Нет, не боюсь языческого лика я: Шмель, леший, дуб —Мне любо все, – и плес, и чаща тихая, И я им люб.Здесь каждый ключ, ручей, болотце, лужица Журчат мне: пей!Кричат дрозды, кусты звенят и кружатся, Хмелит шалфей,Спешат мне тело – дикие, невинные — В кольцо замкнуть,Зеленым соком стебли брызжут длинные На лоб, на грудь,Скользят из рук, дрожат от наслаждения, Льют птичий гам,Касаясь, льнут, как в страстном сновидении, К вискам, к губам,Живые листья бьют об плечи темные… В проемы чащКидают под ноги луга поемные Медвяный плащ,Бросают тело вниз, в благоухание, Во мхи, в цветы.И сам не знаешь в общем ликовании: Где – мир, где – ты.
1950
Серая травка
Полынушка,
полынушка,тихая травка,серая, как придорожная пыль!К лицу подношу эту мягкую ветку,дышу – не могу надышаться,как невозможно наслушаться песнейо самом любимейшем на земле.Кто ее выдумал?Какому поэту, какому художникув голову мог бы прийтиэтот ослепительный запах?Сухая межа в васильковом уборе;жаворонок,трепещущий в синей, теплой струе,полузакрывши глазаи солнцу подставив серую грудку;зноем приласканные дороги;лодки медлительных перевозов,затерянных в медоносных лугах;и облака кучевые,подобные душам снежных хребтов,поднявшихся к небу, —все в этом запахе,в горьком духе полыни.Когда я умру,положите со мною, вместо цветов,несколько этих волшебных веток,чтобы подольше, подольше чувствовал ярадость смиренномудрой землии солнечной жизни.Не позабудьте!
1950
* * *
Если вслушаешься в голоса ветра,в думы людей и лесных великанов,тихо рождается гармоничное эхов глубине сердца.Это – не свет, не звук. Это —мир, прошедший сквозь тебя и преображенный;миф, рождающийся в миллионах сердец,рассудком неуловимый;лоно религии, еще не нашедшейни заповедей, ни пророков.Время! не медли!Будут пророки,воздвигнутся храмы,необычайнейшие,чем всё, что было…Время! не медли!Он будет зовущим, этот завет,как пики бора на склоне неба;мудрым, как вековые камни великих народов;устремленным, как белые башни;добрым, как тепло очага;многолюдным,как праздничный гул стадионов,и веселым, как детские игры.Время, не медли!Он будет прекрасным,как вишни, осыпанные весенним цветом.– Время! не медли!
1950
Босиком
* * *
Вот блаженство – ранью заревоюВыходить в дорогу босиком!Тонкое покалыванье хвоиУвлажненным сменится песком;Часом позже – сушью или влагойБудут спорить глина и листва,Жесткий щебень, осыпи оврага,Гладкая, прохладная трава.Если поле утреннее сухо,Что сравнится с пылью золотой?Легче шелка, мягче мха и пухаВ колеях ее нагретый слой.Плотным днем, от зноя онемелым,Бросься в яр прозрачный… и когдаПлеском струй у пламенного телаЗапоет прекрасная вода,И когда, языческим причастьемПросветлен, вернешься на песок —Твоих ног коснется тонким счастьемСтебелиный каждый голосок.Если же вечерние долиныИзнемогут в млеющей росе,И туман, блаженный и невинный,Зачудит на сжатой полосе —Новый дух польется по дороге,Кружится от неги голова,Каждой капле радуются ноги,Как листы, и корни, и трава.Но еще пленительней – во мракеПробираться узкою тропой,Ощущая дремлющие знакиЕстества — лишь слухом и стопой.Если мраком выключено зренье,Осязаньем слушать норовиМатерь-землю в медленном биеньеЕе жизни и ее любви.Не поранит бережный шиповник,Не ужалит умная змея,Если ты – наперсник и любовникПервозданной силы бытия.
1936—1950
* * *
Как участь эта легка:Уйти от родного порога…Дорога! Птица-дорога!Волнующиеся облака!Как мед, я пью этот жребий:Воительницу-грозу,Склоненную в зыбь лозуИ радугу в вечном небе.Мелькают межи, столбы,Деревни у перелога…Дорога! Песня-дорога!Песня моей судьбы!Как не любить – телеги,Поскрипывающие в колее,Неспешную речь в жилье,Гул хвои на лесном ночлеге?Лети же, светла, легка,На зов голубого рога,Дорога! птица-дорога!Кочующие облака!
1937
На перевозе
Если мы, втроем, вчетвером, Входим путниками на паром —Хорошо в закатном покоеОзирая зеркальный плес,Загрубевшею брать рукоюВлажно-твердый, упругий трос. Прикасались к нему весь день С полустанков, сел, деревень,Каждый мальчик, всякий прохожий,Бабы,
девушки, учителя,Старики, чью плотную кожуЗнает сызмальства мать-земля; Знаком связи народной стал Этот твердый, тугой металл;Через эти пряди витыеВолю тысяч вплетали в кругСколько ласковых рук России —Властных, темных, горячих рук!.. Воды искрятся серебром. Мерно двигается паром.И отрадно вливать усильяВ мощь неведомой мне толпы…В этом – родина. В этом – крылья.В этом – счастье моей тропы.
1950
Привал
Где травка, чуть прибитая,Нежней пушистых шкур,Уютен под ракитоюПривал и перекур.Хоть жизнь моя зеленаяИ сам я налегке,Но сало посоленноеИ сахар есть в мешке.Гляжу – любуюсь за реку,На пажити внизу,Сухарики-сударикиГрызу себе, грызу.А большего не хочется,И весело мне тутСмотреть, как мимо рощицыПрохожие бредут.Идите, люди мудрые,Куда велят дела,А мне зеленокудраяРакиточка мила.
1950
* * *
Неистощим, беспощаденВсепроникающий зной,И путь, мимо круч и впадин,Слепит своей желтизной.Но тело все еще проситИдти по полям, идтиИзгибами – в ржи и просеЗмеящегося пути.Люблю это жадное пламя,Его всесильную властьНад нами, как над цветами,И ярость его, и страсть;Люблю, когда молит телоПростого глотка воды……И вот, вдали засинело:Речушка, плетни, сады,И белая церковь глядитсяИз кленов и лип – сюда,Как белоснежная птицаИз мягкой листвы гнезда.
1936
Лопух
А еще я люблю их —Прутья старых оград у церквей, Если в медленных струяхНежит их полевой тиховей. Здесь бурьян и крапиваДа лиловые шапки репья, И всегда терпеливаВ раскаленной пыли колея. Ноги ноют от зноя,От огня многоверстных дорог… Ляг, ветришка, со мноюУ спокойной ограды, в тенек. Вон у бедной могилыИсполинская толщь лопуха Дышит кроткою силой,Молчаливою думой тиха. Люди, люди! НапрасноВы смеетесь над этим листом: Его жилки – прекрасны,Ведь пеклись стихиали о том. Убеленные пылью,Эти листья над прахом взошли, Как смиренные крыльяСтарых кладбищ и вечной земли. И отрадно мне знанье,Что мечта моя будет – в стихе, Дух – в небесном скитанье,Плоть же – в мирном, седом лопухе.
1950
Товарищ
Никчемных встреч, назойливых расспросовЯ не терплю. О, нет, не оттого,Что речь свернет на трактор, вспашку, просо…Но кто поймет бесцельный путь? КогоМне убедить, что и в судьбе бродяжьей —Не меньший труд, чем труд на полосе?Ведь тут, в России, в путь влекомы всеДругих забот нерасторжимой пряжей.Но как-то раз мальчишка боевой,Товарищ мой в купанье у Смилижа,Взглянул в лицо настороженней, ближе,И, вдруг притихнув, повернул за мной.Мы молча шли, бесшумно, друг за другом,Отава луга вся была в росе,Июльский вечер умолкал над лугомВ своей родной, своей простой красе.А он молчал, на мой мешок уставясь,И в легком блеске смелых светлых глазЯ прочитал томительную зависть —Стремленье вдаль, братующее нас.Вода реки с волос смешно и скороСбегала по коричневым вискам…И за умнейший диспут не отдамТу простоту и свежесть разговора.Благослови, бездомная судьба,На путь свободный будущего друга!Веди с порога! оторви от плуга!Коснись крылом мужающего лба!Когда-нибудь на золотом рассветеПростой мешок ему на плечи кинь,Пропой ветрами всех твоих пустыньБродяжью песнь – сладчайшую на свете!..…Я уходил, – и дни мои текли,Уча любить все звуки жизни стройной,Прислушиваться, как в деревне знойнойСкрипят колодезные журавли,И как шмели гудят в траве погоста,Где мальвы желтые и бузина,Где дремлют те, кто прожил жизнь так просто,Что только рай хранит их имена.
1937
* * *
Плывя к закату, перистое облако Зажглось в луче,И девять пробил дребезжащий колокол На каланче.Уж крик над пристанью – «айда, подтаскивай» — Над гладью смолк.Как молоко парное – воздух ласковый, А пыль – как шелк.В село вошли рогатые, безрогие, Бредут, мычат…Бегут, бегут ребята темноногие, «Сюда!» – кричат.Круг стариков гуторит на завалинке Под сенью верб,Не замечая, как всплывает маленький Жемчужный серп.Несет полынью от степной околицы, С дворов – скотом,И уж наверно где-то в хатах молятся, Но кто? о чем?