Стихотворения

1982

АВТОПАРОДИЯ НА НЕСУЩЕСТВУЮЩИЕ СТИХИ

А. Иванову

Мы убили комара. Не в бою, не на охоте,а в домашней обстановке, в будний вечер.Видит бог,мы не крадучись его, а когда он был в полете…Мы его предупреждали – он советом пренебрег.Незадолго перед тем дождь пошел осенний,мелкий.За стеной сосед бранился. Почему-то свет мигал.Дребезжал трамвай.В шкафу глухо звякали тарелки.Диктор телевизионный катастрофами пугал.Расхотелось говорить. Что-то вспомнилосьдурное,так, какая-то нелепость, горечи давнишний след…В довершенье ко всему меж окошком и стеноювдруг возник как дуновенье комариный силуэт.Мы убили комара.Кто-то крикнул: «Нет покоя!Неужели эта мерзость залетела со двора!…Здесь село или Москва?…»И несметною толпоюнавалились, смяли…В общем, мы убили комара.Мы убили комара. Он погиб в неравной схватке —корень наших злоключений, наш нарушившийпокой…На ладони у меня он лежал, поджавши лапки,по одежде – деревенский, по повадкам —городской.Мы убили комара.За окошком колкий, мелкий,долгий дождичек осенний затянуться обещал.Дребезжал трамвай.В шкафу глухо звякали тарелки.Диктор телевизионный что-то мрачное вещал.

1982

ПОЛДЕНЬ В ДЕРЕВНЕ (Поэма)

Вл. Соколову

1

У дороги карета застыла.Изогнулся у дверцы лакей.За дорогой не то чтоб пустыня —но пейзаж без домов и людей.Знатный баловень сходит с подножки,просто так, подышать тишиной.Фрак малиновый, пряжки, застежкии платочек в руке кружевной.

2

У оврага кузнечик сгорает,рифмы шепчет, амброзию пьети худым локотком утираетвдохновенья серебряный пот.Перед ним – человечек во фракена природу глядит свысокаи журчанием влаги в оврагеснисходительно дышит пока.Ах, кузнечик, безумный и сирый,что ему твои рифмы и лиры,строк твоих и напевов тщета?Он иной, и иные кумирыперед ним отворяют врата.Он с природою слиться не хочет…Но, назойлив и неутомим,незнакомый ему молоточекмонотонно стрекочет пред ним.

3

Вдруг он вздрогнул. Надменные бровивознеслись неизвестно с чего,и гудение собственной кровидокатилось до слуха его.Показалось смешным все, что было,еле видимым сквозь дерева.Отголоски житейского пирав этот мир пробивались едва.Что-то к горлу его подступило:то ли слезы, а то ли слова…Скинул фрак. Закатал рукава…На платке оборвал кружева…То ли клятвы, а то ли признаньязазвучали в его голове…

4

И шагнул он, срывая дыханье,спотыкаясь о струны в траве,закружился, цветы приминая,пятерней шевелюру трепля,рифмы пробуя, лиру ломаяи за ближнего небо моля.Он не то чтобы к славе стремился —просто жил, искушая судьбу…И серебряный пот заструилсяпо его не великому лбу.Ручка белая к небу воздета.В карих глазках – ни зла, ни обид…

5

Заждалась у дороги карета,и лакей на припеке храпит.

1982

* * *

Ю. Давыдову

Нужны ли гусару сомненья,их горький и въедливый дым,когда он в доспехах с рожденьяи слава всегда перед ним?И в самом начале сраженья,и после, в пылу, и потом,нужны ли гусару сомненьяв содеянном, в этом и в том?Покуда он легок, как птица,пока он горяч и в седле,врагу от него не укрыться:нет места двоим на земле.И что ему в это мгновенье,когда позади – ничего,потомков хула иль прощенье?Они не застанут его.Он только пришел из похода,но долг призывает опять.И это, наверно, природа,которую нам не понять.…Ну, ладно. Враги перебиты,а сам он дожил до седин.И клетчатым пледом прикрытый,рассеянно смотрит в камин.Нужны ли гусару сомненьяхотя бы в последние дни,когда, огибая поленья,в трубе исчезают они?

1982

* * *

Оле

По прихоти судьбы – разносчицы даров —в прекрасный день мне откровенья были.Я написал роман «Прогулки фрайеров»,и фрайера меня благодарили.Они сидят в кружок, как пред огнем святым,забытое людьми и богом племя,каких-то горьких дум их овевает дым,и приговор нашептывает время.Они сидят в кружок под низким потолком.Освистаны их речи и манеры.Но вечные стихи затвержены тайком,и сундучок сколочен из фанеры.Наверно, есть резон в исписанных листах,в затверженных местах и в горстке пепла…О, как сидят они с улыбкой на устах,прислушиваясь к выкрикам из пекла!Пока не замело следы их на крыльцеи ложь не посмеялась над судьбою,я написал роман о них, но в их лицео нас: ведь все, мой друг, о нас с тобою.Когда в прекрасный день Разносчица дароввошла в мой тесный двор, бродя дворами,я мог бы написать, себя переборов,«Прогулки маляров», «Прогулки поваров»…Но по пути мне вышло с фрайерами.

1982

ПАРИЖСКАЯ ФАНТАЗИЯ

Т. К.

У парижского спаниеля лик французскогокороля,не погибшего на эшафоте, а достигшего славыи лени:набекрень паричок рыжеватый, милосердие вкаждом движенье,а в глазах, голубых и счастливых, отражаютсяжизнь и земля.На бульваре Распай, как обычно, господинДоменик у руля.И в его ресторанчике тесном заправляютполдневные тени,петербургскою ветхой салфеткой прикрываяот пятен колени,розу красную в лацкан вонзая, скатерть белуюс хрустом стеля.Как стараются неутомимо бог, Природа, Судьба,Провиденье,короли, спаниели и розы, и питейные всезаведенья,этот полдень с отливом зеленым между намипо горстке деля…Сколько прелести в этом законе!Но и грусти порой…Voila!Если есть еще позднее слово, пусть замолвятего обо мне.Я прошу не о вечном блаженстве —о минуте возвышенной пробы,где возможны, конечно, утраты и отчаянье даже,но чтобы —милосердие в каждом движенье и красавицав каждом окне!

1982

АРБАТСКИЕ НАПЕВЫ

1

Все кончается неумолимо.Миг последний печален и прост.Как я буду без вас в этом мире,протяженном на тысячи верст,где все те же дома и деревья,и метро, и в асфальте трава,но иные какие-то лица,и до вас достучишься едва?В час, когда распускаются розы,так остры обонянье и взгляд,и забытые мной силуэтыв земляничных дворах шелестят,и уже по-иному крылатовсе, что было когда-то грешно,и спасаться от вечной разлукиунизительно мне и смешно.Я унижен тобою, разлука,и в изменника сан возведен,и уже укоризны поспелии слетаются с разных сторон,что лиловым пером заграничным,к меловым прикасаясь листам,я тоскую, и плачу, и грежупо святым по арбатским местам.Да, лиловым пером из Риекипо бумаге веду меловой,лиловеет души отраженье —этот оттиск ее беловой,эти самые нежность и робость,эти самые горечь и свет,из которых мы вышли, возникли.Сочинились…И выхода нет.

1982

2

Ч. Амирэджиби

Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант.В Безбожном переулке хиреет мой талант.Вокруг чужие лица, безвестные места.Хоть сауна напротив, да фауна не та.Я выселен с Арбата и прошлого лишен,и лик мой чужеземцам не страшен, а смешон.Я выдворен, затерян среди чужих судеб,и горек мне мой сладкий, мой эмигрантский хлеб.Без паспорта и визы, лишь с розою в рукеслоняюсь вдоль незримой границы на замкеи в те, когда-то мною обжитые краявсе всматриваюсь, всматриваюсь, всматриваюсь я.Там те же тротуары, деревья и дворы,но речи несердечны и холодны пиры.Там так же полыхают густые краски зим,но ходят оккупанты в мой зоомагазин.Хозяйская походка, надменные уста…Ах, флора там все та же, да фауна не та…Я эмигрант с Арбата. Живу, свой крест неся…Заледенела роза и облетела вся.

1982

* * *

Всему времечко свое: лить дождю,Земле вращаться,знать, где первое прозренье,где последняя черта…Началася вдруг война – не успели попрощаться,адресами обменяться не успели ни черта.Где встречались мы потом?Где нам выпала прописка?Где сходились наши души, воротясь с передовой?На поверхности ль земли?Под пятой ли обелиска?В гастрономе ли арбатском?В черной туче ль грозовой?Всяк неправедный урок впрок затвержен изаучен,ибо праведных уроков не бывает. Прах и тлен.Руку на сердце кладя, разве был я невезучим?А вот надо ж, сердце стынет в ожиданьеперемен.Гордых гимнов, видит бог, я не пел окопной каше.От разлук не зарекаюсь и фортуну не кляну…Но на мягкое плечо, на вечернее, на ваше,если вы не возражаете, я голову склоню.