Страх Мудреца. Дилогия

Независимо от причины, Элли осушила чашку до дна.

Ее глаза по прежнему были также далеки от того, как они выглядели прежде.

Я вытряс другую меру измельченных в порошок листьев в чашку, наполнил ее водой, и держал ее перед темноволосой девушкой, чтобы дать ей выпить.

Мы стояли так в течении нескольких минут, моя рука была вытянута, ее руки неподвижно свисали по сторонам.

Наконец она моргнула и ее глаза уставились на меня.

– Что ты дал ей?
– спросила она.

– Дробленую велию, - мягко сказал я.

– Это антитоксин.

В говядине был яд.

Ее глаза сказали мне, что она мне не верит.

– Я не ела никакой говядины.

– Он был и в эле тоже.

Я видел, как ты пила его.

– Хорошо, - сказала она.

– Я хочу умереть.

Я глубоко вздохнул.

– Это не убьет тебя.

Это просто сделает тебя несчастной.

Тебя будет рвать и ослабит с мышечными судорогами на день или два.
– Я поднял чашку, предлагая ее ей.

– Почему ты заботишься обо мне, если они убьют меня?
– глухо спросила она.

– Если они не сделают этого сейчас, они сделают это позже.

Я предпочла бы умереть...

Она стиснула зубы прежде чем закончила предложение.

– Они не отравляли тебя.

Это я отравил их и тебе случайно попало немного этого яда.

Мне очень жаль, но это поможет уберечь тебя от более худшего.

Взгляд Крин поколебался на секунду, а затем снова обрел жесткость стали.

Она посмотрела на чашку, а затем зафиксировала свой взгляд на мне.

– Если это безобидно, выпей это сам.

– Я не могу, - объяснил я.

– Это вгонит меня в сон, а у меня есть чем заняться сегодня вечером.

Глаза Крин бросились к меховой кровати, выложенной на полу палатки.

Я улыбнулся нежной печальной улыбкой.

– Не такого рода вещами.

Она оставалась недвижима.

Мы стояли там долгое время.

Я слышал приглушенные звуки рвоты, доносящихся из леса.

Я вздохнул и опустил чашку.

Посмотрев вниз, я увидел, что Элли уже свернулась и уснула.

Ее лицо выглядело почти мирным.

Я глубоко вздохнул и поднял взгляд на Крин.

– У тебя нет никаких оснований доверять мне, - сказал я, глядя ей прямо в глаза.

– Не после того, что случилось с вами.

Но я надеюсь, что ты будешь.
– Я снова протянул кубок.

Она встретилась со мной глазами, не мигая, потом потянулась к чашке.

Она выпила ее в один глоток, немного поперхнувшись, и села.

Ее глаза оставались твердыми, как мрамор, когда она смотрела на стену палатки.

Я сел немного отдельно от нее.

Через пятнадцать минут она уже спала.

Я укрыл их обеих одеялом и посмотрел на их лица.

Во сне они были еще красивее, чем раньше.

Я протянул руку, чтобы убрать прядь волос с щеки Крин.

К моему удивлению она открыла глаза и посмотрела на меня.

Без мраморного взгляда, который был у нее раньше, она смотрела на меня темными глазами молодой Денны.

Я замер с моей рукой на ее щеке.

Секунду мы смотрели друг на друга.

Затем ее веки снова опустились.

Я не мог сказать, то ли наркотик утянул ее или она сдалась по собственной воле, чтобы уснуть.

Я устроился у входа в палатку и положил Цезуру между колен.

Я чувствовал гнев, как огонь внутри меня, и вид двух спящих девушек, был как ветер, раздувающий угли.

Я сжал зубы и заставил себя думать о том, что произошло здесь, позволяя огню яростно прогореть, позволяя его теплу наполнить меня.

Я глубоко вздохнул, укрепляя себя в том, что должно было произойти.

***

Я ждал в течение трех часов, слушая звуки лагеря.

До меня доносился приглушенный разговор, в форме предложений без каких-либо отдельных слов.

Он исчез, смешиваясь с проклятиями и звуками от больных людей.

Я сделал долгий, медленный вдох, как Вашет показывала мне, расслабляя свое тело и медленно считая выдохи.

Затем, открыв глаза, я смотрел на звезды и и выбирал время для расправы.

Я медленно разогнулся из сидячего положения и долго и медленно потянулся.

Крепкий полумесяц луны висел в небе и все выглядело очень ярким.

Я медленно подошел к костру.

Он сократился до угрюмых углей, которые мало что делали, чтобы осветить пространство между двумя фургонами.

Там был Отто, его огромное тело упало напротив одного из колес.

Я почувствовал запах рвоты.

– Это ты, Квоут?
– спросил он невнятно.

– Да, - я продолжил свое медленное передвижение прямо к нему.

– Этой суке Анне нельзя давать готовить баранину, - простонал он.

– Клянусь святым Богом, я никогда не был таким больным раньше.
– Он посмотрел на меня.

– А ты в порядке?

Цезура выскочила, кратко поймав лунный свет на свое лезвие, и разорвала ему горло.

Он встал на одно колено, затем свергнулся на свою сторону, окрашивая руки чернотой, когда они схватились за шею.

Я оставил его мрачно кровоточащим в лунном свете, не в силах кричать, умирающего, но не мертвого.

Я подбросил кусок хрупкого железа в угли огня и направился к другим палаткам.

Ларен поразил меня, когда я обошел вокруг фургона.

Он издал удивленный возглас, когда увидел меня выходящего из-за угла с обнаженным мечом.

Но яд сделал его вялым и он едва успел поднять руки прежде чем Цезура вонзилась ему в грудь.

Он задохнулся криком, когда он упал на спину, корчась на земле.

Никто из них не спал крепким сном из-за яда, так что плач Ларена заставил их вылиться из фургонов и палаток, пошатываясь и дико озираясь.

Две нечеткие фигуры, которые я знал, должно быть Джош и Френ, выскочили из открытой задней части фургона ближе всего ко мне.