Страх подкрался незаметно

– Значит, Хьюстон растратил-таки часть наследства?

– Около четверти миллиона, – ответил я. – Вбухал их в нефтяную скважину, в которой не оказалось нефти. Деньги провалились в колодец и пребывают там и поныне. Но тем не менее у Марты осталось более полутора миллионов.

– Я помню, читала об этом процессе в газетах. Кажется, он был приговорен за убийство первой степени.

– Точно. Сильвии Вест удалось убедить судей, что она непричастна к убийствам и что это Пит Ринкман спрятал труп в свинарнике, а потом помог Толвару переместить борова в клетке, вырыть труп и засунуть в мой багажник.

– А дело о наезде, в котором вас обвиняли? Вы тогда так скулили по телефону.

– Грир сдержал слово. Когда он узнал всю историю, ему уже ничего не оставалось, кроме как принять мою версию инцидента с Толваром. Так что он «позабыл» про то обвинение. – Я свирепо посмотрел на Фрэн. – Но я никогда не скулил по телефону.

– Значит, телефон был неисправен, – лениво ответила Фрэн.

– Ладно, а откуда такой интерес к делу Хьюстона?

Она бросила на письменный стол перед моим носом газету.

«Сегодня ночью Хьюстон умрет!» – было крупно напечатано на первой полосе.

Я прочел начало статьи, в которой кратко описывался процесс. Единственная новость сводилась к тому, что Хьюстон должен сесть на электрический стул сегодня в полночь.

– Это не помешает мне спать, – заметил я.

– Чтобы помешать вам спать, нужна блондинка с объемом груди тридцать восемь дюймов, – презрительно бросила Фрэн.

– Вы – рыжая, – сказал я, критически взглянув на нее. – И на вас свободная блузка, поэтому мне трудно определить, но я готов поклясться, что у вас объем не более тридцати семи с половиной. – Я встал и обошел письменный стол, чтобы приблизиться к Фрэн. – Знаете, что мы сделаем? Снимайте вашу блузку, и мы измерим, только не дышите так глубоко!

Ее серо-зеленые глаза внезапно потемнели.

– Нет, не надо! – сказала она и со скоростью света выскочила за дверь.

Я сел на свое место, закурил сигарету и стал просматривать другие газеты. Везде крупными буквами сообщалось о Хьюстоне. Он был новостью дня.

Зазвонил телефон, и я снял трубку.

– Мистер Бойд? – спросил женский голос.

– Я самый. Кто говорит?

– Дэнни! – проворковал голос. – Это Марта Хейзелтон.

– Как поживаете?

– У меня к вам просьба… – Она колебалась. – Большая просьба.

Я уже оказал ей пару услуг и подумал, что за десять тысяч долларов могу оказать третью.

– Слушаю вас.

– Вы такой милый, Дэнни! Отец сейчас в больнице.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Коронарный тромбоз… Не очень приятная штука… Послушайте, Дэнни, вот что: сегодня у слуг выходной день, и я одна. Вы знаете, что должно произойти в полночь?

– Хьюстон, – ответил я.

– Это, конечно, свидетельство душевной слабости, – проговорила она извиняющимся тоном. – Я целый день размышляла об этом и чувствую себя совершенно подавленной. Думаю, что не смогу одна вынести этот кошмар. Не составите ли вы мне компанию сегодня вечером? Пока все не окончится.

– Ну разумеется! С большим удовольствием. В котором часу вас устроит?

– Вы ведь понимаете, что это означает для меня, Дэнни, – тепло проговорила она. – Можете прийти около десяти часов?

– Хорошо.

– Еще раз спасибо, Дэнни. Я буду ждать.

Я ушел из бюро около половины шестого. Фрэн внимательно посмотрела на меня.

– Расслабьтесь! – бросил я ей. – Мир полон женщин, которые готовы перерезать другим горло ради совершенства бойдовского профиля. Я же страдаю по рыжей, у которой объем груди всего-то тридцать пять дюймов.

– Тридцать семь с четвертью, – поправила она. – Я проверила.

– Ну что ж, я готов подумать. Может быть, у вас есть маленький шанс поближе познакомиться с профилем греческого бога. И не думайте, что я преувеличиваю, я просто констатирую факт.

– Чтобы я убивалась из-за какого-то детектива-неудачника с потрепанным профилем?! – холодно сказала она. – На этот профиль бриллиантов не купишь, голубую норку – тоже. Его и на еду-то не хватит!

Я, может быть, многого не знаю, но когда надо исчезнуть, знаю отлично. Поэтому я исчез и отправился домой.

Я пропустил пару стаканчиков, открыл банку копченого лосося, хотя и не был голоден. Время шло медленно. Потом внезапно наступило девять часов. Пора собираться.

Точно в половине десятого я остановил машину перед зданием на Бикман-Плейс. Тридцать секунд спустя Марта Хейзелтон открыла мне дверь.

– Входите, входите, Дэнни, – сказала она, ослепительно улыбаясь. – Вы не можете представить, как я рада вас видеть.

Сбросив плащ, я прошел в гостиную. Большие поленья пылали в камине из белого мрамора, и в комнате было, пожалуй, слишком тепло. Но Марта была одета в соответствии с температурой гостиной. Ее белое нейлоновое кимоно, небрежно накинутое на пижаму, открывало узкие брюки, плотно обтягивающие ноги, и выглядело шикарно.

Диван стоял перед камином, а около дивана на маленьком столике – внушительная батарея бутылок.

Марта пристально смотрела на меня блестящими глазами.

– Идите сюда, садитесь на диван, Дэнни, – сказала она. – Так хорошо около огня! Налейте нам выпить и устраивайтесь поудобнее.

Ее голос чуть охрип.

– Звучит превосходно, – ответил я. – Что будете пить?

– Скотч, добрый старый скотч и никакого льда, Дэнни! Сейчас зима, зима моей тревоги… Откуда это?

Я подошел к столику и наполнил стаканы.

– А сколько вы уже выпили этого доброго скотча? – спросил я.

– Не мелочитесь! – недовольно произнесла она. – Думаете, я считала? Мне двадцать семь лет… Я в таком возрасте, когда можно делать что хочешь, и я настолько богата, что могу это себе позволить. Почему бы и нет? Ответьте, Дэнни Бойд.

Я сел рядом с ней на диван, держа в каждой руке по стакану. Она быстро схватила тот, который был ближе.

– За нас, мистер Бойд, – сказала она, поднимая стакан. – Мы его сделали. Ведь так говорят?

– Кто так говорит?

Она недовольно поморщила нос:

– Опять эти плебейские ужимки!

– А вы не стройте из себя шлюху! – немедленно парировал я.

Она фыркнула:

– Вы правы… Пейте, Дэнни, ведь живем один раз!

– Ага! Но тише едешь – дальше будешь.

Она осушила свой стакан одним глотком, словно умирала от жажды в Сахаре. Потом долго рассматривала его и наконец швырнула в камин. Он ударился о мрамор и осыпал горящие поленья тысячью осколков.

– Мой дедушка был казак, – сказала она заплетающимся языком. – Он насиловал женщин и убивал мужчин. Он дожил только до девятнадцати лет. Мораль ясна, Дэнни?