Стихотворения и поэмы

2. «Мы ссорились, как парочка влюбленных…»

Мы ссорились, как парочка влюбленных. Мирились, словно муж с женой. Мы не считали встреч уединенных, И буря проходила стороной. Делились мыслями, хоть и не часто. Не угадала я, а ты не знал Тот час печальный, незабвенный час тот, Как на руках моих ты умирал… Нам больше никогда уже не спорить И не мириться никогда. Ты прав, ты прав! И, уступая горю, С тобой я согласилась навсегда. <15 июля 1965, Эльва>

3. Три месяца

Ты был моей юностью. Ты сохранил её. Меня по фамилии ты называл, То школьное, детское, прежнее, милое, Как маминой карточки строгий овал. Ты был моей юностью. Жили мы рядышком. Как жаль, что не дожили так до конца. И я походила на папину бабушку… А ты — на маминого отца. Ты был моей юностью, Шурочка, Сашенька! Не знаю я, как мне тебя называть? Ты был воплощением счастия нашего. Теперь я не знаю, как жить мне опять. <27 июля 1965, Эльва>

4. «Мне жаль, что нет тебя, что не могу…»

Мне жаль, что нет тебя, что не могу С тобою новой мыслью поделиться, Что, если лицемерю или лгу, Ты на меня не будешь молча злиться. К обеду я тебя не позвала, Не побраню в сердцах за опозданье… Придешь, безмолвно станешь у стола… На вечное ты обречен изгнанье. Во Францию тебя не позову, Не покажу любимого Парижа. Любимых мест тебе не покажу, Как их глазами сердца вижу. В Эстонии, на том клочке земли, Где нам по сердцу люди и природа, Где наши внуки мирно подросли, Я проведу последних два-три года. Вот комната твоя и твой балкон, Кругом обвитый виноградом диким. Полуденный к тебе спускался сон, Когда из сада пахло земляникой. Ты не сказал мне утром: «Посмотри, Открылась розовая георгина, Красотка — цвета молодой зари». И я кивну тебе. А ты уж минул. Никто еще в тот год не написал Из твоего оконца, поздним летом — На том высоком берегу леса, Извив реки, зеленый луг на этом. Вот дятел красноштанный на сосне Стучит, работает неутомимо. Как и тебе, уснуть бы так и мне, А жизнь в цвету пускай проходит мимо. <Август 1965, Эльва>

5. «Я забываю. К счастью человека…»

Я забываю. К счастью человека, Ему забвенье горечи дано. Но горькой боли женское зерно Живет в земле до окончанья века. Вот предо мной твоя библиотека, Ищу я книгу в ней уже давно. Расположенье книг ты знал. Оно Мне неизвестно. Я теперь калека. В зажившей ране повернулся нож. Той книги ты теперь мне не найдешь, Не попрошу тебя: «Иди, иди!» Настала нашей общей жизни точка. По-русски говорят: жди из кусточка, А из песочка, милая, не жди… <16 сентября 1965>

«Кто ты, читатель? Век, могучий шквал…»

Кто ты, читатель? Век, могучий шквал, Унес всех тех, кто жил со мною рядом, Тех, кто любил меня иль порицал, Критическим сопровождая взглядом. Задумается над моей строкой Горячая, колючая девчонка. И даже критик, слишком молодой, С иронией меня отметит тонкой. А жизнь идет. Ей — ни добра, ни зла… Мы даже с нею не были в разладе. И все же — я недаром прожила: На дне останусь тоненькой тетради. <1965>

Ольге Берггольц

Помню девочку с тугими косами, С тоненькой тетрадкою стихов… Старших вы не мучили вопросами, В жизнь вступили, веря пенью строф. Были вы заставою воспитаны И страной Советов взвращены, Правдой и неправдою испытаны… Но девичьи виделись вам сны. И любили вы парней отчаянных. И детей хотели вы от них. Но судьба их до смерти замаяла. Все прошло. Остался горький стих. На Урале, в зиму запоздавшую, Прорываясь через лед и тлен. Прозвучал нам силой небывалою Голос ваш из ленинградских стен. Трудной мерой ваша жизнь измерена. Не сбылись девические сны. Но любовь родной страны вам вверена, И земные звезды нам даны. Оленька, рожденная в метелицу, Русской сказкой стали вы для нас: «Ступит — горе под ногами стелется, Молвит слово — выронит алмаз». 1965

«Все неустойчиво, все неверно…»

Все неустойчиво, все неверно… Но ведь и я не иная. Друг, за тебя подержаться хочу, Ты — только персть земная. Медленно, медленно падал занавес, Но ведь и он не нужен. Что облака меж собою связывает? — Ведь и они не дружны… Будем делать вид по-прежнему, Детям не надо знанья. Пусть же отчаянье будет последним Классом в школе познанья. Милые, глупые, умные, бедные — Пусть ничего не знают. Давай промолчим. Наши песни победные Им отдадим, умирая… <10 июля 1966, Комарово>

«Все пропало, только запах…»

Все пропало, только запах Где-то бродит, бродит, бродит, Где-то в теле колобродит, Держит сердце в цепких лапах… Запах тела, запах плоти, Не уходит, ходит, ходит… И тебя везде находит, Резок, ощутим и плотен. В нем и острый вкус укуса, Чуть тошнотный запах крови Раскусить я не беруся, Что в нем от твоей любови… Этот запах, запах, запах Больно ранит чье-то сердце, — Не мое ли держит в лапах И окончится со смертью? <13 июля 1966, Комарово>

Мои слова

Слова, которые писала я когда-то, Внезапно возвращаются ко мне: Они теперь, могучи и крылаты, Звучат в невыносимой тишине. Устами ссыльных и десятилетий Они сегодня говорят со мной. Я счастлива, что я жила на свете И не напрасно прожит день земной! Моих наставников благодарю я низко, Но их уж нет, до них мне не достать… Хочу я в прошлое послать записку, Но лучше в будущее посылать! <14 июля 1966, Комарово>

Позднее признание

Вижу вновь твою седую голову, Глаз твоих насмешливых немилость, Словно впереди еще вся молодость, Словно ничего не изменилось. Да, судьба была к тебе неласкова, Поводила разными дорогами… Ты и сам себя морочил сказками, Щедрою рукою отдал многое. До конца я никогда не верила. Все прошло, как будто миг единственный. Ну, а все-таки, хоть все потеряно, Я тебя любила, мой воинственный. <Июль 1966>

Памяти Таламини

Был друг, а может быть, его и нет, Иль стариком он по Ферраре бродит… Хотел писать в Москву… ответа нет, Ведь ненаписанное не доходит. О молодость, Париж, ноябрь с дождями, Сад Люксембург, стоял закат в крови… Он шляпу снял: Давно слежу за вами. Вы любите? Не стоит он любви. Вы пишете стихи? — Откуда вам известно? Я журналист. Я прежде сам любил — А где ж она? — Ушла как сон прелестный! В ту комнату с тех пор я не входил. Так и стоит с закрытыми жалюзи, Пойдемте, покажу. Тут близки. — Я пошла И посмотрела дом. Да, дна окна, как узел Накрепко затянутый, зачеркнутый со зла. — И вы не знаете, куда она девалась? — Знать не хочу. — Гуляли долго мы, Пока не подошла усталость. Так мы сдружились с ним в преддверии зимы. <1966>