ни радости простой, тогда не позабудь: есть дерево другое. Близ дерева греха березу ты найдешь… На озаренный дождь наряд ее похож, ее жемчужный ствол — что облачко прямое. Садись в тень жидкую, но продолжай в мечтах свой путь, и шепотом невинным и тревожным расскажет каждый лист о милом невозможном, о дальней родине, о ветре, о лесах…

2 июля 1918

После грозы
Все реже, реже влажный звон; кой-где светлеет небосклон; отходят тучи грозовые, жемчужным краем бороздя просветы пышно-голубые, и падают лучи косые сквозь золотую сеть дождя.

4 июля 1918, Олеиз

* * *
Как пахнет липой и сиренью, как золотеет серп луны! Неторопливо, тень за тенью, подходят сумерки весны. Я возвращаюсь, молодею, мне прошлого не превозмочь! Вплывает в узкую аллею незабываемая ночь. И в полутьме — то завлекая, то отступая, веешь вновь ты — призрак северного мая, ты — отроческая любовь! И памятному сновиденью я предаюсь средь тишины… Как пахнет липой и сиренью, как золотеет серп луны!

27 декабря 1918

Лестница
Ты — лестница в большом, туманном доме. Ты устало вьешься вверх средь мягкой темноты: огонь искусственный — и то ты редко видишь. Но знаю — ты живешь, ты любишь, ненавидишь, ты бережешь следы бесчисленных шагов: уродливых
сапог и легких башмачков,
калош воркующих и валенок бесшумных, подошв изношенных, но быстрых, неразумных, широких, добрых ног и узких, злых ступней…
О да! Уверен я: в тиши сырых ночей, кряхтя и охая, ты робко оживаешь и вспомнить силишься и точно повторяешь всех слышанных шагов запечатленный звук: прыжки младенчества и палки деда стук, стремительную трель поспешности любовной, дрожь нисходящую отчаянья и ровный шаг равнодушия, шаг немощи скупой, мечтательности шаг, взволнованный, слепой, всегда теряющий две или три ступени, и поступь важную самодовольной лени, и торопливый бег вседневного труда… Не позабудешь ты, я знаю, никогда и звон моих шагов… Как, разве в самом деле они — веселые — там некогда звенели? А луч, по косяку взбегающий впотьмах, а шелест шелковый, а поцелуй в дверях? Да, сердце верило, да, было небо сине… Над ручкой медною — другое имя ныне, и сам скитаюсь я в далекой стороне. Но ты, о лестница, в полночной тишине беседуешь с былым. Твои перила помнят, как я покинул блеск еще манящих комнат и как в последний раз я по тебе сходил, как с осторожностью преступника закрыл одну, другую дверь и в сумрак ночи снежной таинственно ушел — свободный, безнадежный…

30 июля 1918

* * *
Забудешь ты меня, как эту ночь забудешь, как черный этот сад, и дальний плеск волны, и в небе облачном зеркальный блеск луны… Но — думается мне — ты счастлива не будешь. Быть может, я не прав. Я только ведь поэт, непостоянный друг печали мимолетной и краткой радости, мечтатель беззаботный, художник, любящий равно и мрак и свет. Но ясновиденье подобно вдохновенью: презреньем окрылен тревожный голос мой! Вот почему твой путь и ясный и прямой туманю наперед пророческою тенью. Предсказываю я: ты будешь мирно жить, как вдруг о пламенном в тебе тоска проснется, но, видишь ли, другой тех звезд и не коснется, которыми тебя могу я окружить!

10 августа 1918

Озеро
Взгляни на озеро: ни солнце, ни звезда, ни мощные дубы, ни тонкая осока, хоть отражаются так ярко, так глубоко, не оставляют в нем следа. Взгляни и в душу мне: как трепетно, как ясно в ней повторяются виденья бытия! Как в ней печаль темна, как радость в ней прекрасна… — и как спокоен я!

24 августа 1918

* * *
О чем я думаю? О падающих звездах… Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух, алмазною стезей прорезывает воздух, и вот уж путь ее — потух… Не спрашивай меня, куда звезда скатилась. О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши! Я чувствую — она лучисто раздробилась на глубине моей души.

26 августа 1918

* * *

(Евангелие Иакова Еврея, гл. 18)

И видел я: стемнели неба своды, и облака прервали свой полет, и времени остановился ход… Все замерло. Реки умолкли воды. Седой туман сошел на берега, и, наклонив над влагою рога, козлы не пили. Стадо на откосах не двигалось. Пастух, поднявши посох, оцепенел с простертою рукой, взор устремляя ввысь, а над рекой, над рощей пальм, вершины опустивших, хоть воздух был бестрепетен и нем, повисли птицы на крылах застывших.
Поделиться с друзьями: