Стихия страха

На вытоптанной от травы площадке, перед оружейной, проходили тренировочные сражения на мечах. Два с лишним десятка еще безусых мальчишек разбились на пары и неуклюже тыкались в друг друга учебными клинками. Эмиль со скучающим видом прохаживался между ними, изредка покрикивая на особо нерадивых и выправляя осанку или захват. Завидев меня, он улыбнулся и помахал мне рукой.

– Кысей, рад видеть! Держи!
– он взял со стойки клинок и протянул мне.
– Давай разомнемся, а то со скуки совсем зверею! Эй!

Эмиль оглядел своих учеников и важно изрек:

– Смотрим внимательно, сейчас будет тренировочный бой! Учимся, запоминаем, потом повторяем.

Я с улыбкой вытащил свой клинок, оставил его на земле, взял учебный, примериваясь к его тяжести и балансировке, которая оставляла желать лучшего, поклонился Эмилю... Как вдруг благоговейную тишину учебного процесса нарушил истерический женский крик о помощи. Мы с Эмилем переглянулись и дружно, не сговариваясь, помчались на звук. Обогнув оружейную и нырнув под арочный переход, соединяющий два корпуса, оказались на просторной лужайке перед зданием богословского факультета. Окно на третьем этаже было открыто, а под ним на земле лежал человек. Кричала Софи, застывшая на дорожке, рядом с ней валялась корзинка с нехитрой снедью. В то время, как Эмиль пытался успокоить жену, у которой случилась истерика, я бросился к человеку. Но мог не спешить. Его голова была вывернута под неестественным углом, под виском растекалась кровь, лицо было искажено гримасой. Острый запах свежей крови заставил меня сначала отшатнуться, но, превозмогая себя, я подошел ближе, склонился и проверил пульс. Это было сущей формальностью, поскольку профессор Грано был мертв.

Бледная Софи сидела в кабинете ректора, куда ее отвели мы вдвоем с Эмилем. Она практически сама не шла, цепляясь за мужа, ее била крупная дрожь. Занятия были отменены, с минуты на минуту должна была прибыть городская стража. Хозяин кабинета, жилистый приземистый профессор Ханаха, нервно расхаживал из одного угла в другой, бормоча что-то под нос и изредка дергая себя за волосы. Софи уже стало получше, она лишь изредка всхлипывала.

– Софи?
– я присел рядом и взял ее за руку.
– Скажи мне, что случилось? Что ты видела?

Она вздрогнула всем телом, ее лицо скривилось от страшных воспоминаний.

– Он прыгнул. Вылетел в окно. Просто выпрыгнул... Из окна... И упал. Он мертв, да?

– Да, - кивнул я.
– Он что-нибудь сказал перед этим? Он тебя видел? Почему он это сделал?

– Не знаю... У него было такое страшное лицо, - Софи смотрела в пол, ее пальцы дрожали на моей руке, словно она пыталась ее сжать, но забыла, как это делается.
– Он что-то кричал...

– Что именно?

– Я не расслышала, не поняла, он так быстро ...
– она не удержалась, всхлипнула и вновь разрыдалась.

– Довольно, Кысей, - Эмиль положил руку на плечо жены и сурово посмотрел на меня.
– Я отведу ее домой. Софи, ну зачем ты пришла сюда!

– Я хотела... ты задержался... обед тебе... хотела... при-и-и-инести...

Я покачал головой.

– Эмиль, не волнуйся, я все улажу со стражей. Отведи ее домой, пусть отдыхает. Завтра с утра один из стражников заглянет к вам и возьмет показания.

Ректор отчаянно дернул себя за всклокоченную шевелюру рыжеватого цвета, глядя уходящей паре вслед, и горестно простонал:

– Начало учебного года! Я в совершеннейшем отчаянии! Кого я теперь найду на основы богословия, катехизис и каноническое право. Господи Единый, а ведь еще кафедра осталась...

– Вас только это беспокоит?
– сурово спросил я.
– У вас человек погиб.

– Вы правы, боже Единый, это несомненный скандал! Выброситься из окна при всем честном народе! Это ж надо было удумать! Самоубийство! А еще священнослужитель!

Мне оставалось только покачать головой, но тут ректор взглянул на меня, и его бесцветные глаза на покрытом веснушками лице хищно загорелись:

– Господин Тиффано! У вас же, безусловно, есть диплом Академии! Вы не смогли бы почитать хотя бы основы богословия?

– Нет, извините, мне пора.

– Подождите, умоляю вас! Вы меня совершенно без ножа режете! Господин Тиффано, пожалуйста, неужели вы допустите, чтобы несчастные студенты остались без теологических основ? Я хорошую плату положу, могу даже...

– Я занят своими прямыми обязанностями, и никак не могу, поверьте...

– Господин Бурже о вас так хорошо отзывался. И лекции можно сдвинуть в расписании, чтобы вам удобно было. Прошу вас, подумайте!
– кричал мне вслед ректор, когда я закрывал дверь.

Глава 3. Хризокола

Я плотнее укуталась в теплый плед и с тоской взглянула на записи. Глаза слипались после ночного дежурного бдения на страже пожарной безопасности дома. Хотя Антон и уговаривал меня нанять сторожа или даже двух, я не хотела пускать в дом чужих. По этой же причине пустыми оставались комнаты на третьем этаже, которые вполне можно было сдать внаем. Но мне легче не спать, чем мучиться кошмарами, в которых город попеременно то сгорал в огне нечеловеческой злобы, то разрушался безжалостной водной стихией. Кошмары были тем мучительней, что я пыталась спасти, предупредить, но мои движения были словно в вязком сиропе, я то опаздывала, то случайно сама наступала на игрушечный город, то неловкими пальцами рушила хрупкие здания...

Надо было встать и походить, размять ноги, затекшие и замерзшие настолько, что я их не чувствовала, но было совершенно невозможно заставить себя вылезти из обманчиво теплого плена.

– Госпожа?
– Пиона робко заглянула ко мне и жизнерадостно улыбнулась.
– Я принесла вам горячее молоко, выпейте и поспите немного. А то всю ночь на ногах.

Я терпеть не могла молоко, особенно горячее, когда пенка липнет к губам и так живо напоминает про детство. Но Пиона считала, что это самое верное средство от всех болезней и невзгод, а сил, особенно сейчас, спорить с ней у меня не было совершенно.

– Спасибо, оставь и уходи, - кивнула я на столик.

Но Пиона уже раскусила мою задумку, она послушно поставила стакан на стол, но уходить не собиралась.

– Госпожа, давайте хоть немного проветрим? Воздух совсем спертый, - она двинулась к окну.

– Не смей!
– мой окрик заставил ее вздрогнуть.
– Мне холодно!

– Но душно же здесь...
– растерянно пробормотала Пиона, пышущая здоровьем и бодростью, а оттого вдвойне противная мне.

– Меня устраивает. Иди, или у тебя других дел нет?

Пиона замялась ненадолго, и мне представилось, что сейчас она спросит про своего отчима, но девчонка меня удивила:

– Вам совсем плохо?
– ее голос стал жалобным, и меня передернуло от злости.
– Вы по господину инквизитору тоскуете?

Мне захотелось запустить в нее стаканом с молоком, остановило лишь то, что для этого надо вытянуть руку на холодный воздух.

– Да, Пиона, я очень тоскую по господину инквизитору. Все думаю и думаю о нем...
– медленно проговорила я, мстительно наблюдая, как Пиона мечтательно сложила ладошки у груди.
– И все никак не могу решить, что лучше: напоить его опиумом и снасильничать, или не тратиться на настойку, а просто заманить, связать и обесчестить? Как думаешь?