Стихотворения и поэмы

Из раздела «Чужие песни»

Н. Гумилеву посвящается

О, как дерзаю я, смущенный, Вам посвятить обломки строф, — Небрежный труд, но освещенный Созвездьем букв: «а Goumileff». [3] С распущенными парусами Перевезли в своей ладье Вы под чужими небесами Великолепного Готье… В теплицах же моих не снимут С растений иноземных плод: Их погубил не русский климат, А неумелый садовод.

3

Гумилеву ( франц.).

R.M. Von Rilke

Жертва

И тело всё цветет, благоухая, С тех пор, как я познал твои черты. Смотри: стройнее, стана не сгибая, Хожу. А ты лишь ждешь: — о, кто же ты? Я чувствую, как расстаюсь с собою И прошлое теряю, как листву. Твоя улыбка ясною звездою Сияет над тобой и надо мною, Она прорежет скоро синеву. Всё, что давно в младенчестве моем Блистало безымянными волнами, Всё — назову тобой пред алтарем, Затепленным твоими волосами, Украшенным твоих грудей венком.

Песнь любви

Как душу мне сдержать, чтобы к твоей Она не прикасалась? Как поднять Ее к другим предметам над тобою? Хотел бы дать покой я ей Вблизи чего-нибудь, что скрыто тьмою, В том месте, где не стало б всё дрожать, Когда дрожишь своей ты глубиною. Но все, что тронет, — нас соединяет, Как бы смычок, который извлекает Топ лишь единый, две струны задев. В какую скрипку вделаны с тобою? Какой артист нас охватил рукою? О, сладостный напев!

Восточная песнь

Не побережье ль это наше ложе? Не берегли, и мы на нем лежим? Волнение грудей, меня тревожа, Над чувством возвышается моим. И эта ночь, что криками полна, — Грызутся звери, вопли испуская — О, разве не чужда нам ночь глухая? И разве день — он, тихо возникая Извне, грядет, — нам ближе, чем она? Друг в друга так нам надобно войти, Как в пестик пыль цветов с тычинок входит. Безмерного вокруг нас много бродит, На нас бросаясь дико на пути. Пока сближаемся мы, не дыша, Чтобы его вблизи не увидать, Оно внутри нас может задрожать: Изменою наполнена душа.

Абисаг

I

Она лежала. Юная рука К старевшему прикована слугами. Лежала долго подло старика, Слегка напугана его годами. И иногда, когда сова кричала, Вращала в бороде его свое Лицо. И вот Ночное восставало С трепещущим желаньем вкруг нес. И с ней дрожали звезды. Аромат Искал чего-то, в спальню проникая, И занавес дрожал, ей знак давая, И тихо следовал за знаком взгляд. Осталась все же возле старика И Ночь Ночей ее не побеждала, Близ холодевшего она лежала, Нетронутая, как душа, легка.

II

Король мечтал о днях ушедших в мрак, О сделанном и думал над мечтами И о любимейшей из всех собак. — Но вечером склонялась Абисаг Над ним. И жизнь его лежала так, Как будто брег заклятый под лучами Созвездий тихих — под ее грудями. И иногда, как женщины знаток, Ее неласканные узнавал Уста король сквозь сдвинутые брови И видел: чувства юного росток Себя к его провалу не склонял, И, слушая, король, как пес, дрожал, Ища себя в своейпоследней крови.

Из раздела «Осенние ямбы»

Усталость

«По мне, отчизна только там.

Где любят нас, где верят нам».

М. Лермонтов

Опять покорен грусти, мрачен, Я — одинокий — снова с той, Чей взор пленительный прозрачен И полон юной красотой. Но ныне с кроткой укоризной Встречают запылавший день И страх пред новою отчизной И недоверчивая лень. Нет! Не увлечь меня мятелям В земной простор, в далекий путь, Не взволновать твоим свирелям Мою задумчивую грудь. Еще вскипает над долиной Осенним солнцем небосвод, Но треугольник журавлиный Медлительно на юг плывет.

Боль

Нависла боль свинцовой тучей С каймой кровавою вокруг. И ты изрыт тоской летучей, Многострадальный, нежный луг. Раскрылся плащ ночной и синий От леса и до камыша. В твоей измученной пустыне Теряется моя душа. За ней, бредя стопой тревожной В глухую ночь, в ночную тишь, Ты, сердце, песнею острожной Над осенью моей звенишь.

Память

«Далёко ты, но терпеливо

Моей покорствую судьбе.

Во мне божественное живо

Воспоминанье о тебе».

Н. Языков

Ты отошла за травы луга, В глухую осень, в камыши… Расплескивает крылья вьюга Над страшною тоской души Прислушиваюсь к милой флейте И к дальним шорохам сосны. Жестокую печаль лелейте. Мои отчетливые сны. Я вижу в снеге лабиринта, Где без дорог мои пути, Краснеет кровью гиацинта Твое последнее «прости!». Ты не могла, ты истомилась В слезах и бормотаньях встреч, И отошла, и закрутилась Змеею шаль вдоль смуглых плеч. Я не виню, что ты, больная. И уходила и звала. И вся цветная, вся хмельная С моих страниц ты уплыла. Но не кляни и ты, что ныне С губ помертвевших, ледяных В часы растерянных уныний К тебе слетает блеклый стих. Мне кажется, что ночью каждой И каждым утром, каждым днем, Когда объят предсмертной жаждой И смертным роковым огнем, — Ты проплываешь надо мною. Колебля тонкое копье, Дразня минувшею весною, Суля иное бытие. Волна — я знаю — беспощадна И снова не придет к камням, Но тешиться мечтой отрадно Изнеможденным берегам.

Из книги «Романтическая пудра»

L'Art Poetique

И.В. Игнатьеву

Обращайтесь с поэзами как со светскими дамами, В них влюбляйтесь, любите, преклоняйтесь с мольбами, Не смущайте их души безнадежными драмами, Но зажгите остротами в глазах у них пламя. Нарумяньте им щеки, подведите мечтательно Темно-синие брови, замерев в комплименте, Уверяйте их страстно, что они обаятельны, И, на бал выезжая, их в шелка вы оденьте. Разлучите с обычною одеждою скучною, В jupe-culotte нарядите и как будто в браслеты Облеките их руки нежно рифмой воздушною И в прическу искусную воткните эгреты. Если скучно возиться вам, друзья, с ритмометрами, С метрономами глупыми, с корсетами всеми — На кокотке оставив туфли с белыми гетрами, Вы бесчинствуйте с нею среди зал Академий.

1913

Эскизетта

Ее сиятельству графине Кларе

Белые гетры… Шляпа из фетра… Губ золотой сургуч… Синие руки нахального ветра Трогают локоны туч. Трель мотоцикла… Дама поникла… Губы сжаты в тоске… Чтенье галантное быстрого цикла В лунном шалэ на песке. В городе где-то возле эгрета Модный круглит котелок… В траурном платье едет планета На голубой five o'clock [4] .

4

Пять часов вечера (обычное время вечернего чаепития в Англии) ( англ.).