Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)

Когда меня привезли в комнату, Элеонора была уже там. Она воспользовалась своей известностью, чтобы ей разрешили войти. Она увидела своего внука и с самого первого момента ощутила большое сходство с его отцом. Он взяла младенца на руки, пока медсестра помогала мне вымыться, сменить одежду и привести в порядок волосы. Бедная женщина беззвучно плакала с невероятной смесью счастья и печали, мягко покачивая моего сына. Я поняла, что как бабушка она переполнена счастьем, но как мать – возможно, вспоминая момент рождения Терри, - он снова переживала боль, от которой страдала, когда Ричард Грандчестер забрал у нее сына.

В этот миг я представила, как это: быть разлученной с таким кусочком небес, каким стал для меня мой сын. Я никогда не могла постичь, через что прошла Элеонора, до этого самого момента, и закравшаяся мысль напомнила мне о моей собственной матери, которая наверняка очень страдала, когда была вынуждена оставить меня по какой-то причине. Все же в этот момент я попросила Господа позаботиться об этой женщине, с которой я никогда не встречалась, и еще возблагодарила Его, потому что Он отплатил мне за страдания сироты, дав мне собственную семью.

Когда я была готова, Элеонора отдала мне ребенка и сказала, что мне нужно сейчас же его покормить. Я знала, что нужно делать, но единственная мысль заставила меня вздрогнуть от удовольствия. Во время беременности я много раз представляла себя кормящей своего ребенка, и, наконец, момент настал.

Дрожащими руками я обнажила грудь, и мой сын легко нашел дорогу к пище. Мне никогда не забыть этого чувства, когда он начал сосать с поразительной уверенностью, словно что-то говорило его, что он полностью может мне доверять.

– Спасибо, - сказала мне Элеонора, пока младенец продолжал свою задачу, полностью забыв обо всем остальном.

– За что? – спросила я, немного смущенная.

– За многое, дитя мое, - сказала она с прекрасной улыбкой, такой же, какая, я была уверена, будет у моего малыша, как только он научится улыбаться, - но особенно за то, что ты по-настоящему любишь моего сына и даришь ему это маленькое чудо.

– Все, что я дала Терри, он отплатил мне и даже больше, чем я ожидала, - отвечала я, беря руку Элеоноры в свою, держа сына другой рукой.

Затем мы хранили молчание, созерцая ребенка с одинаковым обожанием; мы обе были поглощены милым чмоканьем, исходившим от него, пока он ел. В этот момент мы чувствовали, что в этот день родилась новая особенная нить между нами, двоими женщинами. Мы стали двумя звеньями одной цепи человеческого рода, что всегда тесно связана.

– Кстати, - ахнула она некоторое время спустя, - думаю, я должна идти посмотреть, приехал ли отец этого ангелочка! Он заслуживает встречи со своим ребенком! – призналась Элеонора, позволяя мне побыть наедине с сыном.

Я в спешке распахнул дверь, не принимая во внимание то, что потрясение может быть слишком сильным, чтобы справиться с ним сразу. Как логическое последствие, переполняющее чувство нахлынуло на меня со всей силой, оставляя меня остолбеневшим и онемевшим, когда я увидел эту улыбающуюся молодую женщину с младенцем, мирно спящим на ее груди. Проживи я сотню лет, не думаю, что смог бы испытать более напряженный момент, чем этот, когда я увидел мою Кенди, держащую на руках нашего первенца и смотрящую на меня с той особенной улыбкой, смесью счастья, гордости и чем-то вроде соучастия, будто хотела сказать мне своим молчаливым способом, что маленькое чудо в ее руках было как частью меня, так и ее.

Я закрыл за собой дверь, и некоторое время стоял онемевший, впервые лицезрея прелесть моей семьи. Она была, бесспорно, ослепительнейшей женщиной, которую я когда-либо видел, и крошечная жизнь, лежащая на ее груди, была даром Божьим, в который я едва мог поверить. Мой ангел, держащий другого ангела, вот и все, что я мог произнести в этот момент, и эта картина всегда будет жить в моей памяти.

Я приблизился к кровати, чувствуя, как кружится голова от стольких эмоций, испытываемых мной, но она протянула ко мне руку, и я на ощупь сел около нее. Мои губы сразу же отыскали ее лоб, и я безмолвствовал вблизи нее, тихо плача, не ведая стыда. Здесь, поскольку я обнимал свою жену и своего сына, а сердце распирало от радости, я не мог не подумать о печальных днях своего детства, когда слово ‘семья’ было чем-то вроде счастья, в которое я не верил.

– Все, что я мог бы сейчас сказать, не выразило бы того, что я чувствую, Кенди, - сказал я ей, наконец, с трудом. – Ничто не может выразить мою благодарность тебе, любимая.

– Тебе не нужно ничего говорить, ведь мы оба чувствуем одинаково. Слова не нужны, - отвечала она, отзываясь на мои поцелуи. Ее вкус никогда не был так нежен, как в этот момент. Все-таки в эти годы я был все еще в неведении о многих привкусах, которые мне еще предстояло опробовать у ее рта.

Когда мы прервали поцелуй, младенец начал шевелиться на груди Кенди и вдруг открыл глаза, глядя прямо на меня. Я был так поражен этим первым взглядом, что у Кенди вырвался смешок.

– Познакомься со своим сыном. У него твои глаза, правда? – гордо прокомментировала она.

– Ты так думаешь? – поинтересовался я, еще заторможенный.

– Давай, попробуй взять его на руки, - сказала она, и перед таким предложением я, должно быть, побледнел, потому что ее рассмешило мое выражение.

– Взять на руки? – переспросил я, напуганный этой мыслью. – Я не думаю, что у меня получится!

– Это не такое уж большое дело. Ну же, я покажу, как это делается, - подталкивала она меня и дала несколько рекомендаций, как правильно брать ребенка.

Когда я первый раз взял на руки это крошечное тельце и ощутил, как он шевельнул ручками и ножками, глядя на меня с любопытством, я подумал, что растаю. Ребенок был у меня на руках, его мягкое тепло проникало в мои поры, и ощущения напоминали те, что я испытывал, обнимая его мать, хотя и другие. Крошка был здесь, освоившийся в моих тисках, уверенный и не ведающий зла, пока я чувствовал груз отцовства, впервые с этого времени легший на мои плечи, эту смесь гордости и опасения, никогда не покидавших моей души, даже когда все наши дети покинули дом.

В этот миг от волшебного эффекта от контакта со своим сыном, я постиг, что, заслуженно или нет, я был благословлен семьей, и наряду с блаженством мне придется нести и огромную ответственность.

В прошлом я часто осуждал Ричарда Грандчестера за то, что он был плохим отцом, но в то время, как Кенди и я смотрели на нашего сына, я не был уверен, что смогу быть лучше. Все еще погруженный в созерцание этого личика, я ощутил на своей руке руку жены.

– Теперь ты должен простить себя и забыть, - сказала она, погружая свои глаза в мои проницательным взглядом.