Стихотворения и поэмы

Разносчик

Идеальные подтяжки! Прочнейшая нить!

Газетчик

Синтез целого дня! Кровавое сражение!

Лирик

Перепутайте все имена нежданно! Надо именить Лилией — Анну И Еленой — Евгению. Пространство и время умерли вчера! Любовь умирает, как голубь под крышей! А ваше настроение — Это биржевая игра: Я закричу — и оно, как акции, поднимается выше.

Из I-го этажа

Какой огромный человек!

Разносчик

Чудодейственный лик!

Из II-го этажа

Он расклеивает свои интонации на сердца, как на столбы!

Из бельэтажа

Почему народ вокруг него изнемог, и измяк, И перестал держаться за нижнюю юбку судьбы.

Издалека раздается голос Любимого Поэта. Он приближается и входит.

Любимый Поэт

Я хотел вам прочесть отрывок величавый Из новой поэмы: «Серенада в восемь».

Голоса

Браво, браво! Просим! Просим!

Любимый Поэт

Я нервно шляпу коверкаю И слушаю звуки голоса… Вы стоите пред этажеркою, Заплетая волосы. О, милая! Как жалко, Что Вы далеко там. Влажный запах фиалки Меж телом и Вашим капотом. Озираюсь на вечер душный, Улыбаюсь с тоскою. Вам шлю поцелуй воздушный Тонкой рукою. Ваши черные косы, как рамы, Овал лица обрамляют… Неужели не жалко Вам, Дама, Что мой поцелуй пропадает?..

Крики

Браво, браво! Чудесно!

Критик

Ваше имя и так нам известно; Вы слывете утонченнейшим стилистом И поэтом влюбленным. Мы любим внимать вашим истовым, Горделивым звонам, Вы улыбаетесь в стихах благородно, хотя фривольно! Прочтите еще нам!

Мотор

Довольно!

Лирик

Слушайте, кретины…

Голоса

Так с нами не говорит никто! Нас обычно величают: «Милостивые государыни и государи!»

Лирик

Так ведь в моей душе сотни карманов, как в пальто. У моего мозга почтительные лица и свиные хари! Я выну из правого кармана: «Слушайте, братья!», А из левого лезет: «Слушай, кретин!» Всё равно! Я швыряю стоглавые объятья, Незапачканные в помойке привычек и рутин. Ведь если даже церковь привстала на цыпочки И склонила внимательно свой купол ко мне, Так это потому, что я новою правдою выпачкан, А мои удары не канифоль на струне, Не канифоль, которую можно стряхнуть. Даже мостовые встают на дыбы мне навстречу, Целуются рябым лицом, мне падают на грудь. Я дымами, домами и громадами искалечен, Вы не видали…

Мужчина

Мы ничего не видали!

Лирик

Вы не видали, как вчера, привязанного к трамваю, Грохоты проволокли отдых в гранитном канале.

Мужчина

Я всё вижу — и забываю.

Лирик

У отдыха было измученное лицо, как у дня, Он хотел спрятать голову под крыло моего биплана, Но биплан рванулся, над отдыхом, тр…

Биплан

рррр…

Лирик

уня, И завор…

Биплан

рррр…

Лирик

чал, зар…

Биплан

ррррр…

Лирик

ычал тигр…

Биплан

ррррр…

Лирик

ом из тумана. Я вчера встретил — верьте мне — В переулке тишину И закрутил ее на вертеле, Как цыпленка. А теперь, смотрите: я этаж восьмой К мостовой Пригну, Чтоб были игрушки У вашего ребенка, Оттопырившего губки и ушки. А он, как мышь, вползет в библиотеки. Как мышь, будет грызть книги чужие и мои, Сделает из Данта воздушного змея! Накройте-ка Стальной чешуей город, чтоб рай не лил слезы свои!

Пр. — доцент

Он грозит указательным пальцем культуре, Он не понимает, что культура, как таковая, Есть вещь в себе, что тридцать первый сонет к Лауре Значительнее лая Трамвая.

Лирик

Так ведь трамвай родился со мною; Я помню, как он в первый бросил молоко Лошадей, закусил женщиной нагою И поскакал по дроби площадей далеко. Пролетая пассажи, Гаражи И темноту матовую, Блестя электроногтями, перевертывая все нельзя, Он расколов прямой пробор улицы надвое, По стальным знакам равенства скользя.

Пр. — доцент

Если сгорят библиотеки, сгорят и мои диссертации «Об эстетике в древней Америке у инков и омков», И с ними сгорят овации, Которые мне пролили бы ладоши потомков. Сгорят мои примечания к опискам Пушкина! Дайте мне насладится ими хоть!

Лирик

Исчерпалось лунное пиво в небесной кружке, Завтра на аэро трясет свою бурую иноходь.

Пр. — доцент

Этот человек сумасшедший! Клянусь великим поэтом, Он не понимает того, что говорит.

Лирик

А он, как чернильная клякса, высох над кабинетом, Он величавым Октавам И перепетым Сонетам И триолетам Такую же протухшую будущность сулит. Он только считает опечатки в сто двадцать третьем издании Конта, Пережевывает недомыслие Руссо и других. Да взгляните: под юбкой синего горизонта Копошатся руки аэропланов тугих.