Столпник и летучие мыши

*братние рамена — братские плечи

*затулье — защита

***

В накуренном коробке кабинета места для зашмыганного стола и двух расшатанных стульев хватало тютелька в тютельку. На одном из них спиной к зарешеченному оконцу сидело правоохранительное лицо в чине капитана и заслоняло широченной спиной белый свет. На второй умостился конвоируемый. Прапорщику, сопровождающему задержанного, сидячее место не было предусмотрено, и он стоял, подперев облупленную стену, точно бревно аварийную кладку сарая. «Бревно» конвульсивно, до слёз зевнуло, хрустнуло челюстями, поднесло руку к затуманенным глазам, вгляделось в циферблат. Все нормальные люди отобедали уж давно. А тут… Э-эх-х… Говорила мама: «Учись, сынок…»

Капитан, размякший от предвкушения отдыха, сидел в расстёгнутом кителе, устало развалясь на стуле.

— Фамилия, имя, отчество, дата рождения, место проживания. — отчекрыжил он на автомате, насупился и зашуршал полицейскими «трактатами», пробегая глазами рукописный текст.

Вдруг его взгляд остановился, как вкопанный. Голубые глаза выкатились и застыли двумя леденцами, светлые ресницы затрепыхались ночными мотыльками. Рука невольно потянулась к фуражке, что лежала кверху дном, испаряя праведный пот.

— Та-а-ак… — тихо вымолвил офицер и напрягся, точно ягуар перед прыжком. Он тщательно умостил на русой голове фуражку, выровнял козырёк, застегнул китель с медалью «За смелость во имя спасения», прищурился и навис глыбой над столом.

— Что же вы, гражданин… Как вас по имени отчеству?.. не подчиняетесь правоохранительным органам? На то она и полиция, чтобы следить за порядком, за исполнением законов и указов во всех сферах гражданской жизнедеятельности, привлекать нарушителей, оберегать мирных горожан от… от… и не только! — тут медвежья лапа служителя закона указала почему-то на потолок.

Семён упёрся больными глазами в стол и сделал вид, что ничего не услышал. Он действительно не слышал, что ему говорил монотонным баском большой человек в форме. Содержание сказанного до него не доходило. Знакомы были лишь отдельные слова, чуждая речь звучала, как рокот прибоя, убаюкивающе.

Капитан не мог навскидку определить, что за субъект сидит перед ним. Есть в нём что-то нетипичное. Патлы, как у нарика, а камелоты — труперские. Загар такой, точно в солярии ежедневно валяется от нехрен делать. Неужели «золотая молодёжь»? На депутатского сынка не похож, руки грубые, мужичьи. Любопытно… Что ли, селебрити какой заблудился? Сомнительно… Куртка, штаны, ботинки — новые, кожаные, только здорово вымазаны чем-то. Грязь? Кровь?.. Ещё интереснее содержимое рюкзака, можно подумать, что он любитель этноса. Ха! Разве сейчас такие бывают?

— В то время, как вся наша страна, весь мир борется всеми мыслимыми и немыслимыми способами с пандемией, вы почему-то решили нарушить предписанные нормы. Почему, на каком основании? С какой целью вы покинули место вашего пребывания? Где проживаете?

Столпник молчал, крепко-накрепко уяснив наказ подруги.

— Вместо того, чтобы подчиниться требованиям оперативной бригады, вы вступили в противоречие… Э-э-э… назовём вещи своими именами. Вы вступили в неравный бой с группой захвата, пытались вывести из строя экипированных вооружённых бойцов. Зачем? Неужели бессмысленность такого поступка не была вам очевидна?

Капитан задавал вопросы, на которые сам бы с удовольствием ответил и получил за разоблачение опасного преступника награду. На мгновение он погрузился в мечтания о том, как сменит четыре маленькие звёздочки на одну большую — майорскую — за раскрытие заговора против… против… м-м-м…

— С какой целью проникли в отделение полиции? Встреча с резидентом? Получение информации? Передача паролей? Внедрение в протестные ряды? Попахивает двойной агентурой. На кого работаете?

Семён покосился на конвоира, зевавшего с таким треском, что, казалось, его череп вот-вот расколется. Командир перехватил взгляд, глазами указал прапору на дверь. Тот бесшумно вывалился наружу. Капитан прикинул, что один на один разговор пойдёт живее.

— Куда вы направлялись в компании некой девицы подозрительного вида, кстати, тоже, — он приподнял листок, скользнул взглядом по строчкам. Глаза его снова выкатились и замигали, — уника-альный экземпляр…

Парень молчал. Он уже приготовился к тому, что будут бить, и бить больно — дубинками по опухшим и рассечённым местам. Он накапливал ярость и мужество, думая о Фру, и это укрепляло его силу и волю. Поэтому он удивился и даже смутился, когда его визави обратился к нему мягко и почти сердечно.

— Слушай, мил человек, давай оформим этот грёбаный протокол, и ты отпустишь меня. В восемь ноль-ноль моя смена закончилась. А ща уже два часа пополудни. Запарка у нас нынче, начсостава не хватает, автозаков не хватает, бумага — и та на исходе. Мы тут больше суток не емши, не пимши. Кстати, хочешь пить? Чего молчишь, немой ты, что ли?.. Ладно, давай так. Ты отпустишь меня, а я отпущу тебя. Слово даю! Офице-ерское…

Капитан полез в стол, достал Пепси-колу, открыл, белая пена поползла шипящей змеёй по тёмной бутылке. Поднялся над столпником горой, расстегнул «браслеты», протянул напиток.

— Пей.

Пленный опрокинул бутылку в глотку. Пил, как ушат в себя лил, и в три секунды сладкая пузырящаяся субстанция раздула слипшийся желудок, схлопнулась и исчезла в крови, оставшись незамеченной для организма. Затем он с удовольствием посмотрел на здоровяка и представил, как с этаким богатырём купно* было бы вельми лепо* биться с вражиной. Вдвоём гада вдвое быстрее порубали бы. Пустая пластмасска звонко щёлкнула в пальцах:

— Ещё!

Потенциальный майор заметно оживился, усталость как рукой сняло. Он нажал на скрытую кнопку, кинул на стол смятую купюру. В дверях показалось «бревно».

— Пепси-колы двухлитровую. Живо! И это… хот-дог. Два.

— Есть. — прапорщик козырнул и сгрёб бумажку.

— Ну, рассказывай! — богатырь смахнул фуражку, перебросил через стол одним пальцем ветхозаветный стул, оседлал его и умостил на спинке поверх богатырских рук дружественное лицо — прямо напротив Сёмкиных глаз. Подозреваемый, потерев запястья, почесав в затылке и ощупав раны, изложил суть дела:

— Попечение* моё такое. Надобно мне Русь-матушку от гадючьей пагубы ослобонить. А посему иду на брань* честную, дабы гада избыть*, голову его поганую срубить.

— На Кремль, что ли, собрался?

— Нет, брат. Зараза сия завелась окрест села Разумихина, что под Владимиром. Идём со мной на брань. Муж ты зельный,* буди* мне подмогою.

Капитан спал с лица, пригорюнился, по-стариковски кулаком подпёр щёку. Вот невезуха. В который раз уж майорская звёздочка пролетает в недосягаемости и машет на прощанье крылом… Ну, да и чёрт с ней. Если бы и впрямь за заслуги, а то за какие-то говённые протоколы, за годы пресмыкания перед начальством, за мышиную возню. Тьфу, гадость. Что-то кольнуло под наградой, неужто сердце? Рановато. Невольно прикрыл медаль рукой, точно хотел спасти от бесчестия. Спросил участливо, как у больного, но без особого интереса: