Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

1956

Кони на Аничковом мосту

Веленью мастера покорны, Пройдя чистилище огня, Взвились на воздух вихрем черным Четыре бронзовых коня. И в тот же миг четыре юных Могучих всадника, с земли Вскочив, поводья, словно струны, В единоборстве напрягли. Напрасно кони бьют копытом, Сорваться с места норовят, И ржут, и прядают сердито, И рвут поводья, и храпят. Но мышцы юношей могучих, Сноровка, разум и напор, Остепеняя нрав кипучий, Уже решают старый спор, Поводья натянув тугие, Смиряют дикий нрав коня… Так город мой смирял стихии Воды, и стали, и огня.

1956

«Заката лучи догорели…»

Заката лучи догорели, Весь город укрыт синевой. Как сумерки долги в апреле! Как свеж ветерок над Невой! Как чуткие ночи бессонны! Теперь и ночам не до сна. Опять под мостами со
звоном
Свой лед разбивает весна.
Он ладожский, северный, синий, Серебряный весь по краям. Он зимнюю стужу России Уносит, уносит к морям. Когда бы и мне мою стужу Угнать бы в моря, за моря! Когда бы и мне в мою душу Запала веснянки заря!

1956

«Врываясь в жизнь, горя, любя…»

Врываясь в жизнь, горя, любя, Вдыхая жизни аромат, — И запах роз, и чад, и смрад, — Я ветром чувствую себя, Что вносит воздух для живых, Огнем я чувствую себя, Что закаляет молодых, Водой я чувствую себя, Что может жажду утолить, Свинцом я чувствую себя, Что может грудь врага пробить, Лучом я чувствую себя, Что может вытянуть росток, Ключом я чувствую себя, Что может вырасти в поток, Скалой я чувствую себя, Что может реку преградить, Я словом чувствую себя, Что может выше скал парить, Что свет любя, Что, мрак губя, Способно мир преобразить.

1956

«Когда уйду с пути земного…»

Когда уйду с пути земного От всех тревог, забот и снов, Когда я стану только словом, Негромким томиком стихов, Возьми меня с собой в дорогу, Открой, проснувшись поутру; Пусть я уйму твою тревогу, Пусть я слезу твою утру. Открой меня, когда ненастье Затмит все дали впереди. Открой меня, когда от счастья Займет дыхание в груди. И все, чем я горел когда-то, Воспламени, переживи, Все, чем душа была богата, В своей душе восстанови. И я воскресну, и незримо С твоей сольется жизнь моя, Я стану другом и любимым, Твоей опорой стану я.

1956

Вечер Александра Блока

(Из поэмы «Молодость»)

Туманной памяти внимая, Я воскрешаю этот год. И вот он — Белый вечер мая, К театру хлынувший народ. Дверей распахнутые створки, Волненье, говор, теснота И от партера до галерки Заполоненные места. Задернут занавес. И где-то За ним, вот здесь, — так недалек! Он сам — «Дитя добра и света». Он сам, Волшебник слова — Блок! И вот уж словно легкий ветер Прошелся. Занавес открыт. И вот уж слово о поэте Корней Чуковский говорит. И голос звонкий и высокий Поет магические строки, Как «ворон канул на сосну», Как «тронул сонную струну». России образ, Тень Равенны. В снегах двенадцать без креста — Он все напомнил вдохновенно. Ушел. Все стихли. Ждут. А сцена Светла, огромна и пуста. Все ждут. И вдруг неслышной тенью На сцену слева он шагнул И встал. Еще шагнул. В волненье Ему навстречу колыхнул Весь зал, вставая, гул приветствий, Аплодисментов бурный шум. А он стоял, застыв на месте, Весь в черном, строен и угрюм. Стоял, пережидал… А в зале Со скольких мест — не сосчитать — Стихов названья выкликали, Его просили прочитать. Когда ж возможность отозваться Пришла к поэту, он сказал Усталым голосом: «„Двенадцать“ Читать я не умею», — Зал Притих. И голос глуховатый «Седое утро» стал читать. И он, влюблявшийся когда-то, Опять влюбляется, опять. Опять лепечут колокольцы, Опять разлуки боль в сердцах, Опять серебряные кольцы Блеснули на ее руках. Опять все молодо. И снова Россия, Русь, Ермак, тюрьма, И вновь над полем Куликовым Зарей пронизанная тьма. И пусть копье дрожит и гнется, Стальные ломятся щиты, И пусть над степью ворон вьется — Не пропадешь, Не сгинешь ты! И как раскаяться, расстаться, Оставить боевой редут — Там, впереди, уже двенадцать В снегах с винтовками идут… Тревоги полный голос Блока Дышал грядущего судьбой, Как бы в раздумье, одиноко Он сам беседовал с собой. Он был как ясное виденье, Светловолос и сероглаз. И не угрюмство, Не паденье — Крылатый стих летел на нас. И пусть мы строки эти знали, И пусть они знакомы, пусть, — За ним неслышно повторяли Мы эти строки наизусть. И молодых сердец биенье — Все было — Так и назови — Не только знаком уваженья, Но и раскрытием любви. В любви к нему, К его России Иная зрела в нас любовь — К России той, что в дни иные Расплатой за года глухие Детей своих теряла кровь, Что, землю кровью обагряя, На небывалый встала путь… И зал от края и до края Гремел. Душили слезы грудь. И вместе радость накипала. И памяти уже невмочь Припомнить, как тогда из зала Мы в белую шагнули ночь…

1956

Ленинградская гравюра

День —
как на дереве гравюра,
Где ярок свет и тень резка, Где льдом покрытая, как шкурой, В граниты врезана река.
В садах деревья, словно смерчи, Застыли в инее седом, И в купол неба смело вчерчен Рукой искусной каждый дом. Пронзает воздух луч веселый — И каждый штрих горит ясней, И клочья снега, будто седла, На спинах клодтовских коней. И Невский, длинной панорамой Развертываясь прямиком, Летит к Неве и ввысь упрямо Взлетает золотым штыком. Сработал мастер нелукавый Весь этот взлет, и тень, и свет, Все, что не меркнет в лаврах славы, Не увядает сотни лет.

1960

«Конопляники. Клевер. Полынь…»

Конопляники. Клевер. Полынь. Край, что с детства вошел в мое слово, Ты меня не забудь, не отринь, Не суди меня слишком сурово. Ты, как в детстве, повей надо мной Той веселой березовой рощей, Ты дохни мне опушкой лесной, Где черемуху ветер полощет. Материнскую ласку верни, Прошуми на рассвете хлебами, Родником под горой прозвени, Затеряйся в хлебах за холмами. Тихим словом, что шепчет не раз Материнское сердце в разлуке, Вспомяни меня в трудный мой час, Протяни мне родимые руки. Сколько лет от тебя я вдали, От твоей первородной теплыни!.. Мне бы горсточку тульской земли, Мне бы веточку тульской полыни!

1960

Кукушка

Зозуля… Зязюлька… Кукушка… Так ласковы все имена! О чем же грустишь ты, подружка? Взгляни, как бушует весна, Как весело плещет ручьями, Зеленым разливом берез, Как бьет золотыми лучами Сквозь брызги серебряных рос! По всей неоглядной России, В каком-нибудь сонном леску, В рассветной бестрепетной сини Вдруг дальнее дрогнет «ку-ку!» Зарей еще спится и снится: В былой отшумевшей дали Гадает, горюет зегзица Над судьбами русской земли. И горестный возглас кукушки Звучит отголоском судьбы Забытой в веках деревушки, Соломою крытой избы, И древним Путивлем, и блеском Рассветных над Русью лучей, И копий, ломаемых с треском, И скрежетом синих мечей. «Ку-ку!» — и охватит прохладой, И, в прятки играя, зовет, И так одаряет отрадой, Что сердце вот-вот разорвет От счастья, которому сбыться… Кукуй же, судьбы не тая, Зозуля, зязюлька, зегзица, Бессмертная юность моя!

1960

Живопись

От низин до звездной выси, Все, что видеть мне дано, Я хочу, как живописец, Положить на полотно. Но не кистью и не краской, Не палитрой в сто цветов, А упрямой, трудной, властной, Всемогущей силой слов. Я ищу их дни и ночи, Я ищу не те слова, Что ложатся вдоль обочин, Словно мертвая листва. Пусть лежат! Мне их не надо! Отыскать бы мне тона, Чтобы всей земли отрада В них была отражена: Ливни света, Краски неба, Плеск ручья, В ромашках луг, Добрый дух ржаного хлеба, Сердца трепетного стук. Чтобы краски под руками Сами пели, Сами шли, Чтобы смелыми мазками На полотнах зацвели, Чтоб палящий и студеный, Грозовой, Цветной, Земной, Как бы заново рожденный, Мир сиял передо мной.

1961

Март

Иду в страну лучистую По имени Весна, Туда, где Март бесчинствует, Воспрянув ото сна, Туда, где шубу снежную Он сбрасывает с плеч, Чтоб к солнцу грудью вешнею, Земною грудью лечь, Где так ликуют зяблики, Где, разрубив снега, Ручьи кривыми саблями Врезаются в луга, Где над любой проталинкой Еще витает пар, Где в каждой капле маленькой Дрожит весны пожар. Иду в страну сверкания Ручьев, и зорь, и звезд, Иду в страну Искания, В поселок птичьих гнезд, Иду, отбросив трудности, Развеяв тени сна, В страну бессмертной юности — По имени Весна.

1961

Космонавт уснул…

Космонавт уснул среди вселенной В бешено летящем корабле, Все земли тревоги, все, что тленно, Где-то там оставив, на земле. И уже свободный, невесомый, Озаренный славой на века, Космонавт уснул совсем как дома… Мимо мчалась звездная река. А вдали, знакомая до боли, Будто пылью звездною пыля, В голубом качаясь ореоле, Шла планета гордая Земля! Шла, сверкая, в черном океане, А на ней, земной отбросив сон, Вслушивались трепетно земляне: Вот уснул, вот спит, вот дышит он… Вот оно — его сердцебиенье, Кровь его земная, словно гром, Оглашая звездные владенья, Мерно бьет в пространстве мировом. Бурею летящий по орбите, Спит, как пахарь наших мирных нив, Спит, как настоящий небожитель, Звезды в изголовье положив. Просто спит, как человек усталый, Утвердивший праведную власть. Лишь Земля не спит, как мать, бывало, К изголовью сына наклонясь.
Поделиться с друзьями: