Страдания юного Вертера. Фауст (сборник)
Шрифт:
Мефистофель
Счастливый путь! Потом поговорим. Расходятся.
Анаксагор
(Фалесу)
Какие доводы представить, Чтоб взгляд превратный твой исправить? Фалес
Послушна ветерку волна, Но прочь бежит от валуна. Анаксагор
След извержений – гор зигзаги. Фалес
Вся
Гомункул
(между обоими)
Простите, вторгнусь в вашу речь: И я хотел бы проистечь. Анаксагор
Фалес, ты б за ночь мог из тины Такие взгромоздить вершины? Фалес
Природы превращенья шире, Чем смена дня и ночи в мире. Во всем большом есть постепенность, А не внезапность и мгновенность. Анаксагор
Но здесь внезапный был толчок. Плутон внутри огонь зажег, Равнину газами Эол Взорвал, и холм произошел. Фалес
Допустим. Он стоит. Ну что ж? Какой ты вывод извлечешь? Мы времени с тобой не ценим, Занявшись этим словопреньем. Анаксагор
Из недр горы явились мирмидоны, Пигмеи, муравьи, народ смышленый, Трудолюбивый, хоть и мелкота, И заселили впадины хребта. (Гомункулу.)
Ты не мечтал о власти над толпой, Жил, оградясь своею скорлупой, Но, если изберешь судьбу иную, Тебя царем я здешним короную. Гомункул
Фалес, что скажешь? Фалес
Пропадешь. Средь малых действуя, мельчаешь, А средь больших и сам растешь. Ты тучу в небе замечаешь? Пигмеям, испуская клики, Пророчат гибель журавли. Так было бы и их владыке, Когда б тебя им нарекли. Тревога в карликовом стане! Всю тяжесть клювов и когтей Рука слепого воздаянья Обрушит на коротышей. Пигмеи сами виноваты, И если попадут в беду, То это должная расплата За мертвых цапель на пруду. За кровь, окрасившую воды, Вступились птицы их породы. Теперь ничто, ни шлем, ни щит, Виновников не защитит. Народ убийц забился в норы. А войско, не сдержав напора, Смешалось, дрогнуло, бежит. Анаксагор
(после некоторого молчания, торжественно)
Молился я подземным божествам, — Небесным надо поклоняться нам, Луна, Диана и Геката! Я обращаюсь в высоту И твой предвечный образ чту В трех этих именах, тройчатый! За бедный мой народ поратуй, Врагу попавший под пяту. Ты, животворная и углубленная, Ты, внешне кроткая, но непреклонная, Во устрашенье вражьих душ Свой гнев с небес на них обрушь! (Останавливается.)
Богиня
мне вняла до срока. Я сам не рад: Мольбой к владычице высокой Я пошатнул земли уклад. Все ближе, ближе и огромней Летящий сверху лунный шар. От ужаса себя не помню. Я сам навлек ее удар. Недаром носится молва, Что фессалийские колдуньи Сводили силой колдовства Луну на землю в полнолунье. Шар близится и потемнел. Готово! Стрелы молний, пламя! Богини голос прогремел! Ниц! Наземь пред ее стопами! Я вызвал эту тучу стрел, Я виноват кругом пред вами. (Падает ниц.)
Фалес
Чего-чего он только не видал! Признаться, ничего я не заметил. Безумна ночь, и он безумным стал. А месяц в высоте, как прежде, светел И в том же месте блещет, где сиял. Гомункул
Взгляни на холм, где скучились пигмеи. Гора была кругла, теперь острее. Я треск неописуемый слыхал. С луны обломок каменный упал И раздавил укрывшихся в канавах, Не разбирая правых и неправых. Но я хвалю тот творческий почин, Который, сверху действуя и снизу, В теченье ночи, как бы по капризу, Настроил столько гор и котловин. Фалес
Не думай! Эти горы – призрак мнимый, Пусть гибнет гномов гадостная тварь, И радуйся, что ты у них не царь. На праздник моря поспешить должны мы, Где от души нам каждый будет рад. Уходят.
Мефистофель
(взбираясь с другой стороны)
Едва вскарабкался на этот скат, Хватаясь за кривые корни дуба! Ах, оттого-то мне на Гарце любо, Что с серой схож сосновый аромат, А на дубовой этой лесосеке Не чувствуется запаха смолы. Хотел бы знать, чем нагревают греки В своем аду для грешников котлы? Дриада
Ты смыслом доморощенным хорош, А на чужбине этим не возьмешь. Чем к нам соваться со своим уставом, Ты поклонился б здесь святым дубравам. Мефистофель
Покинутый вдали родимый край Всегда в разлуке дорог, словно рай. Что жмется там за чудище тройное В пещере, освещаемой луною? Дриада
Там форкиады скорчились внутри. Не трусь, ступай к ним и заговори. Мефистофель
Охотно. Я стою и столбенею. Как я ни горд, а опозорен в лоск. Не может этого вместить мой мозг, Что эти дивы мандрагор страшнее! И смертный грех, видать, не так дурен, Раз с пугалами этими не сходен. Мы б выгнали из преисподней вон Таких неописуемых уродин. И безобразья крайнего черты Родятся здесь, в отчизне красоты! Еще зовут античной эту жуть, Наверное, считая славой мира. Но чудища зашевелились, чуть Меня вблизи почуяли, вампиры.
Поделиться с друзьями: