Стихотворения

Ай да сирень в этом мае! Выпуклокрупные гроздья

Валят плетни в деревнях, а на Бульварном кольце

Тронут лицо в темноте – душемутительный запах.

Сердце рукою сдави, восвояси иди, как слепой.

Здесь на бульварах впервой

повстречался мне голый дошкольник,

Лучник с лукавым лицом; изрядно стреляет малец!

Много воды утекло. Старая только заноза

В мякоти чудом цела. Думаю, это пройдет.

Поутру здесь я сидел нога на ногу гордо у входа

В мрачную пропасть метро с ветвью сирени в руках.

Кольца пускал из ноздрей, пил в час пик газировку,

Улыбнулся и рек согражданам в сердце своем:

“Дурни, куда вы толпой? Олухи, мне девятнадцать.

Сроду нигде не служил, не собираюсь и впредь.

Знаете тайну мою? Моей вы не знаете тайны:

Ночь я провел у Лаисы. Виктор Зоилыч рогат”.

1984

* * *

Весной, проездом, в городе чужом,

В урочный час – расхожая морока.

Как водоросль громадная во мгле,

Шевелится пирамидальный тополь.

Мое почтение, приятель, мне

Сдается, издавна один и тот же

Высокий призрак в молодой листве

В часы свиданий бодрствовал поодаль.

И ночь везде была одна и та же:

Окраина, коробки новостроек,

Цикада, крупный изумруд такси,

Окно в хитросплетеньях винограда,

Свет пыльной голой лампочки над дверью.

Однако перемены налицо,

То бишь приметы опыта. Недаром

Кислоты, соли, щелочь в Н 2 О

Были добавлены.

Наклей на колбу

Ярлык с адамовою головой

И с глаз долой. Но тополь принимает

Всерьез командировочные страсти.

Кого мы ждем? С какого этажа

Странноприимной памяти в круг света

Сейчас сойдет сестра апрельской ночи?

Красавица ли за сорок с лицом

Таким, что совесть оторопевает,

Дитя ли вздорное – в карманах руки,

Разбойничья улыбка на губах, —

Кто б ни была ты, ангел мой, врасплох

Застигнут будет старый лицедей —

Напрасен шепот тополя-суфлера!

Ну дай же верности невесть чему

Торжественную клятву, трудно, что ли?

Патетики не бойся, помяни

Честь, поднебесье, гробовую доску.

А нет – закрой глаза, чтобы в ночном

Пустом дворе воскресло невредимым

Все то, что было деревом, окном,

Огнем, а стало дымом, дымом, дымом…

1985

* * *

Мне тридцать, а тебе семнадцать лет.

Наверное, такой была Лаура,

Которой (сразу видно не поэт)

Нотации читал поклонник хмурый.

Свиданий через ночь в помине нет.

Но чудом помню аббревиатуру

На вывеске, люминесцентный свет,

Шлагбаум, доски, арматуру.

Был месяц май, и ливень бил по жести

Карнизов и железу гаражей.

Нет, жизнь прекрасна, что ни говорите.

Ты замолчала на любимом месте,

На том, где сторожа кричат в Мадриде,

Я сам из поколенья сторожей.

1986

Два романса

I.

Самолеты летят в Симферополь,

И в Батуми, и в Адлер, и весь

Месяц май пахнет горечью тополь,

Вызывая сердечную резь.

Кто-то замки воздушные строит,

А в Сокольниках бьют соловьи.

В эту пору, как правило, ноет

Несмертельная рана любви.

Зря я гладил себя против шерсти —

Шум идет по ветвям молодым,

Это ветер моих путешествий,

Треволнений моих побратим.

Собирайся на скорую руку,

Мужу тень наведи на плетень,

Наплети про больную подругу,