Страдание и его роль в культуре
Шрифт:
Батай пишет, что в жизни де Рэ не было ситуаций, в которых не проявлялось бы его крайнее равнодушие, некая рассеянность, сменявшаяся жестокостью. Чуждый осторожности, он словно был ввергнут во власть своих влечений, не подчиненных рефлексии. Его инфантильность, дополненная богатством и властью, раскрывала перед ним трагические возможности. Эта инфантильность чудовищна. Перед нами ребенок, который обладает возможностями взрослого человека, и возможности эти, скорее, не инфантильные, а архаические — и этот момент в рассуждениях Батая надо особо выделить. Такой человек похож на каннибала, а еще точнее, на одного из своих германских предков, не скованных условиями цивилизации, пишет Батай, приводя также многие примеры разнузданной жестокости феодалов. В жизни де Рэ архаика сыграла большую роль, поскольку он был наивен и столь же чужд разуму и расчетливости, сколь и мошенническим помыслам. Маршал полностью усвоил дикость и разнузданность своего
Я не случайно привожу столь подробно мнение Батая о причинах садизма и жестокости де Рэ. Дело в том, что и в наше время можно встретить преступников и преступления, сходные с этим маршалом и его деяниями, для этого достаточно вспомнить хотя бы Чикатило. Поэтому исследование личности и причин поведения де Рэ является для нас довольно актуальным. Если поставить перед собой задачу объяснения его поступков, можно попытаться ее решить, хотя за давностью лет и недостаточностью информации сделать это будет весьма непросто.
Несомненно, что де Рэ полностью вобрал всю дикость и жестокость своей эпохи, однако и в то время убийства детей и сексуальное насилие над ними отнюдь не поощрялись, тем более что жертвы были не из вражеского, а из собственного народа. Батай убедительно доказывает, что маршал был глуп, из чего можно сделать вывод, что он совершенно некритически относился к жизни и воспринимал только то, что соответствовало его интересам и влечениям. Между тем, анализируя даже тот неполный материал, который имеется в нашем распоряжении, можно сделать и другие важные выводы.
1. Де Рэ скорее всего страдал психическим расстройством, вследствие чего возникшее у него влечение не опосредовалось разумом, а немедленно или почти немедленно реализовывалось в поступки. Это расстройство объясняет также его безрассудное расточительство и почти детскую доверчивость, непринятие мер к сокрытию своих преступлений и попытки вступить в сношения с потусторонними силами, особенно с дьяволом, что в глазах церкви было тягчайшим преступлением.
2. У де Рэ были какие-то сексуальные нарушения. Возможно, он потерпел неудачи в попытках наладить половые контакты со взрослыми женщинами, а поэтому насиловал детей и подростков обоего пола, причем предпочитал анальный секс даже с девочками. Последнее обстоятельство немаловажно, его можно истолковать как символический уход от женщины. Также он был активным гомосексуалистом и наверняка знал, что такой секс французский закон тех лет карал повешением.
3. Де Рэ был садистом и некрофилом: он наслаждался мучениями умерщвляемых детей и подростков, видом крови, применял разнообразные способы лишения жизни, намеренно изобретал их; он целовал отрубленные головы и осуществлял сексуальные акты с мертвыми. Де Рэ делал это, как следует из его объяснений, приведенных в протоколах процесса, для сексуального удовлетворения.
4. Нет никаких оснований считать, что де Рэ является олицетворением первобытного мира в том смысле, что в совершенных им преступлениях можно обнаружить регрессию, возвращение к первобытным формам поведения. Такая регрессия в принципе возможна, ее можно наблюдать в поведении душевнобольных, при инцесте и педофилии. В Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского зафиксированы случаи, описанные в кандидатской диссертации Ю. К. Чибисова, когда поступившие туда на обследование обвиняемые проявляли даже не первобытное, а дочеловеческое поведение: бегали на четвереньках, ходили сгорбившись, низко опустив руки, напоминая человекообразную обезьяну; лежали на полу, свернувшись калачиком; часто производили звуки, напоминающие то лай собак, то хрюканье свиней, то крик гусей и петухов; пищу из тарелки лакали; при неприятных раздражителях скалили зубы, издавали звуки, напоминающие рычание, принимали позу животного, готовящегося к нападению; не пользовались бельем. После лечения в психиатрической больнице они вновь обретали человеческий вид. Механизм такой регрессии неизвестен, можно лишь предположить сохранение в психике передаваемой по наследству информации о дочеловеческой стадии развития, которая при некоторых условиях актуализуется, определяя соответствующее поведение. Но для того чтобы его воспроизвести сейчас, оно должно было иметь место в праистории.
Несмотря на все дикости (на наш современный взгляд), которые существовали на первых этапах развития человечества, тогда не убивали детей и подростков собственного рода или племени ради своего удовлетворения, как это было у де Рэ. Такой информацией наука не располагает. Описанные выше формы поведения Ю. К. Чибисов назвал синдромом одичания. Такой синдром наблюдали также А. И. Молочек и О. Е. Фрейеров. Н. И. Фелинская называла его регрессом психики.
Таким образом, вполне возможно, что некоторые дикие убийства, совершенные
с особой жестокостью, имеют архаическое происхождение, однако это не более чем гипотеза. Но если подобное предполагать, нужно выявлять, изучать и устранять условия, которые способны актуализировать данные установки. Причины жестоких преступлений, приносящих страдания, следует искать в первую очередь в личности преступника и его жизни, каждый раз задумываясь над тем, ради чего данный человек совершает данные действия, что он от этого психологически выигрывает. Такой выигрыш всегда должен иметь место, пусть даже сам человек и не осознает этого.В жестокости, порождающей страдания, можно различать два аспекта, связанные с ее природой и происхождением. Во-первых, это наличие садизма и некрофилии, которое как бы программируют человека на жестокость. Но такое программирование весьма условно, поскольку может стать реальностью, а может и не стать. Во-вторых, это совокупность обстоятельств, толкающих человека на жестокие поступки, например из мести или зависти. Подобные обстоятельства могут стимулировать как садистов и некрофилов, так и многих других людей. В числе последних могут быть самые мирные люди, например мстящие за поругание своей Родины. Особо можно выделить людей, живущих в состоянии хронической ненависти, когда колоссальная концентрация гнева постоянно направлена на то, чтобы разрушать и приносить страдания. Такими состояниями отличались Сталин и Гитлер, а также многие неоднократные убийцы, которые убивают из похоти, корысти, ради укрепления своего авторитета и даже «просто так». Хронической ненавистью, как я говорил выше, могут отличаться семейные тираны и тиранствующие бюрократы, хотя ущерб, наносимый ими людям, может и не быть уголовно наказуемым.
Постоянный поиск того, ради чего человек заставляет страдать других, определяет основные направления в исследовании индивидуальных причин жестокости. Можно предположить наличие здесь нескольких «выигрышей».
1. Субъект, заставляя страдать других, тем самым снижает присущий ему спонтанный смутный страх перед чем-то, что ему непонятно. Унижая, втаптывая в грязь, даже убивая, он возвышает себя, вырастает в собственных глазах: раз он может сделать так, значит, у него сеть сила и большие возможности. Жестокость становится для него способом самореализации, подтверждения своего социального и биологического статусов.
Движение к власти с целью преодолеть страх перед жизнью, в сущности, безгранично. В истории многократно бывало так, что правитель (монарх, пожизненный президент и др.), достигший всемогущества и поверивший в свою избранность и непогрешимость, обрекает себя на отчуждение, поскольку все время уходит от людей. Но далеко не каждый, имеющий власть, совращается ею. Все дело в интенсивности наклонности к жестокости, в желании решать важные жизненные проблемы с ее помощью.
2. Унижать и даже уничтожать другого (других) субъект может из-за страха потерять свой статус («потерять лицо»), лишиться привилегий и возможностей, с ним связанных, самому попасть в число отверженных и униженных, наконец, из-за страха смерти (например, в концлагере). Иными словами, и здесь действует высокая тревожность.
3. Особой спецификой отличаются проявления жестокости и садизма в сексуальных отношениях. В соответствующих ситуациях мужчина (намного реже — женщина) проявляет жестокость и причиняет мучения женщине для того, чтобы доказать свое превосходство над ней, полностью унизить ее, подчинить себе. Чаще всего так поступают мужчины, которые потерпели психотравмирующие неудачи в интимной жизни, поэтому им надо быть «выше» женщины, иначе у них может ничего не получиться. Дон-Жуану незачем было сечь и мучить женщин — у него и так все получалось, женщины сами счастливы были покориться ему.
Садизм и убийство с особой жестокостью женщин могут иметь место и как месть за свои сексуальные провалы, которые произошли, как считает мучитель, по их, женщин, «вине». Здесь конкретная женщина выступает в качестве символа, олицетворения всех женщин — коварных, злых, бесчестных, стремящихся унизить мужчину. Он же не может принять себя в таком качестве, а поэтому должен уничтожить этот символ.
Активность тревожных и жестоких личностей направлена главным образом на защиту своего социального и биологического бытия, которое понимается, точнее, ощущается ими только нуждающимися в защите. Они чувствуют себя уверенно только тогда, когда господствуют над кем-то. Такой тип личности может проявляться максимально широко: от государственных до семейных тиранов, от кровавых завоевателей до членов банды, измывающихся над беззащитными жертвами. Проведенное в 1980–1990-х гг. с моим участием исследование личности насильственных преступников показало, что тревожность высокого уровня является наиболее характерной их чертой. В 2008–2009 гг. Е. Н. Юрасовой было обследовано несколько сот студентов московских вузов. Оказалось, что ксенофобские установки характерны для тех из них, кто, как показало психологическое тестирование, отличается повышенным уровнем тревожности.