Стихотворения

В 1794 году один из ближайших личных и литературных друзей и советчиков Державина, Н. А. Львов, издал, параллельно с греческим текстом, свой полный перевод пользовавшегося огромной популярностью в XVIII веке сборника стихов, которые приписывались тогда Анакреонту, но на самом деле принадлежали его более поздним последователям и продолжателям. С этого времени анакреонтические темы и мотивы в поэзии Державина не только усиливаются, но одно время (особенно в 1797—1799 годы) становятся преобладающими. Иные стихотворения из сборника Львова Державин прямо переводит, другим — подражает; пишет и оригинальные стихи в анакреонтическом духе. Вскоре после отставки, в 1804 году, Державин выпустил, как бы декларируя свою независимость от служебных дел, свои «Анакреонтические песни» отдельным изданием, в которое включил некоторые прежние любовные стихотворения и такие произведения, как «Стихи на рождение в Севере порфирородного отрока». В любовных стихах Державина чувства поэта переданы подчас с немалой поэтической искренностью и глубиной. Такова, например, одна из ранних любовных песенок «Разлука» (1776), в которой сквозь условную «сумароковскую» форму прорываются и подлинная боль и страстная, неутолимая нежность. Но чаще всего «Анакреонтические песни» Державина не выходят за пределы здоровой, подчас несколько грубовато выраженной чувственности, порой окрашенной в тона условной «чувствительности» — знамение начавшейся в 90-е годы XVIII века эпохи русского сентиментализма. Анакреонтические стихи Державина составляют еще одну и в своем роде весьма замечательную грань многообразного творчества поэта. «Что в Державине был глубоко-художественный элемент, — писал Белинский, — это всего лучше доказывают его так называемые «анакреонтические» стихотворения. И между ними нет ни одного вполне выдержанного; но какое созерцание, какие стихи!» [1]

1

В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т, 6. М.—Л., 1955, стр. 607.

6

Последние тринадцать лет своей жизни, после оставления службы, Державин прожил в Петербурге (в собственном особняке на Фонтанке; он сохранился и посейчас под № 118); летом уезжал в свое имение Званка на реке Волхове в Новгородской губернии. «Покой мне нужен в дней останке», — заявлял Державин в одном из своих стихотворений этой поры. Однако уход Державина на покой ни в какой мере не означал для него бездеятельности. Он по-прежнему не только живо, но и активно продолжал интересоваться политикой, военными делами (подал несколько докладных записок по этим вопросам царю). Именно в это время чрезвычайно усилилась литературная деятельность Державина. За 1804—1807 годы им написано несколько замечательных стихотворений: «Лебедь» (1804), «Цыганская пляска» (1805), «Радуга» (1806), наконец создан один из самых выдающихся образцов его поэтического творчества — стихотворное послание «Евгению. Жизнь званская» (1807). Даже за пять лет до смерти, в возрасте около семидесяти лет, Державин пишет такие характернейшие для него стихотворения, как «Аристиппова баня», которое сам он считал «любимой своей пьесой» и с которым в какой-то мере перекликается пушкинское послание «К вельможе». Написал Державин в этот период и несколько шуточных стихотворений, вроде «Приказа моему привратнику», «Похвалы комару», «Милорду, моему пуделю».

Именно в эти годы в державинских стихах появляются тесно связанные с его собственным деревенским бытом яркие описания поместной сельской жизни, свобода, уединение и тишина которой противопоставляются им — совсем в духе уже господствовавшего в эти годы сентиментального направления — роскоши, пышности и тесноте двора и столицы. С исключительной красочностью, живописностью, обилием точно выписанных и совершенно конкретных деталей показан Державиным в послании «Евгению. Жизнь званская» день жизни барина-помещика, развертывается ряд картин природы, дается подробное описание разнообразных крестьянских работ — в поле, на лесопильной мельнице, на домашней прядильной фабрике.

В изображении труда и быта крепостных крестьян особенно ясно проступает сословная ограниченность Державина. В полную противоположность Радищеву, он совершенно не останавливается на мрачных сторонах жизни крепостного крестьянства. В его стихах дворовые крестьяне веселы и довольны, бодро и проворно служат своим господам: «Бьет полдня час, рабы служить к столу бегут...» («Евгению, Жизнь званская»). В этом контексте даже страшное слово «рабы», которое окрашено такой горечью и негодованием у Радищева, имеет совсем иное, чисто бытовое звучание. Равным образом тяжкий барщинный труд именуется Державиным «невинными упражнениями», после которых господа задают своим счастливым, радостным крестьянам «пир горой» с тем, чтобы на следующий день, «встав поутру рано», они с еще большим рвением принялись за работу, «любезны богу, господам» («Крестьянский праздник», 1807).

В этих идиллических картинах перед нами Державин-помещик, убежденный, подобно Карамзину, в благодетельности для крестьян жизни под началом «барина-отца». Недаром он решительно заявлял Александру I о необходимости сохранения крепостного права, а в написанном в связи с этим стихотворении «Голубка» (1801) прозрачно вкладывал в уста самих крестьян заявление о «сладости» крепостного «плена» и о том, что «златая вольность» не только для них нежелательна, но и вредна. Однако подобные взгляды Державина не только не исключали, но, наоборот, усиливали резко отрицательное отношение поэта к помещикам-«тиранам» и вообще ко всем угнетателям народа. Одна из целой серии написанных им в это время политических басен — басня об аисте, который иных обитателей болота «глотает, других же криком устрашает», — по-видимому, метит в Аракчеева («Аист», 1805). В 1807 году в четверостишии «На прогулку в Грузинском саду» (поместье Аракчеева «Грузино» находилось по соседству с державинской «Званкой») поэт тонко напоминает новому «возведенцу счастья» плачевный финал бывшего владельца Грузина, любимца Петра I князя Меншикова.

С 1804 года Державин начинает усиленно заниматься драматургией. За сравнительно короткое время он создает очень большое число драматических произведений в самых различных жанрах: «театральное представление с музыкою» — «Добрыня» (1804), трагедию «Ирод и Мариамна» (1807), несколько произведений на сюжеты из русской истории: в частности, трагедию «Темный» (1808), в которой фигурирует его легендарный предок Багрим с сыном Державой, оперу «Грозный, или Покорение Казани» (1814). Наряду с этим Державин пишет и комические, или, как он их называет, «бездельные» оперы («Дурочка умнее умных», «Рудокопы») и «детскую комедию» — «Кутерьма от Кондратьев» (1806). Сам поэт склонен был свою драматургию, особенно трагедии, ставить очень высоко; однако его драматические произведения не представляют сколько-нибудь существенного интереса ни в историко-литературном, ни в художественном отношении. Из всех них на публичной сцене была поставлена только трагедия «Ирод и Мариамна».

Зато выход в свет в 1808 году первых четырех частей собрания сочинений Державина, в которое вошли почти все наиболее значительные его произведения, явился важнейшим литературным событием; этим был как бы подведен наглядный итог достижениям русской поэзии за минувшее столетие, причем подведен как раз тогда, когда начало складываться творчество виднейших представителей новых литературных течений — Жуковского и Батюшкова.

В конце жизни Державин принялся за писание своей автобиографии. «Записки» Державина, законченные в 1812 году (впервые опубликованы в 1859 году), написаны с полной откровенностью, подчас даже с несколько наивным простодушием и представляют собой один из интереснейших мемуарных памятников эпохи. Кроме того, среди рукописей Державина имеется большое собрание его афоризмов и статей на самые разнообразные, преимущественно философские и общественно-политические, темы. Эти до сих пор не опубликованные материалы — замечательное свидетельство широты круга интересов поэта и неустанной работы его мысли.

Принимал Державин весьма активное участие в литературной жизни и борьбе начала XIX века. Позиция его здесь была характерно двойственна. Вокруг Державина, видя в нем «живой памятник» XVIII века, одного из столпов классицизма, группируются литературные «староверы» во главе с адмиралом Шишковым, энергично — с реакционных позиций — отстаивавшим «старый», ломоносовский, слог против языковой реформы Карамзина. С 1807 года кружок шишковистов устраивает еженедельные литературные вечера. На этой основе в 1811 году складывается литературное общество «Беседа любителей русской словесности», ставшее оплотом литературного «староверия».

Председателем одного из четырех «разрядов» «Беседы», публичные заседания которой происходили в доме Державина, в специально отстроенной им зале с органом, являлся Шишков, другого — Державин. На заседаниях «Беседы» читался, между прочим, написанный Державиным обширный теоретический трактат «Рассуждение о лирической поэзии или об оде», частично напечатанный в периодическом органе общества «Чтение в Беседе любителей русского слова» за 1811, 1812 и 1815 годы (часть трактата не опубликована до сих пор). Вместе с тем, в отличие от большинства членов «Беседы», Державин открыто сочувствовал новым литературным веяниям, издавна дружил с литературным соратником Карамзина, поэтом И. И. Дмитриевым; он приветствовал ранние литературные выступления самого Карамзина («Пой, Карамзин! — И в прозе Глас слышен соловьин», — писал он еще в 1791 году в концовке «Прогулки в Сарском селе»). И в дальнейшем Державин, вызывая крайнее неудовольствие Шишкова, «стоит горой» за Карамзина. Не менее характерно, что свою лиру Державин завещает романтику Жуковскому:

Тебе в наследие, Жуковский, Я ветху лиру отдаю; А я над бездной гроба скользкой Уж преклоня чело стою.

В этих строках, сохранившихся в черновых бумагах Державина и набросанных им в самые последние годы жизни, сказывается еще одна прекрасная его черта: благожелательность к молодежи, шедшей ему на смену, душевная щедрость к своим поэтическим наследникам, неугасимая любовь к родной литературе. Еще ярче проявляется эта черта в энтузиазме, с которым встретил Державин прочитанные 15-летним Пушкиным на лицейском экзамене «Воспоминания в Царском селе». «Скоро явится свету второй Державин: это Пушкин...», — сказал он вскоре после этого С.Т.Аксакову (8, 975). «Благословение» сходящим в гроб Державиным нового «младого певца» и в сознании самого Пушкина и в глазах современников явилось своего рода символическим актом — установлением живой связи времен: литературного прошлого и литературного будущего, XVIII века и великой классической русской литературы.

В том же 1815 году вышла пятая часть собрания сочинений Державина; предполагал он издать и еще две части; но осуществить это не успел. Несомненно чувствуя все большее приближение к «бездне гроба» и словно бы желая лишний раз утвердить себя, свое бытие, он собственноручно надписал все экземпляры пятой части: Г. Державин.

Лето 1816 года поэт проводил, как всегда, со своей второй женой и близкими в Званке. 4 июля у него появились сердечные спазмы, 6 июля он начал писать свои последние стихи о реке времен, уносящей «все дела людей». В ночь с 8 на 9 июля (с 20 на 21 по новому стилю) Державин умер.