Стихотворения и поэмы

Архиепископ тож к нам служку посылат:

"Французский, мол, у вас находится аббат?

Впоследствии пусть к нам заглянет благосклонно!;

И живописца я увидела Антона.

"Антон! — его зову.— Поди-ка ты сюды!

Аббата Дотерош ты выручь из беды —

Для телескопуса отдай ему треножник!

Вот,— говорю,— аббат, церковный наш художник.

Венеру наблюдать он начал прежде вас…"

Полицеймейстерский я вижу тарантас,

В нем баба дерзкая поводит красным носом,

Сопровождаема не кем-нибудь — профосом

^[619]

,

Лудильщица въезжает к нам во двор.

"Ну, Дунька, не подгадь! — кричит ей прокурор.—

Вот прежде поклонись аббату-звездочету,

А вслед за тем берись за важную работу.

На зрительну трубу ты погляди-ка, Дунь!"

А Дунька, осмотрев: "Тут даже не латунь,

Обыкновенна жесть тут надобна, как вижу.

А что до мастеров из городу Парижу,

Так это прямо срам — поставить сплав таков!

Как видно, есть и там немало дураков!

Глаза,— она ворчит,— где ж были у аббата?"

— "Ну ладно, не дерзи, преступница проклята,

Не то сейчас в острог препроводим назад!"

С дворянами знакомится аббат.

"Вам,— говорят,— уже готовим мы покои".

Но Дотерош на них замашет как рукою:

"Нет,— говорит он,— нет! Всё это ни к чему!

В котором я живу, в том буду жить дому,

С гостеприимным сим приютом не расстанусь.

Естественность люблю. У ратмана останусь!"

*

И то ли потому, что жить у нас он стал,

А может быть, чего он лишнего болтал,

Но только слух прошел про нашего аббата:

Натура, мол, его весьма чудаковата

И вовсе он не поп французский никакой,—

Не монастырский, мол, аббат он, а мирской,—

Во Франции, мол, есть аббаты разной масти,

И будто бы аббат он по научной части,

Затем и простоват. Так люди говорят.

Однажды утречком пьет кофий наш аббат,

Как вдруг увидела я повара Шабера.

"Где здесь,— он вопросил,— аббатская квартера?

Ему-де редкостей принес я кой-каких".

— "Ну-ну! — кричит аббат.— Показывайте их!"

Тут скорчил наш кухмистр гримасу воровату,

И что-то в пузырьке он предъявил аббату.

"Вот! Насекомое редчайшее одно.

В Китае,— молвит плут,— лишь водится оно,

И кормится оно одним зеленым чаем!"

Тут рассмеялась я: "Такую редкость знаем!

О, господин аббат! Пойдемте в огород —

Подобных рыжих мух у нас невпроворот.

Гоните, мой аббат, вы повара подале!

Мы редкостей таких во множестве видали".

Уходит этот плут, но дней так через пять

К аббату он тайком является опять.

Такую он еще проделать вздумал шутку:

Продать за три рубля обыкновенну утку,

Которая у нас копейки стоит две.

"Заметьте,— говорит,— к змеиной голове

Чудесно приросло всё туловище птичье!"

— "Уйди! — я говорю.— Не то возьмусь за бич я!

И вслед ему еще я выкрикнула так: —

Единоверец твой и все-таки земляк!

Зачем обманывать?" А плут и в ус не дует:

"Аббата не надуй, так он тебя надует!"

Я поняла: Шабер француз хоть, а мужик

И к благородной он компанье не привык.

К учености питал он зависть нехорошу.

А вскорости я так сказала Дотерошу:

"Коль редкостей искать — пойдемте на базар,

Там отовсюдова встречается товар".

— "Готов!" — сказал аббат. И на гостиный двор

^[620]

мы

Приходим как-то раз. Заводим разговор мы

С торговыми людьми… Китайские чаи,

Морошка северная, курски соловьи

Для тех любителей, из Курска кои родом.

Орехами базар богат и медом.

Бухарцы

^[621]

привезли в тот раз каракульчу.

Чего тут только нет! Всё показать хочу.

Вот рухлядь мягкая с Обского Лукоморья

^[622]

,—

Об этом завожу с аббатом разговор я.

"Там молятся, мол, бабе золотой

^[623]

!"

— "Та баба,— он спросил,— блистает красотой?"

— "Сама не видела, а коли верить слухам,

Она — скуластая да с выпученным брюхом,

А чиста золота пудов в ней есть до ста,

Но, впрочем,— говорю,— в глухие те места

Не проникал никто, а проникали кабы,

Там бы давным-давно не уцелело бабы".