Сточное время
Шрифт:
Когда до перрона осталась пара шагов, на них уставились два путейца в оранжевых безрукавках. Егор притормозил и показал рукой куда-то им за спины. Путейцы машинально обернулись в том направлении, и Егор быстро втащил Кристину на платформу № 4. Железнодорожники, потеряв их из виду, удивленно переглянулись. Беглецы шагнули в ближайший тамбур. На дальнем перроне началась какая-то суета. Забегали мужики в униформе – наверное, полицейские. Судя по всему, «Ас-Нефть» была здесь реальной властью и действительно могла поставить всех на уши, как выразился пилот. Но вряд ли полицейские знали про электричку – такие тайны не доверяют абы кому. Скорее всего, им просто раздали фотографии беглецов,
Кристина вдруг уткнулась Егору в грудь и заплакала. Он осторожно гладил ее по спине и смотрел на беготню на перроне, пока двери не сдвинулись, отгородив их от этого негостеприимного мира. Электричка выползла из-под купола и постепенно набрала ход.
– Ну что, пошли на свое место? – спросил Егор, когда Кристина перестала реветь. – А то я там сок оставил, как бы не стырили.
– Пошли. – Она неуверенно улыбнулась.
В первых вагонах остались в основном челноки – остальные уже сошли. А ближе к хвосту вообще было почти пусто. В предпоследнем вагоне сидел только мужик в камуфляжной куртке и армейских ботинках. Егор немного напрягся, но быстро вспомнил, что этот тип едет от самого Чернодольска.
Когда они добрались до места, Кристина принялась растерянно озираться.
– Ты чего? – спросил Егор.
– А где мои вещи?
– В смысле? Они ведь все утащили, – он осекся. – А, ну да, извини, ты же под наркозом была… Ну, короче, эти уроды надеялись найти… э-э-э… что-то в твоих вещах. Ну и Сосновский захотел с тобой побеседовать…
– Это тот, который с обложки?
– Ага, он самый. А у тебя там много ценного было?
– Ну, одежда кое-какая, рисунки… А главное – подарки, ты же сам с базара тащил!
Она опять всхлипнула. Егору показалось, что утрата гостинцев расстроила Кристину сильнее, чем похищение и психотропный допрос. Вот ведь, женская логика…
– Ну, перестань, – пробормотал он. – Выпей вот лучше соку. Я как знал – большие пакеты взял…
«Кстати, – подумал он, – меня ведь тоже обобрали до нитки. Все из сумки выгребли, гады, включая сушки. И из карманов тоже. А ведь такое богатство было, нажитое непосильным трудом! Журнал-перевертыш, оба ствола («Оса» и трофейный парализатор), больше двух тысяч долларов, фляжка с дорогим коньяком, мобильник импортный, футболки отечественные… Куртка замшевая – три штуки… То есть, тьфу, это из другой оперы». Куртка на нем осталась, и не замшевая, а кожаная. Впрочем, самое главное, что паспорт ему вернули. Ну и, конечно, груз. Про который, кажется, каждый встречный знает больше Егора…
Он бросил сумку и уселся рядом с Кристиной.
– А что за рисунки? Ты художница? – спросил он, чтобы отвлечь ее от тягостных мыслей.
– Ну, так… – немного смутилась девушка. – Я, вообще-то, только учусь. Снимки не получается привозить, сам знаешь, поэтому рисунки – самое то. Я много успела нарисовать, целый альбом почти…
– Ничего, – заверил ее Егор, – приедешь домой, нарисуешь по памяти еще лучше. И, если меня устроит, я тебе свой портрет закажу. В рамке и в полный рост.
– Я постараюсь, – улыбнулась она. – Пока едем, буду обдумывать композицию.
– Кстати, – вспомнил он. – Что у нас там еще на маршруте? Схожу, гляну.
Он посмотрел расписание, вернулся и доложил:
– До конечной осталась последняя остановка – станция Ржавый Лог. На рассвете приедем. Что за место – не знаю. Тебе не приходилось бывать?
– Проездом, – поморщилась собеседница. – Дыра дырой…
Егор хрюкнул, вспомнив анекдот про поручика Ржевского в Бологом.
– Ты чего? – спросила она.
– Не обращай внимания. Ну вот, после этой дыры еще часа три пути – и
приехали.– Скорее бы уже. А до этого я из поезда ни ногой.
– Я бы сам тебя не пустил…
Город остался позади, смотреть больше было не на что, и разговор постепенно сошел на нет. Кристина начала клевать носом – наверно, это была остаточная реакция на тот препарат, что ей вкололи люди Сосновского. Егору спать совсем не хотелось – мощный выброс адреналина не давал успокоиться, а в голове прокручивались события последних часов. Что это за десантники, освободившие их из плена? Явно люди другого мира. Что они делают в этом нефтяном королевстве? Резиденты какие-нибудь? Черт их знает. И почему они отпустили Егора с грузом? Блин, так можно до посинения рассуждать…
Стресс хорошо бы снять народными средствами, но ведь и коньяк отобрали, и курево. Может, у попутчиков есть? Егор стрельнул у мужика в камуфляже сигарету и зажигалку, потом перебрался в тамбур. Табак был крепкий, и в голове слегка прояснилось. Егор вспомнил, что перчатка до сих пор на руке, и снял ее, превратив обратно в браслет. Потом вернулся на место и выпил соку. Ну вот, уже лучше, хотя спать все равно не хочется. Егор даже слегка позавидовал своей спутнице, которая тихо посапывала, откинувшись на сиденье.
Как она, интересно, отреагирует, если узнает, что ее попутчик – всего лишь безбилетный контрабандист? Да уж, профессия не их тех, о которых принято рассказывать с гордостью. Он где-то слышал, что по-немецки езда без билета называется Schwarzfahren. Ну, то есть дословно «езда по-черному». Это как у нас есть черные риэлторы и черные археологи. А он, значит, черный пассажир. Врожденная особенность организма, усиленная наркотой от Волхва, позволяет ему проникать туда, куда, вообще-то, посторонним вход воспрещен. И пропускают исключительно тех, кто отвечает каким-то непонятным критериям. Вот, Кристина, например. Впрочем, такой барышне я бы разрешил что угодно. А челноки из первых вагонов? Наверно, на бескрайнем базаре, с которого они родом, все выставляется на продажу – даже билеты на этот поезд. А с другой стороны – что я знаю об этих людях с клеенчатыми баулами? Может, они-то как раз выполняют некую благородную миссию. Может, их дорога залита светом, в то время как я, аки тать в ночи, пробираюсь на черную колею…
Проехали мембрану, и теперь за окном не было ни единого огонька – даже машины не попадались. Егор сидел, бездумно глядя перед собой, застряв между сном и явью. Мысли, не успевая толком оформиться, растворялись под стук вагонных колес. Минуты превращались в часы, и вот уже небо над горизонтом стало постепенно светлеть. Ночь отступала, и пейзаж за окном обретал привычные краски. Стала видна проселочная дорога среди пологих холмов. Егор рассмотрел телегу, которую тащила мелкая лошадь. Автомобилей не наблюдалось. И правда, дыра дырой…
Распаханных полей почти не было, вместо них тянулись унылые пустыри. Потом началась заброшенная промзона, и возникло полное ощущение, что поезд крадется по разоренному кладбищу. Штабеля полусгнивших шпал чернели, как обгорелые кости, а разбитые бетонные блоки были похожи на поваленные надгробья. Еще имелись проржавевшие трубы и цистерны, перепачканные мазутом. Бульдозер, бессильно уронив нож, издох в пересохшей луже, и сквозь него прорастал бурьян.
Поезд двигался по широкой дуге, и Егор немного опешил, когда увидел, во что превратился локомотив. Теперь это был натуральнейший паровоз, а из трубы поднимались жирные клубы дыма. На бортах вагонов красовались бронелисты – вроде бы даже со следами от попаданий снарядов. Не хватало только надписи вроде: «Даешь Москву!» Ну, или не Москву, а что-нибудь с оглядкой на местную топонимику.