Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма. Собрание сочинений

35. «Веселье каждому доступно…»

Веселье каждому доступно… Труба колышет балаган. У кассы — зла и неподкупна Сидит ворчливая Сюзанн. Уж ноги стройные ажурно Обув, капризная Мюзетт, Нахмуря брови, свой пурпурный Шнурует с блестками корсет. При ней Пьеро… Как сердце бьется… Мюзетт, Мюзетт, как он влюблен! Но денег нет… и он смеется, И он всё более смешон.

36. «У смерти моей голубые глаза…»

У смерти моей голубые глаза И странные нежные речи. У смерти моей золотая коса И детские робкие плечи. Темнеет. На травы ложится роса. Стихаю для трепетной встречи. И вижу я снова таинственный пруд, В дни жуткого детства знакомый, — И гаснет бессильно домашний уют В зазывах нездешней истомы.

37. «Как в этот танец не поверить!..»

Как в этот танец не поверить! Ее огнем не запылать?.. Три ночи плакал я… Три ночи Томили сны меня. В пунцовой мгле, где розы жар, — Мне снилась окрыленность ног… В пунцовой мгле, где розы жар, — Я жизнью танца жил. Кто боль свою, как сказку, любит? Кто любит сказки стройных ног?.. Три ночи плакал я, три ночи — В пунцовой душной мгле.

38. «Заря взмолилась: — о, прости!..»

Заря взмолилась: — о, прости! Мне снов твоих не донести… — И, сняв пурпурный свой наряд, В объятья кинулась наяд. А он таил в душе обет, — Всегда дитя, всегда поэт. К утру взломали дверь друзья: К нему пришла его заря.

39. «Долинам темных песнопений…»

Долинам темных песнопений — Вершины заревой крови. Потокам слез и вожделений — Твой сон, о таинство любви! Мечта ли гордо вознесется, Взойдешь ли в сказочную дверь, — Ожесточивши выю, бьется В тенетах страсти злобный зверь.

40. «Я отдал всё: всю радость вдохновенья…»

Я отдал всё: всю радость вдохновенья, Всю силу знойную томлений молодых. Я отдал всё… и преданный тобою, Я растворился в песне и затих. Я как волна к ногам твоим склонился И как волна низвергнут в бездну вновь, — Но в звуках трепетных, молитвою венчанных, Струится и кипит моих желаний кровь.

41. «Высоко взмыла жизни грязь…»

Высоко взмыла жизни грязь И флейты вешние безмолвны. О, как бледна разлуки вязь!.. И все пути во мгле бескровны. Житейской грязи поклонюсь Страданьем памяти нетленной. Тебе единой помолюсь, Тебе единой и презренной.

42. «Мы все — идущие по комнатам…»

Мы все — идущие по комнатам, Мы все — поющие стихи. Лишь ты одна, лишь ты бездомна там, И за окном шаги твои. И видишь ты наш круг медлительный, Скелетов праздный хоровод: Наш дом живой, наш дом пленительный Твоим очам — могильный грот.

43. «Еще над павшим тайна не витает…»

Еще над павшим тайна не витает, Еще не умер он. В моей руке чуть никнет меч И кровь моя кипит над холодеющею кровью. В алькове ты… Зовешь… Что в голосе твоем? Краснее крови, Ярче смерти Твое ложе.

44. «Я приходил для ветхого забора…»

Я приходил для ветхого забора, Для каменно-надменных ступеней. Сгущались тени древнего собора И становились всё длинней. И вновь во власти мрачных суеверий, В преддверьи вечной тишины, — Я слушал звуки скорбных повечерий, Печальный зов погибших без вины.

45. «В комнате так тихо, тихо так, тик-так…»

В комнате так тихо, тихо так, тик-так… Что за птица виснет? Чучело никак. Страшен клюв орлиный, но безжизнен взгляд. Спи же, царь крылатых! Шах царю и мат! В комнате так тихо, тихо так, тик-так… А за дверью крики, брызжет красный флаг. То орлы свободы в славный бой летят. Шах царю бескрылых! Шах царю и мат!

46. «Твои шаги на склоне дня…»

Твои шаги на склоне дня Ложатся вешними садами… Твои шаги, о тихая моя, Твои шаги над белыми цветами. Кладбище звуков оживил я вновь Всей дрожью наболевшей раны. Цветы в росе… цветов коснулась кровь… Как эти капли тяжелы и пьяны! Твои шаги вокруг меня Ложатся вешними садами. Чей это голос, радостно звеня, Чей чуждый голос меж цветами?

47. «Вино цвело, сжигая слезы…»

Вино цвело, сжигая слезы, И на пушистые ковры Бросали мы любви занозы, Любовь кидали на ковры. Знобя одежды, мы плясали… Казалось, — сердце не болит. О, как мятежно мы ступали По ранам млеющих обид! То память жадная кивала Сквозь брызги арф и звоны труб, И в ласках женщин скорбь дрожала, Как чаша сонная у губ.

48. «Я зверь безумный, зверь священный…»

Я зверь безумный, зверь священный, Я жду тебя в тиши полночных чар. Закон любви, царящий во вселенной, Мне обещал блаженства дивный дар. Меня душили грозы вожделенья, Ночей бессонных жадная тоска. Назрела страсть без воли, без терпенья, Как чаша зол — бездонно глубока.

49. «Стемнело вдруг и дети замолчали…»

Стемнело вдруг и дети замолчали… Посевы лютой, скорбной тишины Дохнули в нас кладбищами печали. И стало жаль детей. И их вины Наследье темное должно коснуться, — Вины, что в трепетаньи вольных сил, И в них тоска не может не проснуться В преддверьи траурном родных могил. О, смерть близка! И лучшие желанья В тени ее и стынут и молчат. Дрожат цветы в молитве увяданья И в золоте лучей весенний меркнет взгляд. Давно, давно во мне сказалось Наследье темное вины. Душа молчит, душа скончалась, Впитав весь ужас тишины.