Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Стихотворения. Поэмы
Шрифт:

Пешт, июнь 1847 г.

МУЗА И НЕВЕСТА

«Стучаться… Кто же это может быть? Кто? Девушка? Тогда прошу простить, Но не могу я девушку впустить! Боюсь, что к сплетням повод дам: Моя невеста от людей Услышит, что, помолвлен с ней, Я принимал каких-то дам! Женюсь! Известно это вам?» И вот ответ… Звучит в нем грусть: «Но потому я и стучусь! Господь благословит тебя, Открой мне смело! Это я - Возлюбленная старая твоя!» «Возлюбленная старая? Скорей Уйди подальше от моих дверей. Я мерзко лгал, что я влюблен! Поверь: Соломы вспышкой, дымом без огня Та страсть была! Люблю я лишь теперь». «Нет, ты любил! Любил одну меня. Впусти меня! Ведь Муза я твоя, Иль, может быть, напрасно буду я Здесь даже и сейчас томиться у дверей?» «Ах, Муза милая, голубка ты моя, Раз это ты – входи сюда скорей! Ко мне прийти ты можешь, как домой, Моя единственная, ангел мой. Ведь до могилы мы с тобой Единой связаны судьбой. Ты восхитительное существо, Ты не бросала друга своего, Не изменяла даже и тогда, Когда со мной была одна нужда. Забыт был всеми юноша-бедняк, Но не могла забыть его никак Ты, утешительница! Лишь с тобой Делил изгнанье юноша-изгой. Нет, я не рву таких священных уз, И я ни на минуту не боюсь, Что
в сердце радостном моем
Вам будет тесно с той, с другой, вдвоем! Уверен я, Что между вами не случится ссор, Ты и невеста милая моя - Вы вроде двух родных сестер. А родились вы в небе, вот ведь где - На самой расчудеснейшей звезде. И, дружбу меж собой храня, На крыльях, сотканных из радуги одной, Слетели в этот мир вы на заре весной И осчастливили меня.

Пешт, июнь 1847 г.

У ЛЕСА ПТИЧЬЯ ТРЕЛЬ СВОЯ…

У леса – птичья трель своя, У сада – мурава своя, У неба – звездочка своя, У парня – милая своя. И луг цветет, и чиж поет, И девушка и небосвод Выходят вчетвером вперед В свой беззаботный хоровод. Увянет цвет, звезда падет, И птица улетит в отлет, Но милый с милой – круглый год И всех Счастливей в свой черед.

Пешт, июнь 1847 г.

У МИХАЯ ТОМПЫ

Нет, ты не ошибся: я перед тобою! Я перед тобою – телом и душою. Ты глазам не веришь? Взор твой колет, ранит. Знаешь что? Зажмурься! Видимо, придется Обратиться к сердцу. Сердце не обманет! Слышишь? Я-то слышу: сердце громко бьется! Стук ты в дверь услышал… Что это такое? Что еще за дьявол не дает покоя? Ты меня увидел на пороге дома! И одно лишь только смею утверждать я: Так бы рад ты не был никому другому, Никого бы крепче не схватил в объятья! Ну, ответь хоть словом! Или неохота? У меня-то мыслей в голове без счета. Я как тот голодный, что за стол садится, И глядит на яства, и не знает даже, За какое блюдо прежде ухватиться! Эх, о многом должен я узнать тотчас же! Здесь, на новой службе, как тебе живется? Угождаешь богу? Это удается? Сад заглох? Конечно, зелень не обуза - И Пегас не сдохнет: будет сыт травою! Дружат меж собою Библия и муза? Ладишь с Аполлоном и с Иеговою? Ты, который стольким дал успокоенье, Собственного духа усмирил волненье? Выбрось же, дружище, червяка, что гложет Душу так нещадно, алчно, тайно, жадно! Мир и жизнь прекрасны! Верь мне: каждый может Смело брать у жизни все, что в ней отрадно! Взять у жизни радость – это наше право, Но вредит нередко нам строптивость нрава! Детское упрямство: жаждать и томиться Только потому, что не мила посуда. Вздор! Мудрец согласен радости напиться Из какого хочешь чистого сосуда! Ты примера хочешь? А пример – мы сами… Но – пора за дело! Благовестят в храме - Для богослуженья час настал урочный! С требником под мышкой шествуйте, почтенный! Я ж в саду останусь… Аромат цветочный Буду здесь вдыхать я, как глагол священный. Храм мой – вся природа! Но иди же с богом! А когда вернешься – расскажу о многом: О светиле новом над родной страною В образе Гомера – Яноша Араня; Как я расставался со своей звездою И – какой священник нужен для венчанья. Мы хотим венчаться у тебя, Михая! Но пора, дружище, речь я обрываю. Живо отправляйся! Ждут ведь прихожане, Звон уж прекратился там, на колокольне. «Отче наш» не кончи в бурном ликованье Песенкой моею, песенкой застольной!

Бейе, начало июня 1847 г.

ЗАКАТ

Солнце, как поблекнувшая роза, Опускает свой померкший взгляд, И, бледнея, с грустною улыбкой Лепестки-лучи к земле летят… Все вокруг безмолвием объято, Лишь вдали – вечерний тихий звон. Он как будто с неба к нам несется, Навевает тихий, сладкий сон. И, внимая звукам необычным, Очарован, околдован я… Знает бог, каким я полон чувством, Знает бог, где бродит мысль моя.

Диошдёр, 8 июля 1847 г.

ПАННИ ПАНЬО

Панни Паньо звать меня, И краснеть должна бы я За честное имя это - Да стыда давно уж нету! Нету у таких, как я, Ни отчизны, ни жилья! Всем бетярам я подружка, Грудь моя – ворам подушка. Я с бетярами дружу, Им помощницей служу,- Тонет золото со звоном В сундуке моем бездонном. Пить громиле подношу И с грабителем пляшу. Вот и музыка вам, воры: На степи закаркал ворон. Ты вяжись ко мне, вяжись, Да в петле не окажись! На четверозубых вилах Черт моих развесил милых! А сама помру я как? Где сожрет меня червяк? Опостылю всем я скоро, И помру я под забором. Под забором я помру, И цыгане поутру Сунут в яму и зароют - Где собак всегда хоронят! Горе мне, но, мать моя, Ты горюй сильней, чем я,- Ты ответишь перед богом, Виновата ты во многом! Сватал паренек меня, Он любил, любила я, Ты меня отговорила - Все несчастье в этом было.

Серенч, 9 июля 1847 г.

В МУНКАЧСКОЙ КРЕПОСТИ

В годы давние Илона Зрини Стяг свободы подымала тут, Но, увы, пристанище героев - Ныне жалких узников приют. Кандалов унылое бряцанье, Каменная прочная стена… Без боязни я взойду на плаху, Но тюрьма… Ну, нет, тюрьма страшна. С гордо поднятою головою Все шагает узник молодой В дальних далях что-то ищет взором, И за взором он летит мечтой. Это гость еще, должно быть, новый, И душа его не сожжена. Без боязни я взойду на плаху, Но тюрьма… Ну, нет, тюрьма страшна. В каземате рядом – старый узник, Он уже не ищет ничего, Высохло и легким стало тело,- Цепи много тяжелей его. Сломлен он тюрьмой, и, как могила, Глубь пустых зрачков его темна. Без боязни я взойду на плаху, Но тюрьма… Ну, нет, тюрьма страшна. Юный узник, будет лес зеленым В день, когда на волю выйдешь ты, Но ты сам засыпан будешь снегом Горестей своих и нищеты. Старый узник, тяжкие оковы Ты до вечного не сбросишь сна. Без боязни я взойду на плаху, Но тюрьма… Ну, нет, тюрьма страшна. Тихий стон из-под земли я слышу, Он пронзил мне сердце, как кинжал, Прочь отсюда! Я еще на воле, Но уже почти безумным стал. Черви там грызут и дух и тело. Темная, сырая глубина… Без боязни я взойду на плаху, Но тюрьма… Ну, нет, тюрьма страшна.

Мупкач, 12 июля 1847 г.

Я ВИЖУ ДИВНЫЕ ЦВЕТЫ ВОСТОКА…

Я вижу дивные цветы Востока – Природы восхитительный гарем. Как глаз, мигающий кому-то сбоку, В разрывы туч мигает солнце всем. Я вижу пальм таинственные чащи, Где ветер еле слышно шелестит И птицы голосят в листве дрожащей, Иль это хор поющих звезд звенит? С
горы вдали я вижу остров синий,
Укачанный морскою синевой. У нас здесь осень, там весна в долине, И журавли летят над головой. Они летят в весну, и вслед за ними Летят желанья прошлых дней моих, И так как все сегодня достижимей, Я там уже, я тех краев достиг. Я вижу ночи лунные, как в сказке. Жизнь спит, но мертвецы настороже: Вон пляшут духи, задевая в пляске За тополя на полевой меже. Нам эти привиденья не враждебны. Они в довольстве прожили свой век, Сошли по лунной лестнице волшебной И к милым в дом спустились на ночлег. Они сошли возлюбленных проведать, Чтоб поцелуй на них напечатлеть И дать во сне блаженство им изведать, Которое их ожидает впредь. Я вижу то, что недоступно глазу И что бывает ночью – дня ясней, И эту тьму чудес я вижу сразу В мечтательных глазах любви моей.

Сатмар, июль 1847 г.

ОТВЕТ НА ПИСЬМО МОЕЙ МИЛОЙ

Пришло, пришло желанное письмо! Его прочел я много раз, без счета И, бог весть, сколько раз еще прочту, Покамест буквы все и запятые Не прирастут так к сердцу моему, Как звезды к небу, вместе с ним составив Один поток сверкающих миров. Письмо и в данный миг в моих руках. К нему я прижимаю губы, в страхе, Что, может быть, кощунство целовать Его листки,- так святы эти строки. О девочка, не знаешь ты сама, Кто ты и что. Позволь, тебе скажу я. Когда я из ущелья детских лет Взошел по склону к юности вершине, Открылся мне оттуда целый мир Безмерной красоты, огромный, пышный, Необозримый. У меня глаза От блеска разбежались. «Труд на славу! – Воскликнул я.- Но мастер где его, Создатель этого великолепья? Где ты, господь? Как мне тебя найти, Чтоб, пав перед тобою на колени, Воздать благодаренье и хвалу?» Затем на розыски послал я разум. Все дебри философии, всю ширь, Какую можно было, он обрыскал, И все скорей кометы облетел. Он побывал, где до него бывали, И там, куда впервые он ступал, И через много, много лет скитаний Вернулся с этих поисков ни с чем, Больной, усталый. Он блуждал напрасно. По счастью, тут я встретился с тобой. Я сразу воспылал к тебе любовью. Ты мне открыла душу, ото всех Таимую, и что же я увидел! Тот бог, которого я так искал, Жил у тебя в душе, ты оказалась Его жилищем! Знать мне не дано, Где был он раньше и где будет после,- Сейчас он с очевидностью в тебе. За что мне выпало такое счастье Найти его в тебе? За жар, с каким Его искал я, как никто доныне? Быть может, да, но если даже нет И милость эта мне не по заслугам, Теперь я эту радость заслужу. Я не могу остаться недостойным Того, что ты дана мне и что бог В тебе предстал мне и как бы открылся – И нет границ моей любви к тебе. С пей может исступленье лишь сравниться, С каким пред тем я ненавидел мир. Теперь вся эта ярость, став любовью, Как даль без туч, принадлежит тебе. Вот будущность моя. Распоряжайся Как хочешь ею. Вот мои мечты. Они – твои. Но это все – пустое. Есть многое, есть большее, есть все. Желаешь – отрекусь от убеждений, Потребуешь – я честью поступлюсь  И проведу всю жизнь с пятном позора, Которого стереть не сможет смерть. Но сам ведь слишком хорошо я знаю, Что ты не можешь этого хотеть, На имени того, кого ты любишь, Быть не должно позорного пятна. Ты будешь поощрять меня, напротив, Идти вперед по прежнему пути, Чтоб умер я таким, каким родился,- Открытым, независимым, прямым. Нет, имени, которое я создал, Не пожелаю сам я разрушать. Оно в наследство перейдет потомку; И хоть оно не очень велико, Но будет незапятнанным и чистым. Оно бы выросло во много раз, Когда б ты тоже выступила гласно Союзницей моей. Ведь и тебя Укачивала в детстве муза славы. Но ты не знаешь сил своих, а свет Не верит тем, кто сам в себя не верит. Нет, нет, держись вдали от шума битв, Где лавры служат гробовым покровом Им в жертву принесенных нежных чувств. Держись вдали! В тени уединенья Ты будешь мне не менее мила, Чем в ослепительных лучах, успеха Пред громко рукоплещущей толпой. Наоборот, сознанье, что, владея Способностями с целый океан, Ты блещешь только маленькой росинкой На розе скромности,- всего ценней.

Сатмар, июль 1847 г.

ПОКИНУТЫЙ ФЛАГ

Он осквернен, поруган, Тот флаг. В лохмотьях весь, Он реет над пустыней - Служу ему и здесь. Был ураган великий, Трепал его и бил, И рвал его, но все же Приметен образ божий И в скорби этих крыл! Ряды бойцов редеют… Те, кто покинул флаг, Пред идолом склонились. Ну что же! Пусть и так, Ничтожеств нам не надо,- Пусть ласточки летят Туда, где мягче зимы - Орлы небес родимых Покинуть не хотят! Какая колдовская Во флаге этом власть! Храбрейшие погибли, За этот флаг борясь. Здесь твой алтарь, бог правды! Пускай от алтаря Отпрянули иуды, Но тут до смерти буду Стоять на страже я!

Сатмар, июль 1847 г.

НЕ СЕРДИСЬ, МОЯ ГОЛУБКА…

Не сердись, моя голубка, Говорю я дело. Хватит шуток! Эти шутки Слушать надоело! Прежних, так и быть, не помню,- Что болтать о вздоре! Хоть другой уже давно бы Был с тобою в ссоре. Черт побрал бы мое сердце С добротой в придачу! Им одним принес я в жертву Счастье и удачу. Был доверчив, как ребенок, Верил я любому. Но теперь, клянусь в том честью, Будет по-другому. Посему – довольно шуток, Слушай с уваженьем: Я пришел с необычайно Важным предложеньем. От тебя теперь нужна мне Лишь одна уступка: Сделай то, в чем отказала,-

Поцелуй, голубка!

Сатмар, июль 1847 г.

ПЯТОЕ АВГУСТА

Наконец-то, наконец-то! Я кольцо, кольцо надел, И устами, и устами Я твоими овладел. Пью я сладость, пью я сладость Поцелуя твоего - Для меня вся сладость жизни Превращается в него. Ну, целуй! Никто не видит, А увидят – горя нет: Обрученным целоваться Отменяется запрет. Дай мне губы, дай мне щеки, Дай мне лоб твой! Вот он, вот, Он горит от поцелуев, Как от солнца небосвод. Пьян я. Мягкими руками Ты держать меня должна^ Я уже не отличаю Поцелуев от вина. Только боги на Олимпе Это пить могли вино - Я не бог, простой, я смертный… Голову мутит оно! Что за необыкновенный, К небесам несущий хмель! Исчезают где-то в бездне Очертанья всех земель. Позади – бродячья стая Пестрокрылых облаков. Я лечу меж звезд, похожих На поющих соловьев. Как поют они! Как сладко! Сладко! Я среди огня, Будто сотни тысяч молний Пляшут около меня. Ну, а сердце? Что же с сердцем? Вот ведь, вот ведь в чем беда! Мальчик, берегись! От счастья Умирают иногда!
Поделиться с друзьями: