Страдание и его роль в культуре

Согласно другому переводу в буддизме выделяются следующие «Четыре Благородные Истины».

1. Существование есть страдание.

2. Страдание имеет причину.

3. Если страдание имеет причину, то оно может быть прекращено.

4. Есть Путь, ведущий к прекращению страдания^[65].

Существование души объясняется с помощью понятий «карма», «дхарма», «перевоплощение». Окружающий мир (и сам человек) рассматривается как иллюзия. Мир кажется человеку реальным, так как он воспринимается им сквозь призму личных ощущений. Эти ощущения есть следствие волнения дхарм, частиц мироздания. Слово «дхарма», или «дхамма» (санскр. dharma, dhamma — страдание, волнение, долг), многозначно. Оно используется для обозначения: 1) учения в целом, 2) буддистского закона, 3) первочастиц мироздания. Существуют дхармы чистого сознания, дхармы чувственные (рупа — связанные со зрительными, слуховыми и другими ощущениями и восприятием), дхармы психики (рождают эмоции) и др. В различных учениях буддизма выделяют от 75 до 100 видов дхарм.

Все существующее в мире состоит из живых, движущихся дхарм. Жизнь, сансара — это вечное волнение дхарм. Понимание этого должно вызывать у человека стремление успокоить волнение дхарм, добиться покоя — нирваны.

Главный тезис буддизма о жизни как страдании, связанном с узловым моментом биографии Гаутамы — его уходом от мирской суеты под влиянием зрелища телесных страданий людей, относится не столько к душе, сколько к плоти. Тем не менее в дальнейшем формировании учения Будды все большую роль начинает играть проблема спасения духовной сущности человека. Оно находит выражение в учении о нирване.

Содержание этого учения, считает И. А. Крывелев, остается загадочным. Слово «нирвана» на санскрите означает «угасание», в буддийских текстах о смерти Будды говорится как о нирване. Следовательно, под нирваной надо понимать уход из жизни. Но какая религия может базироваться на абсолютизации небытия? Крывелев полагает, что культ смерти может охватывать лишь незначительные социальные группировки, причем в периоды острой безысходности под воздействием сильных природных или социальных катастроф. Поэтому нирвану следует понимать в прямо противоположном смысле, а именно как наполненное блаженством бытие^[66]. Это тоже уход от страданий, причем любых, здесь буддизм не делает исключения. Другой путь избавления от них — бхавана, углубление в самого себя, свой внутренний мир в целях сосредоточенного размышления об истинах веры. Углубляться в себя могли не все, но лишь истинные аристократы духа, монахи, достигшие способности внутреннего отвлечения от мира.

Буддизм отказался от кровавых жертвоприношений, являвшихся одной из основ брахманистского, иудаистского и многих других религиозных культов. Будде приписываются слова о том, что он не одобряет жертвоприношений, поскольку не верит в счастье, добытое ценой страдания других. Буддизм исключительно веротерпим. X. Л. Борхес отмечал, что праведный буддист может быть лютеранином, методистом, пресвитерианцем, кальвинистом, синтоистом, даосом, католиком, последователем ислама или иудейской религии без всяких ограничений. Напротив, ни христианину, ни иудею не дозволяется быть буддистом. Терпимость буддизма — это не его слабость, а сама его сущность. Важны спасение и четыре благородные истины: страдание, истоки страдания, излечение и путь к излечению. В конце достигается нирвана. Порядок истин не имеет значения^[67].

В той же Бенаресской проповеди, в которой Будда приобрел своих учеников, он, обращаясь к монахам, коротко и определенно высказал основную мысль своего учения: «Отверзите ваши уши, монахи; избавление от смерти найдено! Я поучаю вас, я проповедую учение. Если вы будете поступать сообразно с моим поучением, то еще в этой жизни сами познаете мудрость и узрите ее лицом к лицу… Существуют две крайности, о монахи, от которых человек, ведущий духовную жизнь, должен оставаться вдали. Какие же это две крайности? Одна — жизнь наслаждений, преданная похотям и удовольствиям; это жизнь низменная, неблагородная, противная духу, недостойная, ничтожная. Другая крайность — жизнь добровольных страданий; это жизнь мрачная, недостойная, ничтожная. Совершенный стоит далеко от обеих этих крайностей; он познал путь, который лежит посредине, путь, который открывает глаза, открывает и ум, который ведет к покою, к познанию, к просвещению, к нирване! Это есть святой восьмичленный путь, который называется так: праведная вера, праведное решение, праведное слово, праведное деяние, праведная жизнь, праведное стремление, праведное воспоминание, праведное самоуглубление. Вот это, монахи, есть тот срединный путь, который познал совершенный и который ведет к покою, к познанию, к нирване. Святая истина о страдании такова: рождение есть страдание, старость есть страдание, болезнь есть страдание; соединение с немилым есть страдание, разлука с милым есть страдание; недостижение желаемого есть страдание; короче говоря, пятикратная привязанность (к земному) есть страдание.

Святая истина об источнике страдания такова: это есть жажда (стремление к бытию), которая ведет от возрождения к возрождению, вместе с наслаждением и страстью, которая то тут, то там находит свое наслаждение; жажда наслаждений, жажда бытия, жажда могущества. Святая истина о прекращении страданий такова: устранение этой жажды через полное уничтожение желания, чтобы оно совсем ушло, через отчуждение от него, через освобождение от него, через лишение его всякой опоры. Вот святая истина о пути к прекращению страдания, о монахи: это святой, восемь раз святой путь, он называется так: праведная вера, праведное решение, праведное слово, праведное дело, праведная жизнь, праведное стремление, праведное воспоминание, праведное самоуглубление. С тех пор, как я, монахи, обладаю этим познанием четырех святых истин в их полной ясности, с тех пор я знаю, что в этом мире, а также и в мире богов, в мире Мары и Брамы, среди всех существ, аскетов и брахманов, богов и людей я достиг высшего достоинства Будды. И я познал это и созерцал это: искупление уже не может быть потеряно; это мое последнее рождение; впереди для меня нет уже новых рождений»^[68].

Вокруг этих четырех святых истин концентрируется учение Будды. Он даже с особенным ударением говорит в одной притче, что он ничему другому не желает учить: насколько меньше число листьев, которые Возвышенный захватил в горсть, сидя в Синапском лесу, числа остальных листьев, которые были в лесу, настолько и то, что он сам познал и не возвестил, гораздо больше того, что он возвестил. Так как все это не приносит никакой пользы, не способствует святой жизни, не приводит к отвращению от земного, к миру, просвещению, нирване, то Возвышенный и не возвестил этого, но учил только истине о страдании; Он стремился принести только то, что нужно, — избавление от этих страданий: «Подобно тому, как великое море проникнуто одним вкусом — вкусом соли, точно так же и это учение и эти правила проникнуты одним только духом — духом искупления».

Согласно космологии буддистов она не имеет непосредственной связи с учением, но столь отлична от западного представления о мире, что нам необходимо вкратце сказать о ней, поскольку она связана со страданиями. На Земле, представляющей собой цилиндрический диск, возвышается как срединный пункт из глубины моря гора Меру, в 300 тыс. миль в высоту и глубину, окруженная семью концентрическими кольцеобразными морями и столькими же кругами гор, разделяющими моря (колоссальными «золотыми горами»). Снаружи находится то море, которое доступно взорам людей; на нем лежат четыре мировых острова. Срединный пункт «треугольного острова», к которому принадлежит Индия, — дерево Будды. В недрах Земли, которая держится на пустом пространстве, находится восемь адских пещер (Naraka), обитатели которых, живущие по меньшей мере 1,6 млн лет, беспрестанно и страшно мучаются, терзаются, раздробляются, кипятятся, поджариваются и все-таки трепещут от страха смерти. Над Землей возвышаются шесть небес, принадлежащие богам (Devaloka), выше них — 20 небес Брамы; чем выше небесная сфера, тем легче и духовнее в ней жизнь, тем меньше там находится материи, представлений и способностей человеческой жизни. В последних четырех уровнях бытия (Brahmaloka) нет больше никаких образов (тел) и возрождений; здесь блаженные уже находятся в нирване. Такая система небес, Земли и преисподних образует в совокупности Вселенную (Cakravala), и таких вселенных в неизмеримом пространстве существует бесконечно много^[69].

Пессимизм первой истины — все есть страдание — коренится в признании непостоянства и преходимости всех вещей. Все вокруг — это только образы, которые постоянно созидаются, чтобы затем опять уничтожаться, это безотрадное «????? ???» («все течет») всех существований — вот источник буддийского страдания. Поэтому пессимизм этот универсален и радикален. Он скорбит не о злополучии в сфере существования, но о самом существовании как о злополучии; не только болезнь, старость и смерть, но и самое рождение и подчинение закону рождения есть страдания. Так как существование всегда есть нечто преходящее, лишенное субстанции, само себя пожирающее, то в буддизме оно обозначалось в образе пламени. «Все, — говорит Будда в «Проповеди огня», — пребывает в пламени. Глаза и все чувства находятся в пламени, зажженном огнем любви, огнем ненависти, огнем соблазна; он зажигается рождением, старостью и смертью, скорбью и воплями печали, заботой, страданием и отчаянием. Весь мир стоит в пламени; весь мир окутан дымом, весь мир пожрется огнем; весь мир содрогается». Из такого мирового пламени можно вынести только скорбь. «Как вы думаете, ученики, чего больше: воды, находящейся в четырех великих морях, или слез, которые пролиты и вами забыты, когда вы на этом широком пути блуждаете, странствуете и скорбите и плачете о том, что вам досталось в удел то, что вы ненавидите, и не досталось того, что вы любите?»

Вторая истина — о происхождении страдания — подводит нас к характерной буддийской сфере. Страдание возникает в человеке, потому что люди привязаны к бытию. Человеку присуща жажда (санскр. tanha) не только жизненных наслаждений, но и самой жизни, существования. Так как существование само по себе исполнено скорби, то страдание будет возникать до тех пор, пока люди желают жизни и стремятся к возобновлению существований; они не только стремятся к существованию, но и производят его, совершая различные поступки, из которых возникает существование. Привязанность к жизни состоит как в наслаждениях и страданиях, так и в аскетизме, а, кроме того, в еретических мыслях, в числе которых в особенности упоминается аттавада — признание того, что Я существует само по себе.

Искусство жизни состоит, следовательно, в освобождении от привязанности к жизни, когда она утрачивает могущество и не влечет нас от существования к существованию. Каким образом это становится возможным, учит теория, которую Будда считал самой важной, но и самой трудной во всем своем учении, — теория последовательного ряда причинностей, или 12 причин (нидана), вводящих в бедствия жизни. Во главе этого ряда как главное зло стоит незнание (незнание четырех истин), потому что оно приводит к санкарам (или карману, поступку, делу), а эти опять к сознанию. В индивиде же действуют чувства, которые через соприкосновение с внешним миром производят ощущения. Из последних возникает танха — жажда; из нее — привязанность (упадана), в силу которой мы остаемся связанными с процессом переселения душ (сансара). Переселение же душ приводит к рождению, а с рождением приходят болезни, старость, смерть и другие страдания. Если из этого ряда устранить незнание, то все прочие звенья распадутся и вместе с ними уничтожится страдание. Поэтому надо усвоить в совершенстве четыре истины; тогда появится возможность освободиться от сансары и тем самым победить страдание.