Стихотворения и поэмы

— "Да,— молвил Дотерош,— нет слов, ваш край богат.

Олень тут, говорят, у вас вдвойне рогат,

И всевозможных руд не трудно тут сыскати.

Град чуден ваш Тобольск

^[624]

, что на восточном скате

Стоит Уральских гор уже двухсотый год.

Империи незыблемый оплот,

Воздвигнут город сей Востока при пороге.

Всё, всё я опишу, что видел по дороге!"

Откуда ни возьмись явился тут Антон,

К аббату подбежав, всё кланяется он:

"Исправлена ль труба, сгодится ли треножник,

В порядке ль окуляр?"

— "Да-да, мосье художник.

А что купили вы, сказать будьте добры?"

— "Я,— говорит Антон,— присматривал ковры".

Я ж слушаю: присматривал ковры ты!

Рассказывай, дружок, да ничего не ври ты.

Антон же между тем ведет в ковровый ряд

Аббата. Меж собой они тут говорят.

"Заняться я решил мануфактурой ткацкой,—

Антошка говорит,— к работе азиатской

Приглядываюсь я, чтоб кое-что понять…"

Ковровщик тут ковры как начал расстилать,

Ковров за пять минут сто развернул, не мене.

Бухарские ковры и наши из Тюмени

^[625]

.

Вдруг закричал аббат: "Я по Европе всей

Проехал, но ковер тюменский дивный сей

Напоминает мне весьма неотдаленно

Изделья самого папаши Гобелена

^[626]

!"

— "Да,— говорит Антон,— фигур лишь не хватат".

— "Магометанский стиль

^[627]

,— ответствует аббат.—

Но коль сих мастеров заставить ткать бы шелком

Да производство то, мой друг, наладить с толком,—

Что, господин Антон, тужить насчет фигур!"

Антошке на ухо шепнул тут балагур,

А что, не поняла,— негромок был сей шепот.

"Да,— говорит Антон,— такой и мыслю опыт".

Беседуя, они весь обошли базар.

Кишмишу накупил аббат наш у бухар,

Ягушку

^[628]

женскую он из гагачьих перьев

Купил, по простоте ее к себе примерив.

"Да это женская!" — ему я говорю.

"Ах так,— он отвечал.— Что ж, дамам подарю.

В Париж я привезу диковинных новинок…"

"Да, да! — я думаю.— Видать, что ты не инок,

Но бравый кавалер,— к любезности привык!"

Еще он приобрел себе моржовый клык,

Да стерляди живой, да туесок

^[629]

морошки.

Поклажу ту нести велела я Антошке.

Вот так, покудова приготовленья шли,

Чтоб Венус наблюдать меж солнца и земли

Величественный путь, и телескоп покуда

Лудильщице лихой был отдан для полуды,

Всё хлопотала я, чтоб гость наш не скучал,

Чтобы плохих людей пореже он встречал,

А то ведь груб народ в углу у нас медвежьем

И посмеяться всяк мечтает над приезжим.

*

Успело лето тут вступить в свои права.

В зеленую листву оделись дерева…

Вечером как-то раз в сад я зову аббата.

А сад наш точно лес. Плывет луна щербата

Среди густых древес. Час поздний. Уж темно…

Каков весной Париж,— про игры в Рампоно

^[630]

Болтает мой аббат да про бульварны фарсы,

Про то, какой парад видал на поле Марса

^[631]

,

Про шумства школяров в тавернах у застав,

Да, кстати, и каков в Сорбонне

^[632]

был устав,

С аптекарями как иезуиты спорят,

Как короля Луи

^[633]

министры с чернью ссорят,—

О чем только аббат не толковал в тот раз!

С вниманием его я слушала рассказ —

Все любопытные известия на диво,

И излагает их аббат красноречиво,—

О многом он сказать умеет заодно.

Вот подле бани мы садимся на бревно.

Тут, тростью банных стен исследовавши гнилость,

Аббат вдруг вопросил: "Скажите мне на милость —

А вам, сибирякам, живется каково?"

А я ему в ответ: "Живется ничего…

Конечно, уж не столь резвимся на гуляньях".

— "А что,— он вопросил,— вы делаете в банях?"

— "Мы в бани,— говорю,— приходим, мыться чтоб".

— "Я слышал: нагишом кидаются в сугроб,

Из бани выбежав, люди в мороз трескучий".

Я говорю: "Таков бывает редко случай.

Идут на этот риск, кто слишком уж здоров…

Архиепископских спросите кучеров…