Столетняя война

Часть вторая: Монпелье

Глава четвёртая

– Прости меня, - сказал Томас. Он не хотел говорить это вслух. Он разговаривал с распятием, весящим над главным алтарем маленькой церкви Сен-Сардо, что нахолась у подножия замка Кастийон д'Арбизон.

Томас стоял на коленях. Он зажег шесть свечей, горевших у бокового алтаря Святой Агнессы, где юный священник с бледным лицом отсчитывал новенькие генуаны.

– За что простить тебя, Томас?
– спросил священник.

– Он знает.

– А ты нет?

– Просто отслужи по мне мессу, отец, - ответил Томас.

– По тебе? Или по людям, убитым тобой?

– По убитым мною людям, - сказал Томас.
– Я дал тебе достаточно денег?

– Ты дал мне достаточно, чтобы построить еще одну церковь, - сказал священник.
– Угрызения совести стоят дорого, Томас.

– Они были солдатами, отец, - Томас слегка улыбнулся, - и умерли по воле своего господина. Я обязан дать им спокойствие в загробной жизни, не так ли?

– Их сеньор был прелюбодеем, - сурово заявил отец Левонн. Отец Меду, его предшественник, умер годом раньше, и епископ Берата послал отца Левонна в качестве замены.

Томас подозревал, что новичок являлся шпионом, потому что епископ поддерживал графа Берата, который когда-то владел Кастийоном д'Арбизон и хотел вернуть город назад, но оказалось, епископ прислал священника, чтобы самому избавиться от зануды.

– Я раздражал совесть епископа, - пояснил Томасу Левонн.

– Раздражал?

– Я проповедовал против греха, сир, - ответил Левонн, - и епископу мои проповеди не понравились.

С того разговора отец Левонн привык называть Томаса по имени, а Томас стал обращаться к молодому и серьезному священнику за советом, и всякий раз, возвращаясь из набега на территорию противника, он приходил в церковь Сен-Сардо, исповедовался и платил, чтобы отслужили мессы за убитых им людей.

– Так если граф Вийон был прелюбодеем, - спросил теперь Томас, - то заслужил, чтобы его кастрировали и убили? Отец, тебе бы пришлось приговорить половину этого города к смерти, если так.

– Только половину?
– спросил отец Левонн, забавляясь.
– Что касается меня, - продолжил он, - то я предпочел бы, чтобы Бог назначил Вийону наказание, но, возможно, он избрал своим орудием тебя?

– Я сделал что-то не так?

– Это ты мне скажи.

– Просто отслужи мессы, отец.

– А графиня Лабруйяд, - продолжил отец Левонн, - бесстыдная прелюбодейка, здесь, в замке.

– Хочешь, чтобы я её убил?

– Её судьбу определит Бог, - мягко сказал священник, - но граф Лабруйяд, может, и не станет ждать этого и попытается вернуть ее. Город процветает, Томас. Я не хочу, чтобы Лабруйяд или кто еще вторгся в него. Отошли ее подальше.

– Лабруйяд не придет сюда, - мстительно сказал:Томас, - он просто жирный кретин и боится меня.

– Граф Берата тоже кретин, - сказал священник, - и кретин богатый и храбрый, и он ищет союзников для борьбы с тобой.

– Только потому, что проигрывал каждый раз, когда пытался, - сказал Томас. Томас захватил город и замок у графа, дважды пытавшегося вернуть имущество, и оба раза потерпевшего поражение.

Город лежал на южной окраине графства Берат и был защищен высокими каменными стенами и рекой, с трех сторон омывающей скалу, на которой он стоял.

Над городом на вершине высокой скалы возвышался замок, хоть и небольшой, но с высокими и крепкими стенами, защищенный новой массивной надвратной башней, заменившей старый вход, разнесенный из пушки.

Знамя графа Нортгемптонского - лев и звезды, реяло над надвратной башней и донжоном [52] , но все знали, что замок захватил Томас из Хуктона, Бастард.

Это была база, откуда его эллекены могли двигаться на восток и на север вражеской страны.

– Граф попытается еще раз, - предупредил Левонн Томаса, - и в следующий раз Лабруйяд может ему помочь.

52

Донжон (фр. donjon — господская башня, от ср.лат. dominionus) — главная башня в европейских феодальных замках.

В отличие от башен на стенах замка, донжон находится внутри крепостных стен (обычно в самом недоступном и защищённом месте) и обычно не связан с ними - это как бы крепость внутри крепости. Донжоны сооружались из дерева или из камня, имели по три этажа, но в большинстве случаев там находились очень тесные помещения, не предназначенные для жилья. Жилой дом воздвигался на расстоянии. Кроме того, многие из замков в сущности состояли лишь из самих «центральных» башен (без крепостных стен).

– И не только Лабруйяд, - мрачно произнес Томас.

– Ты приобрел новых врагов?
– насмешливо спросил отец Левонн.
– Я поражен.

Томас взглянул на распятие. Когда он захватил город, церковь Сен-Сардо была бедна, теперь же излучала достаток.

Статуи святых были заново окрашены и увешаны полудрагоценными камнями. Дева увенчана серебряной короной. Канделябры и сосуды на алтаре - серебряные или позолоченные, стены сияли изображениями святого Сардо, святой Агнессы, страшного суда.

За все это заплатил Томас, так же как и за украшение других двух церквей города.

– Я приобрел новых врагов, - сказал он, по-прежнему глядя на забрызганного кровью Христа на позолоченном бронзовом кресте, - но сначала, отец, скажи мне, что за святой преклоняет колена на расчищенном от снега клочке земли?

– На расчищенном от снега клочке земли?
– спросил отец Левонн, развеселившись, а потом увидел, что Томас серьезен.
– Святая Евлалия, быть может?

– Евлалия?
– переспросил Томас.

– Ее подвергли гонениям, - объяснил отец Левонн, - и мучители бросили ее обнаженной на улице, чтобы покрыть стыдом, но Господь всемогущий послал метель, чтобы спрятать ее наготу.

– Нет, - сказал Томас, - это был мужчина, и казалось, что снег расступился вокруг него.

– Тогда Святой Вацлав? Король? Нам рассказывали, что снег таял там, где он проходил.

– Это был монах, - объяснил Томас, - и на рисунке я видел, как он стоит на коленях на траве, а вокруг него снег, но не на нем.

– Где был тот рисунок?

Томас рассказал о встрече с Папой в авиньонском зале подъемной решетки и о старой росписи на стене.

– Тот человек был не один, - продолжил он, - был и другой монах, наблюдающий из дома, и Святой Петр протягивал ему меч.

– А, - произнес отец Левонн со странным сожалением в голосе, - меч Петра.

Томас нахмурился, услышав тон священника.

– Из твоих уст это прозвучало как будто меч - зло. Чем он плох?

Отец Левонн проигнорировал этот вопрос.