Стихотворения и поэмы

Ранней весной на Неве

Туман. И Петропавловская крепость Едва маячит в сумраке дневном. Волшебная приходит полуслепость Декабрьским влажным, теплым днем. Молоденькие клены, стоя в парах, Все ветви устремили в высоту. Чуть светится зелененький фонарик Там, на горбатом Кировском мосту. Бродить бы так до ночи по тропинке Вдоль Академии над вздыбленной Невой, Но отсырели тонкие ботинки. Пора домой. 1962

Брату

Я оттепели ленинградской Люблю внезапную капель, Как будто к декабрю апрель Пришел поговорить по-братски И напроказил… Так и ты Смягчаешь зим моих суровость И вносишь в комнату, как новость, Мимозы желтые цветы. <1962>

Сверстнице

Как прожить без любви, дорогая, Без любви столько лет? На ладони твоей я читаю Улетевшего прошлого след. Есть глаза голубые У беспечных, как дети, людей, Есть и косы седые, Наших кос, дорогая, седей. Но испытанный в древних ремеслах Весельчак Фигаро Цвет ореха вернет нашим косам — Это сделать не так уж хитро. Ты не хочешь подделывать чувство? Так отвергни его! Преврати прожитое в искусство И мастерство. <Январь 1957, Переделкино — 12 февраля 1963, Ленинград>

Праздник песни в Эльве

Зал зеленый без ограды Был открыт со всех сторон. Склон горы служил эстрадой, Крышей — серый небосклон. Как ручьи сбегают к морю, Как тропинки с гор — к шоссе. Шел на праздник целый город, От детей до дедов, все. Реют флаги, блещут трубы… Смех и гомон голосов… Сколько синих, красных юбок, Сколько белых рукавов. Стало тихо, и докладчик Праздник песенный открыл. Дождик маленький украдкой Между тем заморосил. Дождь окончился с докладом. Детский выстроился хор. Мы с тобой сидели рядом. Вышла туча из-за гор. Сельский регент руку подпил. Зашумел над ливнем лес. Песни вырвалась свободно И взлетела до небес. Так тревожно, беспокойно Пели голоса детей: «А нужны ли русским войны? Вы спросите матерей!» Мы про ливень позабыли. Не стирая слез с лица, Мы ладони все отбили, Аплодируя певцам. Оглянулись: не одни мы Говорили: «Подождем!» — Песню мира пели с ними Десять тысяч под дождем! <1963>

«Напудрены снегами все деревья…»

Напудрены снегами все деревья, Как будто восемнадцатого века Опять пришли на землю времена. Окончились печальные кочевья, И вечно-ищущего человека Сверхатомная разнесла война. Нет, это лишь последствия метели, Февральской вьюги над страной карельской. Нам жить и жить еще года… И никому еще не надоели Ни прелести спокойной жизни сельской, Ни хищнее гиганты города. Мы ляжем спать спокойно, безмятежно, Проснемся утром, в светлый день веселый, В день гибели грядущей неизбежной, Среди развалин, в мире катастроф. Увидим жизнь бессмысленной и голой, И не услышим ни людей, ни строф. <31 января 16 февраля 1964, Комарово>

«Спасибо вам, усталые глаза…»

Спасибо вам, усталые глаза: Далекое не охватить вам взглядом, Я вижу ясно только то, что рядом — Прозрачное, как детская слеза. Открытое, как детское веселье, Как слово чести, как желанье жить… Быть может, недалеко новоселье, Но все хочу — грядущее любить. <27 января — 4 июня 1964>

Толмач

Не буду тратить чувства на других, Чужим не стану озаряться светом! Луна я, что ли? Для чего свой стих Иноязычным отдаю поэтам? Толмач — вот имя скучное мое. Но не хочу жить этим грустным словом! Зачем алмаз в чужое бытие Пережигать мне творческим ознобом? Довольно! Стоп! Но попадется вдруг Такое на глаза и запоет так больно, Что у меня захватывает дух И льются русские стихи невольно, И я уже ловлю себя на том, Что строчка вырастает за строкою… Толмач, толмач! А вот и новый том На полке встал, переведен тобою. 1964

Карельский пейзаж

Так хорош этот бледный карельский пейзаж, Нашей жизни обыденный круг, Что его никогда, никогда не отдашь За приветливо-приторный юг. Только сосны да ели, леса да леса, И тропка, бегущая вниз. А на небе лазоревый свет разлился, Там, где море с землею слились. На холодном пожаре вечерней зари Встали черные сосен стволы. За горою как будто зажгли фонари. Но леса нерушимо белы. Все померкло. И ночь раскрывает одна Оловянную сень над землей, Пробивая туман, молодая луна В небо бросила серп золотой. И уже розовеет восток на глазах, Озаряет сумрачный лес… Бледный месяц растаял в небесных лугах И в холодных просторах исчез… Зимний воздух лесов дунул в створки ушей Скрипом санок и шорохом лыж… Постою на горе, чтоб запомнить живей Радость глаз и карельскую тишь. И наполнит мне легкие воздух лесной, Силой юности в сердце мне брызнет. Жизнь, еще мы померимся силой с тобой. Мы теперь победители жизни! 1964

Анне Ахматовой («Мы Вас любили, мальчики и девочки…»)

Мы Вас любили, мальчики и девочки, Нам дорог был Ваш профиль горбоносый, И все усмешечки, и все припевочки, И юбка узкая, и шаль на косах. Мы Вас любили, юную и гневную, И подражать Вам иногда старались. Вы нам казались свергнутой царевною, Но от родной земли не отказались. Солдатам на войне выходят жребии, И гибнет витязь в одеянье барсовом, Но, не печалясь о насущном хлебе, Вы Своим путем шагали полем Марсовым, В потертых туфельках, непокоримая, Усталая, но все-таки державная. Мы выросли, а Вы — всегда любимая Стихов российских муза славная. <1961–1965>

Лодзь

О, как я помню этот город, Хоть он и был тогда чужим… И голых окон длинный морок, И суету, и вечный дым. Не русский снежный, лютый, лютый — Ветрами дышащий февраль, А почек розовую смуту И неба голубую даль. Весной на шиферные крыши Спадают крупные дожди… И девочки кричат, ты слышишь, — — Поч екай н амене! — Подожди! Костел и кирха близ участка. Собор на площади большой, Где молится сам пристав частный, Оплот законности чужой. И узость улочек кирпичных, Где меж восстаньями не спят, — Убогое твое жилище — Текстильный пролетариат! И фабрик дымные объятья Меня встречали на пути, Где даже летом в белом платье Нельзя по улице пройти. И как шипение вулкана, Пред изверженьем, может быть, — Язык, где, как это ни странно, Запомнить — значит позабыть! <10 февраля 1965. Ленинград>

Мадонна Рембрандта

Вот бродячая мать, примостясь у колодца, Кормит грудью ребенка. А он уже сыт. Молоко из соска еще брызжет и льется, А дитя разгулялось, играет, шалит. Я не знаю, что ждет его дальше на свете. Бухенвальдских печей тошнотворная вонь… Иль он в космос подымется в мощной ракете Добывать для собратьев небесный огонь. Я не знаю, какая грозит ему доля, Кто его вознесет, чем он будет убит. Авраам ли ею для порядка заколет? Иль Иуда ему поцелуй подарит?.. Но хочу перед ним я упасть на колени И прощенья просить за себя и людей. О, дитя, сын несчастных людских поколений, На руках у счастливейшей мати твоей! <1965>

Памяти брата

1. «Ты не горюй, что ты меня оставил…»

Ты не горюй, что ты меня оставил. Мы вместе и теперь живем вдвойне. Хоть без закона, даже против правил, Ты здесь со мной, и я с тобой вполне. Мои стихи, которые ты правил, Закончу я теперь наедине. И если стих ступился иль заржавел, То всё ж его кончать придется мне.