Столетняя война

– Ублюдков было восемь, но мы сказали, что только двое могут войти в город.

– Томас из Хуктона, - требовательно спросил всадник в доспехах, его голос звучал приглушенно из-под большого шлема.

Томас проигнорировал его.

– Сколько бочек?
– поинтересовался он у лучника, кивая в сторону повозки.

– Тридцать четыре.

– Боже мой, - сказал Томас недовольно, - только тридцать четыре? Нам нужно сто тридцать четыре!

Лучник пожал плечами.

– Похоже, что проклятые шотландцы нарушили перемирие. Королю в Англии нужна каждая стрела.

– Он потеряет Гасконь, если не пришлет стрел, - заявил Томас.

– Томас из Хуктона!
– всадник подогнал лошадь ближе к Томасу.

Томас снова его проигнорировал.

– У вас были какие-нибудь проблемы по дороге, Саймон?
– спросил он лучника.

– Никаких.

Томас прошел мимо всадника к большой повозке и забрался на нее, где использовал рукоять ножа, чтобы сбить крышку бочки. Внутри находились стрелы.

Они были сложены довольно свободно, чтобы не повредить оперение, иначе стрелы не полетели бы в нужном направлении. Томас вытащил пару и осмотрел ясеневое древко.

– Выглядят неплохо, - нехотя вымолвил он.

– Мы выпустили пару дюжин, - сказал Саймон, и они летели прямо.

– Ты Томас из Хуктона?
– рыцарь белой розы подтолкнул своего боевого коня к повозке.

– Я поговорю с тобой, когда буду готов, - ответил Томас по-французски, а потом снова перешел на английский.
– Тетивы, Саймон?

– Целый мешок.

– Хорошо, - произнес Томас, - но только тридцать четыре бочки?
– одной из его постоянных забот была поставка стрел для его устрашающих лучников.

Он мог сделать новые луки в Кастийоне д'Арбизон, потому что местные тисы были достаточно хороши для изготовления длинного лука, и Томас, как и дюжина его людей, достаточно хорошо умел делать луки, но никто не знал, как сделать английские стрелы.

Они выглядели довольно простыми: ясеневое древко, заканчивающееся стальным наконечником и оперенное гусиными перьями, но рядом с городом не было ясеней, постриженных в виде поллардов, а кузнецы не умели делать наконечник-шило, который способен пробить доспехи, и никто не знал, как сварить клей для оперения.

Хороший лучник мог выпускать пятнадцать стрел в минуту, и во время любой небольшой стычки люди Томаса могли выпустить десять тысяч за десять минут, и хотя некоторые стрелы можно было использовать повторно, многие ломались во время сражения, так что Томас был вынужден покупать им замену из тех сотен тысяч стрел, что отправлялись из Саутгемптона в Бордо, а затем распределялись по английским гарнизонам, которые охраняли земли короля Эдуарда в Гаскони.

Томас положил крышку бочки обратно.

– Этого хватит на пару месяцев, - сказал он, но видит Бог, нам нужно больше, - он посмотрел на всадника.
– Кто ты такой?

– Меня зовут Роланд де Веррек, - ответил тот. Он говорил по-французски с гасконским акцентом.

– Я слышал о тебе, - сказал Томас, что было неудивительно, потому что о Роланде де Верреке говорили по всей Европе.

Не было лучшего бойца в турнирах. И, конечно, существовала легенда о его девственности, вызванной явлением Девы Марии.

– Хочешь присоединиться к эллекенам?
– спросил Томас.

– Граф Лабруйяд поручил мне миссию..., - начал Роланд.

– Этот жирный ублюдок наверняка тебя обманывает, - прервал его Томас, - и если ты хочешь поговорить со мной, Веррек, сними этот проклятый горшок со своей головы.

– Милорд граф приказал мне..., - начал Роланд.

– Я велел тебе снять проклятый горшок с головы, - снова прервал его Томас. Он забрался на повозку, чтобы проверить стрелы, но также и потому, что оттуда мог смотреть на всадника сверху вниз.

Всегда не очень приятно иметь дело со всадником, стоя на земле, но теперь в неприятном положении находился Роланд. Несколько людей Томаса, у которых присутствие незнакомца вызвало любопытство, вышли из открытых ворот замка. Среди них была Женевьева, держащая за руку Хью.

– Ты увидишь мое лицо, - произнес Роланд, - когда примешь мой вызов.

– Сэм!
– прокричал Томас в сторону крепостного вала.
– Видишь этого идиота?
– он указал на Роланда.
– Будь готов выпустить стрелу ему в башку.

Сэм ухмыльнулся, положил стрелу на тетиву и наполовину натянул ее. Роланд, не понимая сказанного, взглянул вверх, в ту сторону, куда крикнул Томас. Ему пришлось поднять голову, чтобы рассмотреть угрозу через прорези для глаз в своем шлеме.

– Это стрела из английского ясеня, - сказал Томас, - чей конец сделан из дуба, а стальной наконечник остер как игра. Она вонзится через твой шлем, проделает аккуратную дыру в черепе и остановится в той пустоте, где у тебя должны быть мозги. Так что либо ты станешь целью, по которой может попрактиковаться Сэм, либо снимешь этот проклятый шлем.

Шлем был снят. Первое впечатление Томаса - ангельское лицо, спокойное и голубоглазое, обрамленное белокурыми волосами, смятыми подкладкой шлема, так что эта копна волос была как шапка плотно прижата к черепу, а по бокам локоны топорщились непокорными кудрями.

Это выглядело так странно, что Томас не мог не засмеяться. Его люди тоже смеялись.

– Он выглядит, как фокусник, которого я видел на ярмарке в Таучестере, - сказал один из них.

Роланд, не понимая, над чем смеются люди, нахмурился.

– Почему они насмехаются надо мной?
– спросил он негодующе.

– Они думают, что ты фокусник, - ответил Томас.

– Ты знаешь, кто я, - сказал Роланд высокомерно, - и я пришел, чтобы бросить тебе вызов.

Томас покачал головой.

– Мы не устраиваем здесь турниров, - объяснил он.
– Когда мы деремся, то деремся по-настоящему.

– Поверь мне, - сказал Роланд, - я тоже.
– Он подвел коня ближе к повозке, возможно, надеясь, что сможет запугать Томаса.
– Милорд Лабруйяд требует, чтобы я вернул его жену.

– Писание учит нас, что собака возвращается к своей блевотине, - заявил Томас, - так что сучка твоего хозяина вольна вернуться к нему, когда захочет. Ей не нужна твоя помощь.

– Она женщина, - резко бросил Роланд, - и не свободна поступать вопреки воле своего хозяина.

Томас кивнул в сторону замка.

– Кто владеет им? Я или твой хозяин?

– Ты, на данный момент.

– Тогда на данный момент, Роланд, каково бы ни было твое родовое имя, графиня Лабруйяд вольна делать то, что пожелает, потому что она в моем замке, а не в твоем.