Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Твои берега, Тишина,
Всё медленней серые чайки
Метель отшибают крылом…
"Но погоди! Что ты скажешь хозяйке?"
— "Чайки метель отшибают крылом…"
— "Нет, погоди! Что ты скажешь хозяйке?"
— "Не понимаю — какой хозяйке?"
— "Которая в корме склонилась над веслом".
— "О! Я скажу: "Ты молчи, не плачь.
Ты не имеешь на это
В ночь, когда ветер восточный — трубач —
Трубит долгий сигнал ледостава".
Слушай!
Вот мой ответ —
Реки Тишины нет.
Нарушена тишина".
Это твоя вина.
Нет!
Это счастье твое.
Сам ты нарушил ее.
Ту глубочайшую Тишину,
У которой ты был в плену.
1929
Май{32}
Я родился в начале мая,
И прекрасно я понимаю,
Что такое разлив весенний:
Это — ветер и гребни в пене,
Это — вывернутые коряги
И затопленные овраги
В ночь, когда над стерней колючей
Подымаются сизые тучи,
Возвращеньем зимы угрожая.
Но и снег в середине мая —
Даже он, говорят, к урожаю!
1930
Ермак{33}
Еще торчит татарская стрела
В стволе сосны на берегу тобольском,
Смердят непогребенные тела
Там, на яру — еще от крови скользком.
"Мы голову Кучуму отсечем! —-
Сказал Ермак.— Сибирь на меч подъемлю!"
Он вынул меч. И боевым мечом
Ударил в землю и разрыхлил землю.
Подходит пленник. Он хитер и стар,
Мурза татарский с жидкими усами.
"Ермак могилу роет для татар?"
Ермак в ответ: "Ее вы рыли сами!"
И засмеялся. Острием меча
Он продолжает рыть еще упорней.
Он рушит дерн. И слышно, как, треща,
Растений диких лопаются корни.
Земля, на меч налипшая, жирна:
В ней кровь, в ней пепел от лесных пожаров.
"Кольцо! Достань-ка горсточку зерна,—
Немолотое есть у кашеваров".
…Глядят
на атамана казакиИ пленники — праправнуки Батыя.
Летят из атамановой руки
В сырую землю искры золотые.
"Я много ль сеял на своем веку?" —
Так думает страны завоеватель.
Иван Кольцо подходит к Ермаку,
Его помощник и большой приятель.
Ивану заглянул Ермак в лицо,
И шепчет он — тревогой полон голос:
"Как думаешь, дружок Иван Кольцо
[25]
,
Не вытопчут? Взойдет? Созреет колос?"
1930
Подсолнух{34}
1
Сонм мотыльков вокруг домовладенья
Порхал в нетерпеливом хороводе,
Но, мотыльков к себе не допуская,
Домохозяин окна затворил,
И мне, судьбой дарованному гостю,
Открыл он двери тоже неохотно.
Я понял, что ночное чаепитье
Организовано не для меня.
Я это понял.
Что же было делать?
Вошел я.
Сел к столу без приглашенья.
Густое ежевичное варенье
Таращило засахаренный глаз;
И пироги пыхтели, осуждая;
И самовар заклокотал, как тульский
Исправник, весь в медалях за усердье,—
Как будто б я всё выпью, всё пожру!
"Она приехала!" — сказал художник.
И вот я жду: поджавший губки ангел,
Дыша пачулями
[26]
, шурша батистом,
Старообразно выпорхнет к столу.
Но ты вошла…
Отчетливо я помню,
Как ты вошла — не ангел и не дьявол,
А теплое здоровое созданье,
Такой же гость невольный, как и я.
Жена ему?
Нет! Это толки, враки.
Рожденному в домашнем затхлом мраке,
Ему, который высох, точно посох,
Вовек не целовать такой жены!
Я это понял.
Одного лишь только
Не мог понять: откуда мне знакомы
Твое лицо, твои глаза, и губы,