Стихотворения. Поэмы. Проза

«Ты ропщешь, важный журналист…» – Дважды печаталось под заглавием «Эпиграмма». Направлено против Михаила Трофимовича Каченовского (1775–1842), издателя журнала «Вестник Европы», который высмеивал Баратынского и поэтов пушкинского круга, нападая на элегическое направление в русской поэзии.

«Окогченная летунья…» – Печаталось под заглавием «Эпиграмма».

«Не бойся едких осуждений…» – Печаталось под заглавиями «А. Н. М.» и «А.Н. М……..у». Адресат точно неизвестен. Высказывались предположения, что имелись в виду А.Н. Муравьев, А.С. Пушкин и А. Мицкевич. В.М. Сергеев пришел к выводу, что стихотворение не имеет «определенного адреса». В таком случае литеры «А. Н. М.» можно расшифровать как составляющие слово АНОНИМ.

«Перелетай к веселью от веселья…» – Печаталось под заглавиями «Эпиграмма» и «В альбом». По свидетельству С.А. Рачинского, обращено к финляндской знакомой Баратынского Елизавете Куприяновой. Коринна – героиня французской писательницы Жермены де Сталь «Коринна, или Италия»; здесь: разносторонне одаренная женщина.

Эпиграмма («Свои стишки Тощев-пиит…»).  – Направлена, по-видимому, на поэта Александра Ардалионовича Шишкова (1799–1832), выпустившего сборник «Восточная лютня», который, по мнению Н.А. Полевого, отличался «неслыханным подражанием Пушкину».

«Как сладить с глупостью глупца?..» – Печаталось под заглавием «Эпиграмма».

Она.  – Обращено, по-видимому, к Анастасии (Настасье) Львовне Энгельгардт (1804–1860), невесте Баратынского, на которой он женился 9 июня 1826 г. В письме к A.С. Пушкину Вяземский отозвался о ней как о «девушке любящей, умной и доброй, но не элегической по наружности».

«Судьбой наложенные цепи…» – Печаталось под заглавием «Стансы». Весной 1827 г. Баратынский вместе с женой и новорожденной дочерью посетил родовое имение Мара Кирсановского уезда Тамбовской губернии.

Судьбой наложенные цепи – пребывание в Финляндии на положении рядового.

Я братьев знал…  – Речь идет о декабристах: казненном К.Ф. Рылееве и ссыльных

B.К. Кюхельбекере и А.А. Бестужеве.Далече бедствуют иные, И в мире нет уже других.  – Перифраз пушкинского эпиграфа к поэме «Бахчисарайский фонтан», восходящего к персидскому поэту Саади; как впоследствии и у Пушкина (последняя строфа «Евгения Онегина»), намек на происшедшие исторические события.

Последняя смерть.  – Программное стихотворение Баратынского, обозначившее поворот в творческом развитии поэта и заслужившее признание современников. В.Г. Белинский назвал «Последнюю смерть» «апофеозой всей поэзии г. Баратынского». Современники полагали также, что стихотворение – отрывок из неосуществленной поэмы. Позор – здесь: зрелище.

«Прости, мой милый! так создать…» – Адресовано Николаю Васильевичу Путяте.

«Нет, обманула вас молва…» – Печаталось под заглавием «Уверение». М.Л. Гофман высказал предположение, что посвящено А.Ф. Закревской.

Из А. Шенье.  – Печаталось под заглавием «Смерть. Подражание А. Шенье». Сокращенный перевод XXXVI элегии «O necessite dure! O pesant esclavage!» (в переводе Е.П. Гречаной: «О, жалкая судьба! о, тяжесть несвободы!». Баратынский перевел ту ее часть, которую процитировал французский писатель Р. Шатобриан в своей книге «Гений христианства». Совокупность изменений позволила Баратынскому, полагает Л.Г. Фризман, полнее и глубже выразить «мироощущение человека романтической эпохи». (Е.А. Баратынский. Стихотворения. Поэмы. М., 1982.)

«Люблю деревню я и лето…» – Печаталось под заглавием «Деревня».

«Как ревностно ты сам себя дурачишь!» – Печаталось вместе с другими под общим названием «Антологические стихотворения». Эпитимья – церковное наказание.

«Мой дар убог, и голос мой не громок…» – Печаталось вместе с другими под общим названием «Антологические стихотворения».

«Глупцы не чужды вдохновенья…» – Печаталось вместе с другими под общим названием «Антологические стихотворения».

«Старательно мы наблюдаем свет…» – Печаталось вместе с другими под общим названием «Антологические стихотворения». Под заглавием «La sagesse des Nations» («Народная мудрость») переведено автором на французский язык. Точный смысл народной поговорки.  – По-видимому, имеется в виду поговорка: «Век живи, век учись, а дураком умрешь».

«Не подражай: своеобразен гений…» – Опубликовано вместе с четырьмя другими стихотворениями под общим названием «Антологические стихотворения». Обращено к польскому поэту Адаму Мицкевичу (1798–1855), с которым Баратынский познакомился в середине 1820-х годов.

Доратов ли, Шекспиров ли двойник…  – Кто имеется в виду под фамилией Дорат, точно не установлено; одни комментаторы полагают, что речь идет о французском поэте, современнике Шекспира, Жане Дорате (1508–1588), другие называют имя Клода Жозефа Дора (1734–1780).

С Израилем певцу один закон: Да не творит себе кумира он!  – Имеется в виду заповедь «Не сотвори себе кумира», данная Богом народу Израиля (Библия, Исход, 20,4).Когда тебя, Мицкевич вдохновенный. Я застаю у Байроновых ног…  – В 1828 г. вышла поэма А. Мицкевича «Конрад Валленрод», отмеченная сильным влиянием Байрона; выходом поэмы и вызвана эпиграмма Баратынского.

«Порою ласковую фею…  – Печаталось под заглавием «Фея». Баратынский просил издателя альманаха «Царское Село на 1830 год» Н.М. Коншина не забыть о поставленной поэтом под стихотворением дате: «Под стихотворением моим “Фея” выставлен год; не забудь его напечатать в твоем альманаха – это мне нужно». На этом основании исследователи приходят к выводу, что Баратынский сознательно поместил под стихотворением неверную дату (1824), опасаясь бросить тень на свою семейную жизнь.

«Тебя из тьмы не изведу я…» – Печаталось под заглавием «Смерть». Первопечатная редакция, приведенная ниже, имеет самостоятельное художественное значение.

Смерть

О смерть! твое именованье

Нам в суеверную боязнь:

Ты в нашей мысли тьмы созданье,

Паденьем вызванная казнь!

Непонимаемая светом,

Рисуешься в его глазах

Ты отвратительным скелетом

С косой уродливой в руках.

Ты дочь верховного Эфира,

Ты светозарная краса:

В руке твоей олива мира,

А не губящая коса.

Когда возникнул мир цветущий

Из равновесья диких сил,

В твое храненье всемогущий

Его устройство поручил.

И ты летаешь над созданьем,

Забвенье бед везде лия

И прохлаждающим дыханьем

Смиряя буйство бытия.

Ты фивских братьев примирила,

Ты в неумеренной крови

Безумной Федры погасила

Огонь мучительной любви…

Ты предстаешь, святая дева! —

И с остывающих ланит

Бегут мгновенно пятна гнева,

Жар любострастия бежит.

И краски жизни беспокойной,

С их невоздержной пестротой,

Вдруг заменяются пристойной,

Однообразной белизной.

Дружится краткою тобою

Людей недружная судьба,

Ласкаешь тою же рукою

Ты властелина и раба.

Недоуменье, принужденье,

Условье смутных наших дней,

Ты всех загадок разрешенье,

Ты разрешенье всех цепей.

Стихотворение подверглось обсуждению в пушкинском кругу. П.А. Вяземский писал жене 19 декабря 1828 г.: «Твоя критика на Баратынского слишком христианская, а в его стихах нет философии христианской: он на смерть смотрит совсем не христианскими глазами. И потому примеры, приведенные им, не должны казаться неуместными. Фивские братья и Федра тут представители двух идей, двух страстей: ненависти и любви исступленной… Впрочем, чтоб потешить тебя, скажу, что Пушкин с тобой согласен.

Я вчера говорил ему и Баратынскому о твоем замечании, мы были одного мнения, а он твоего. Какое же хочешь слово другое, а не пестрота, когда говорится о краске жизни беспокойной, c’est mot propre (это слово точное. – В. К.), и тем слово и разительно, а с прилагательным невоздержной оно полно поэзии». Л.Н. Толстой, включивший стихотворение в свой «Круг чтения», напротив, говорил, что у Баратынского «отношение к смерти правильное и христианское».Прям – дательный падеж от слова пря (распря, спор).