Стиляги

Однажды и мне пришла бумажка: «зайдите в редакцию «Смены»». Прихожу. Сидят молодые, симпатичные Мамлеев и Гусев и спрашивают: «Это правда, что вы – стиляга?» Я говорю: «А что в этом плохого, объясните мне. Почему-то те, кто ворует – все нормально, – воруют себе; те, кто обманывает государство – то же самое. А стиляга, если у него узкие брюки, то уже в чем-то виноват перед страной?» – «А это правда, что у вас на квартирах постоянно попойки с девочками?» Я говорю: «Ну, бывает, только не часто. Средства ограничены». Я, в силу юношеской глупости, еще не понимаю насколько всё серьёзно. «А это правда…?» – задают вопросов кучу. То, се. Я как-то нивелирую все это. Поговорили, попрощались.

А я жил уже один. Мама тогда в Китае работала, а у отца новая семья была на Петроградской. Я приехал к отцу поужинать, и он говорит: «Звонили из «Смены», сынок. Завтра, говорят, фельетон выйдет о тебе». – «Какой фельетон? О чем фельетон?»

На следующий день я говорю: «Ребята, слушайте, я похоже прославился на весь свет». Подходим к газетному стенду, там уже такая куча народу. Заголовок – «Прожигатель жизни». Какой я, на фиг, прожигатель? Мне б дотянуть до стипендии, а тут – «прожигатель жизни». Конечно, отец помогает, что-то мама оставила, посему я не бедствовал, но о том, чтобы прожигать жизнь!.. Раньше же посидеть в той же «Европейской» с девушкой можно было и за тридцать рублей – это в пятидесятые годы.

Единственная правдивая фраза в статье была первая: «Ему еще нет двадцати лет». Остальное: – про то, какой я разнузданный половой бандит, про то, что девушка, которая меня полюбила, обливаясь кровью после аборта, чуть не умерла. Все это – такая туфтина! Я бы все это «скушал», это даже чуть – чуть, по глупости, льстило: Олег – «прожигатель жизни». Но в том паскудном тексте они облили грязью и моих родителей: и отца, и мать. Ну, мама была в Китае, а отец-то здесь. Он был директор техникума и секретарь парторганизации. Папа говорит мне через пару дней: – «Сынуля, ты бы сходил в райком Выборгского района, к инструктору». – «Папа, зачем мне это нужно?» – «Ну, хорошо, вышибут меня из секретарей парторганизации, понизят в должности, – я тебе тогда не смогу помогать. Сходи, поговори. Он же не в тюрьму тебя отправит – он хочет выяснить, что за «прожигатель жизни».

Я пришел. Табличка «Инструктор райкома партии Аристов». Он выслушал меня. «Ступай – говорит. – Не шали больше». И отпустил. И папа успокоился. Но я кипел: убить этих Мамлеева и Гусева. До этого, конечно, никогда бы не дошло… Но однажды, вскорости после этого, я иду по Невскому, и навстречу мне идут Мамлеев и Гусев. И я так приостановился, думаю: «Задушить бы этих борзописцев». Но «писаки» испуганно свернули во двор кинотеатра «Колизей».

Виктор Лебедев:

За любовь к этой музыке и к Западу о нашей компании, в которой было человек семь, был фельетон «Сорняк», и прототипом «Сорняка» [выбрали меня]. Я был жутко худой, и прозвище у меня было «Циркуль». И нарисовали столб на углу Невского и Литейного, и меня – обвивающим этот столб: как образец мерзкого такого стиляги, низкопоклонника перед Западом. А главным персонажем был Юра Надсон. Он был пасынок композитора Ивана Дзержинского. А потом, по иронии судьбы, он стал полковником милиции – после окончания юридического факультета университета. И поговорка эта – «Сегодня он любит джаз, а завтра родину продаст» – относилась ко мне.

Анатолий Кальварский:

Мне нравилось носить узкие брюки, за что меня протаскивали во всяких стенгазетах школьных и в музыкальном училище. Я помню одну из карикатур на меня: в узких брюках, в ботинках на толстой подошве – у меня действительно были такие ботинки на толстой подошве, – и в одно ухо у меня влетал «Голос Америки», а в другое влетал «БиБиСи». Вот это было опасно. Но, слава богу, корзину готовить не пришлось.

В ноябре 1953–го в «Комсомольской правде» выходит фельетон «Плесень», написанный Б. Протопоповым и И. Шатуновским. Речь идет не о стилягах, а скорей о «золотой молодежи», но в массовом сознании эти два понятия часто смешиваются. И скоро стиляг начинают называть «плесенью» в дополнение к уже привычным ярлыкам вроде «космополита безродного», «низкопоклонника» или «отщепенца». Еще Беляев в фельетоне «Стиляга» сравнивает стиляг с паразитами, никаких впрочем доказательств их паразитического образа жизни не приводя. А из «Плесени» можно вывести, что образ жизни золотой молодежи – и стиляг! – вполне может привести к криминалу. Советская молодежь должна быть совсем другой – утверждает газета, рассказывая на первой полосе, в статье «Молодые новаторы легкой промышленности» про то, как «комсомолец Шота Топурия, затяжчик Сухумского комбината, вместе с другими производственниками обувных предприятий Грузии знакомится сейчас на московской фабрике «Парижская коммуна» с передовым опытом».

Б. Протопопов и И. Шатуновский «Плесень» («Комсомольская правда», 19 ноября 1953 года)

В третьем часу ночи, когда начали тушить свет в ресторанах, Александр, как обычно, появился в коктейль-холле.

– Ребята здесь? – спросил он швейцара, кидая ему на руки макинтош.

– Здесь, здесь, – ответил тот, услужливо распахивая двери.

Молодой человек поправил перед зеркалом прическу и прошел в зал, раскланиваясь направо и налево. За стойкой на высоких вертящихся табуретах сидели его друзья. Альберт, худощавый юноша с бледным лицом, сосредоточенно тянул через соломинку ледяной коктейль «черри-бренди». Анатолий, подняв к хорам взлохмаченную голову, неистово аплодировал певице и под смех публики кричал дирижеру оркестра: «Заказываю «Гоп со смыком», плачу за все!». Андрей, плечистый блондин, по-видимому, уже не слышал ни музыки, ни аплодисментов. Он положил голову на стойку, и галстук его купался в липкой винной смеси.

– Еще четыре бокала, – сказал Александр, подсаживаясь к друзьям.

Из коктейль-холла молодые люди вышли последними. На улице уже светало, но дружки не думали прощаться.

– Захватим девчонок – и ко мне на дачу, – бормотал Андрей, подходя к своей машине.

Все уселись, и «Победа» помчалась по пустынным улицам Москвы. Она остановилась у красивой дачи, расположенной неподалеку от Звенигородского шоссе.

– Леди и джентльмены, прошу в мой коттедж, – пригласил Андрей.

Поддерживая друг друга и спотыкаясь, «леди и джентльмены» поднялись по ступенькам. Пьянка на даче разгорелась с новой силой.

День уже клонился к вечеру, когда дружки проснулись. Залитая вином скатерть валялась в углу, пол был усеян осколками битой посуды, стулья опрокинуты…

– Повеселились славно. Ну а что дальше? – спросил Андрей, обводя компанию мутным взором.

Он вывернул свои карманы:

– Пусто. От тысячи, которую позавчера дал отец, осталось пятнадцать центов.

Молодые люди задумались.

– На этот раз я, кажется, смогу вас выручить, – нарушил молчание Альберт. – Вчера днем заходил к одной знакомой. Взял кольцо «на память». Об этом она, разумеется, не знает.

Все повеселели. На «выручку» приятели отправились пить пиво.

Веселая, беззаботная жизнь продолжалась. Вскоре появился пятый собутыльник. Это был Николай – тоже молодой человек, внешне очень скромный и воспитанный.

Его привел Альберт:

– Прошу любить и жаловать. Хороший малый!

Альберт таскал Николая за собою в рестораны, на вечеринки, и тот быстро вошел во вкус новой жизни.

– А ты не замечаешь, что все время пьешь на наши деньги? – спросил его однажды Андрей, расплачиваясь в ресторане.

– Я бы рад принять участие в общих расходах, но у меня нет денег. Мама дает мне только на обед.

– Нет денег! – захохотал Александр. – Пора называть вещи своими именами… А ты не знаешь, на что ты пил вчера? На кольцо, украденное Альбертом у знакомой. Только что мы пропили деньги, которые Андрей вытащил из кошелька своего отца.

Николай побледнел и вскочил со стула.

– Надеюсь, ты не побежишь доносить, что пропивал краденое? – угрожающе сказал Анатолий.

Николай остался. Еле внятно он дал обещание завтра же что-нибудь добыть. И действительно, на следующий день принес завернутый в бумагу маленький золотой крест. Никто не спросил, где он совершил кражу. И крест был пропит.

Разгульная жизнь требовала денег каждый день. Однажды, когда Анатолий занимался в лаборатории, подошел Александр.

– Нужны деньги, – шепнул он. – У Андрея снова брать неудобно: он и так уже распродал всю домашнюю библиотеку.

Анатолий посмотрел вокруг и, заметив, что лаборантка повернулась спиной, показал пальцем на микроскоп.

Александр мгновенно понял приятеля. И вдруг оба испугались. Одно дело – красть у родителей и знакомых, которые никуда не пойдут жаловаться, и совсем другое – стащить казенную вещь. Но выпить было не на что. Кому же брать? Они бросили жребий. Монета упала на «орла». Обливаясь холодным потом, Анатолий схватил микроскоп и положил в свой чемоданчик.